Игра Тьмы

Порой время от времени в голове возникает вопрос: А что есть темнота?

      Темное ночное небо тяжелой пеленой нависло над школой Бекон Хилс. На нем не было видно ни звезд, ни одинокого полумесяца, что пару мгновений назад скрылся за тонкой вуалью медленно проплывающих облаков. Свет исходил только из фонарей, расположенных на школьной стоянке, желтый тусклый свет, которых не особо спасал от пугающей и обволакивающей все на своем пути темноты.       Стайлз сидел в машине, с включенным зажиганием, и не мог поверить в то, что минуту назад произошло в школьной библиотеке. В салоне был слышен гул мотора, но парень этого будто бы не замечал, оказавшись в немом оцепенении страха, сковавшего ледяными цепями его ноги и руки, отчего у Стилински не было сил нажать на педаль. Произошедшее крутилось в голове мелькающим калейдоскопом, вновь и вновь воспроизводя в памяти металлический скрежет, багровую кровь и изогнутое в неестественной позе тело Донована, пробитое насквозь железной балкой.       Пусть этот парень уже и не был на тот момент человеком, Стайлз видел свои испачканные руки в его крови и едва сдерживался, чтобы не закричать.       Он действительно это сделал?       Стайлз закрыл глаза и постарался успокоиться, но в голове тут же возникло воспоминание о том, как он почти не колебался, когда решил выдернуть крепление строительного леса. Стилински не мог придумать оправдание столь хладнокровному поступку. Да, он спасал свою жизнь, буквально вырывая ее из лап неведанного монстра, но поступил бы так же прежний Стайлз?       — 911, что у Вас произошло? — в трубке послышался женский голос, после недолгого молчания она повторила, — 911, доложите о случившемся.       Стайлз в ответ не мог произнести и слова, в состоянии аффекта он позвонил в службу спасения, хотя совершенно не должен был этого делать. Первым номером, который он должен был набрать в таком случае это номер мобильного Скотта. Но Стилински не хотел допустить того, чтоб друг узнал об этом. Парень не мог признаться ему, что убил Донована, пусть и не столь осознанно.       Он был уверен, что потеряет Скотта.       Чувство, как темнота сгущалась черным облаком в его сознании, не покидало его. Паника ворвалась в его разум, как сильный ветер в незапертое окно. Заметная дрожь прошла по его рукам, крепко — до побелевших костяшек — сжимавших руль джипа. Ему вновь было сложно определить, где иллюзия, а где реальность.       «- Как ты понимал, что все еще спишь? — в голове возник голос знакомого хмуроволка. После того как он побывал в объятиях Бордо, Стайлз начал сходить с ума, слова для него были непонятными символами, галлюцинации не давали покоя, разрушая его изнутри. И даже сон не являлся отдыхом, а лишь очередным не простым испытанием Ногицунэ.       — Считал пальцы, во сне их было больше…»       В одну секунду выйдя из оцепенения паники, Стайлз открыл глаза и посмотрел на свои руки, ощущая в висках, как бешено билось его сердце. Десять. Заметив то, что прибывший на проверку полицейский сообщил по рации, что все в порядке, тело Стайлза напряглось. Он снова бросил мимолетный взгляд на руки, и как только патрульная машина скрылась со школьной парковки, Стилински вышел из джипа и неуверенными шагами направился в школу. Очередной приступ паники сковал мысли до одной: он видел Донована, помнил, как его пронзило насквозь железной балкой, и мог вспомнить даже этот звук… Неужели это все игра воображения как тогда с капканом на ноге?       Когда Стилински вернулся в библиотеку, он, обессиленный, едва не рухнул на колени от осознания того, что его страхи обрели форму, и случилось то, чего он так боялся — тело Донована пропало, и строительный лес был в порядке, словно ничего и не происходило. Даже книги, которые Стилински снес с полок во время драки, стояли на своих местах.       Его разум вновь играл с ним, как любил это делать Ногицунэ. И благодаря этому, теперь парня одолевали сомнения — было ли это все на самом деле или он вновь начал сходить с ума?       Словно нечто материальное Стайлз ощущал в себе забытое чувство, отдававшееся в его памяти сладким чувством дежа вю. Это забытое название крутилось у него на языке, и его было так сложно поймать. Тьма — то чувство, что парень уже испытывал однажды, в то время, пока он являлся марионеткой Темного Лиса, царствовавшего и питавшего силы из величественного древа Неметон.       Стилински уже было свыкся с мыслью, что стараниями команды Ногицунэ побежден, что теперь он вновь заперт под корнями Неметона и все прошлое, связанное с ним, казалось, можно было забыть как плохой сон. Но Темный Лис словно оставил внутри Стайлза частицу своего духа, осколки души, которые подобно семенам ядовитого растения проросли и распустились бутонами паники и страха. В голове сами по себе возникли слова на неведомом парню языке, интонация монстра и его знакомое лицо, что было скрыто под бинтами. Бушующие чувства только способствовали возникновению паранойи, от которой, казалось, что кто-то следует за ним во тьме, ступая бесшумно, как затаившийся хищник на охоте.       — Убийца, — послышался хриплый голос за спиной, услышав который парень дернулся, словно почувствовав, как электрический заряд прошелся по его телу. Парень посмотрел в зеркало заднего вида, не зная чего боясь больше: того, что увидит чью-то тень за спиной или же не узнает своих глаз, отражающих темную сущность.       Убийца… — ведь именно из-за него погибла Эллисон.       Было страшно допускать какие-либо мысли, что монстр остался в его сознании. Затаился, выжидал, медленно — теперь уже осторожно, стараясь сохранить сосуд — отравлял его, все глубже и глубже пуская черные корни в душу парня. Выискивал момент, когда можно было бы заявить о себе, продолжить игру, и вернуть контроль над полюбившейся марионеткой, вновь перевязав душу ниточками. В голове все еще не угасало чувство, которое запечатлелось в памяти в следующее мгновение после смерти Донована — облегчение теплой волной пронеслось по венам, разрушая леденящие оковы страха. Ногицунэ черпает свою силу из боли и несчастий, раздора и хаоса.       Однажды Стайлз прочитал, что — темнота в действительности есть отсутствие света, надежды, любви, дружбы — всех тех светлых моментов, ради которых человеку хочется жить. И теперь он понимал, что чувствовал: его свет постепенно угасал, освобождая больше пространства для темноты. Поэтому иногда в его голове возникал вопрос:       - А что есть темнота?       Никто не скажет, ведь никто не знает правильного ответа, но Стайлз ясно осознал одно:       - Темнота никогда не исчезает бесследно.