Ultio Ultionis

Три дня. Три дня в движении без остановок. Три дня без отдыха. Три дня без еды и воды. Три дня беспощадной насмешки. Три дня в ожидании треска рации. Три дня в ожидании следующих координат. Три дня поиска. Три дня похороненной надежды и искусственно созданного страха. Три дня с тех пор, как Джон Поуп забрал моего сына.

Несведущему свидетелю, я уверен, показалось бы, что я невменяем. Непричесанные волосы, немытое тело, мятая и грязная одежда. Бег со свирепой энергией среди заброшенных домов и парков. Снесенные двери, разоренные комнаты, дикие копания в грязи. Лишь одно слово нарушает тишину, и оно вылетает из моего рта. Хел. Затем, после болезненно долгих мгновений напряженных движений и безумного поиска, попытки преодолеть уныние и отчаяние рушатся на землю в моей собственной агонии. Если бы кто-то сейчас был моим зрителем, какие мучительные вопросы заполонили бы его разум? Кто такой Хел? Почему этот человек так отчаянно его ищет? Кто тот человек на другом конце радиоволны, которого незнакомец умоляет сказать о месте? Что привело к этому моменту? Так как я сейчас сижу здесь в ожидании следующих координат, эти мысли эхом звучат в моей голове. Кто такой Хел? Мой храбрый, упрямый, любящий сын. Мой мальчик, который за несколько коротких лет стал мужчиной, лидером. Знает ли он, как я уважаю его? О, Боже, говорил ли я ему когда-нибудь, насколько я горд человеком, которым он стал? Когда я найду его (и это должно быть именно «когда», если я не выбираю), мне необходимо сделать это, чтобы выразить, как я люблю его. Насколько я ценю то, что он делает, насколько уважаю его как солдата и лидера. Я не могу думать о том, что он, возможно, сейчас чувствует в руках Джона Поупа. Этот ненормальный псих! Как он мог предать свою семью таким ужасным способом? И еще… Трудно не заметить, что он был таким всегда. Что привело к этому? Причина в том, что я был слепым и гордым. Я виноват в происходящем с Хелом. Как я мог не заметить всего лицемерия в вынуждении Поупа выбирать пользу большинства вместо его близких? Я бы никогда не сделал подобного. Я бы этого не смог. Как бы я отреагировал, если бы действия Поупа привели бы к смерти Хела, Бена или, не дай Бог, Мэтта? Даже представление такой картины приносит с собой желание лечь на чертовы рельсы перед идущим на всех парах поездом! Так много мертвых людей…из-за меня? Поуп прав? Действительно ли я жертвую теми, кто около меня? Мои торжественные мечтания прерываются оживляющим рацию треском. — Наслаждаешься нашей маленькой игрой, Том? — с иронией произносит Поуп. — Поуп! — я бы хотел сдержать мольбу в своем голосе, но я сломлен. — Поуп, прошу! Ты был прав. Я должен был сделать больше для спасения Сары, я должен был найти другой способ! — Слишком поздно для раскаяний, Том! А теперь заткнись и записывай эти координаты! — кричит Поуп. Он выглядит окончательно запутавшимся. Боюсь представить, чем это может грозить для Хела. — Пожалуйста, Поуп. Хватит игр. Прошу, скажи мне, где мой мальчик. Он — моя жизнь. Он не виновен во всем этом! — я держусь за малейшую надежду, что мои слова пробьются к доброму человеку где-то внутри Поупа. — Не виновен? — его голос звучит слишком опасно. — Ты имеешь ввиду, как Лурдес? Как моя дорогая Сара?! В этой невинности вся соль. Заброшенная больница, в шести милях к западу, будь там не позднее полуночи. — Хел будет там? Поуп? Поуп?! — мои крики ушли в пустоту. Наш разговор был окончен. Я напряг свой разум, отогнав все нахлынувшие эмоции, и начал свое путешествие в одиночестве. Мои ноги будто налились свинцом, на сердце лежал камень, угрожающий раздавить меня. Невероятно сильное чувство волнения охватило мою душу, словно волна, опрокидывающая маленькую лодку в открытом море. Так или иначе, я знал, что Хел где-то рядом. Мои поиски были закончены. По идее, это должно было меня обрадовать, но в глубине души я понимал, что эта дорога может закончиться только болью и смертью. Как только мой взгляд коснулся небольшого здания клиники, я едва удержался, чтобы не побежать в обратную сторону, и неохотно приблизился к двери. — Хел? — осторожно, с опаской я позвал сына. - ХЕЛ?! — мой голос был полон непролитых слез. Я осмотрел всю больницу сверху до низу. И почувствовал странное облегчение… Здесь пусто. Еще есть надежда. Путь Хела не закончился на этом месте. У меня еще был шанс добраться до Поупа. Как всегда, его расчет времени безупречен, и устрашающе спокойный голос Поупа проникает в мои уши. — Том? Ты там, Том? — его голос стал ровным, как у марионетки…этот эффект был дезориентирующим. И, хотя это выглядело вполне бессмысленно, я вновь попробовал воззвать к его человечности. — Да, я здесь…Поуп…Джон. Я умоляю тебя, пожалуйста, прошу, не причиняй боль моему сыну. Пожалуйста, не наказывай Хела за мое высокомерие, — мои рыдания разлетелись по пустой больнице, оглушая меня звоном. — Поуп! Поуп! Пожалуйста, скажи мне, где Хел, — последовавшая тишина угрожала уничтожить меня. Я слышал стук своего сердца в собственных ушах. На мгновение мне показалось, что надежда возвращается, но тут три маленьких слова заставили мой мир пошатнуться. — Проверь на крыше, — исчезла издевка, исчезла злость, исчезли эти безумные разговоры сумасшедшего. Голос Поупа на этих словах был полностью лишен эмоций. Холодный, пустой, оставленный. Я собрался с мыслями и побежал наверх по лестнице, к двери, которая вела на крышу. Я стоял там, с ладонью на ручке, не в силах сдвинуться с места. Я знал, что бы я хотел найти на другой стороне. Но я не мог смотреть на него. Как? Наконец, после прошедшей вечности, поворачивая ручку двери, я вышел на крышу и понял, что месть Поупа завершена. Он уничтожил меня, смел подчистую. Ибо на холодной крыше заброшенного здания лежало тело моего сына. Я подбежал к нему, проверил пульс, хоть и знал, что не найду его. Как происходящее здесь может быть реальным? Я посмотрел на холодное, недвижимое тело сына, который смотрел в ответ с неким умиротворением. Я мог бы представить, что он спит, если бы не пулевое отверстие в его виске. С одним нажатием Поупа на спусковой крючок закончилась жизнь моего сына, а моя собственная жизнь погрузилась в безвыходную и темную пучину отчаяния. Я держал его в своих руках, как делал часто, когда он был маленьким мальчиком, я прижимал его к груди, и я плакал, в чернильной темноте этой ночи, такой же, какой стала моя жизнь.