Все будет хорошо

– Все будет хорошо, – фраза, единожды слетевшая с губ, оставляет горький отпечаток в сознании. Никогда. Никогда не стоит говорить ее тому, кто ждет поддержки. Нет. Тому, кто ждет надежды. Ты подаришь ему то, чего нет. Ложь… Сто раз подумай, прежде чем сказать это. – Н-но… – только растрепанный парнишка собрался возразить, глядя на блондина из-за широких стекол очков, как оказался перебит тяжелым вздохом и усталым хриплым голосом, повторяющим вновь: – Все будет хорошо. Что может быть хорошо, когда кто-то, кто очень дорог тебе, готов исчезнуть в один миг? Этот миг с болью в сердце стекал по пальцам, окрашивал бледные теплые ладони, выставленные перед собой, кровью. Каждая секунда… Была так дорога. Безумно было все, что происходило сейчас. Карие глаза покрылись прозрачной пеленой слез, видеть через которую было почти невозможно. Голос срывался сам собой, крича только в голове – горло сдавили слезы, говорить было невозможно. – Элиот, почему? – вполголоса, едва слышно произнес Лео. Под темными волосами не было видно, куда направлен взгляд парнишки, но Элиот и без этого чувствовал – Лео смотрел на него. Смотрел так, как раньше никто бы не осмелился смотреть на Найтрея. Наверное, он смотрел на него так всегда. Какая ирония, что он заметил это только сейчас. Тихий смешок. Что? Хрипя и шаркая тяжелыми ногами по полу, Элиот медленно подошел к своему слуге. К своему. И из последних сил улыбнулся. Без надменности, искренне. Так, как улыбаются тогда, когда поддерживают и пытаются сказать, наставить на путь истинный и помочь. Хрупкие прозрачные слезинки одна за другой скатывались по бледным от нехватки солнца щекам Лео. Разве он мог что-то сделать? Почему он улыбается? Ведь это он виноват. Он. Так почему?.. Элиот… Ты всегда останешься таким. Светлым и чистым, каким был раньше. – Я уверен… что все будет хорошо, – та же застывшая на губах улыбка и повторяющаяся вновь фраза, почему-то вызывающая столько боли и обиды, когда все должно быть наоборот. Ладонь блондина мягко легла на плечо Баскервилля, а губы, как прежде, были изогнуты в спокойной и чистой, искренней теплой улыбке. Лео видел кровь, быстро пропитывающую светлую ткань. Слишком быстро. Он видел, с каким трудом дается Элиоту каждый шаг, видел, как искажались черты его лица – всего лишь на секунду, но он все равно видел, буквально чувствовал его боль. И понимал, что виноват в этом он, и только он. От этого осознания буквально разрывалось сердце. Элиот не видел глаз Лео. Но ему это было не нужно. За эти несколько лет он научился чувствовать своего слугу, как никто другой. Глаза – зеркало души? Пф. Бред собачий. Если тебя ничего не связывает с другим человеком, ты никогда не сможешь увидеть, что он испытывает на самом деле. А Элиот видел, и сейчас он видел лишь огромное сплошное всепоглощающее чувство вины. Этот идиот, как всегда, винил во всем себя. Хах. Глупый слуга. – Лео… Паренек вздрогнул и отвел полный грусти взгляд, не кусая губы, но спокойно смотря в сторону, чтобы хоть как-то сдержать не прекращающийся поток слез или наоборот – дать ему волю, но так, чтобы он не видел. Ведь Лео слуга. А слуге нельзя плакать перед своим господином. Уход каждой секунды сопровождался парой новых чистых кристальных слезинок, а теплый взгляд голубых глаз следил за ними, подбирая каждую, пока кровь продолжала окрашивать одежды в неприятный предсмертный алый цвет. Он не хотел, чтобы Лео плакал. Он с самой первой их встречи искренне желал, чтобы у этого маленького тощего лохматого парнишки, напоминающего ему брошенного котенка, не было даже повода расстраиваться. Безмерно желал. И сейчас, раз уж у него есть такая возможность, он должен был успокоить его. Хотя бы попытаться. Тихий кашель и плевок в сторону. – Лео… – Не смей! – вскрикнул взъерошенный мальчишка и одним резким шагом сократил расстояние между парнями до бесконечно незначительного, осторожно обнимая юношу и тихо всхлипывая тому в плечо. Обнял как можно бережнее, пока не было поздно. Чтобы почувствовать с каждым мигом все быстрее уходящее родное тепло. Чтобы запомнить его и не отпускать до последних мгновений своей жизни. Едва заметное удивление на хрупких чертах лица вновь сменилось приятной и даже понимающей улыбкой. Элиот закрыл глаза, пошатнулся, всем своим весом опираясь на брюнета. Сознание ускользало с самых кончиков пальцев. Он больше не мог. «Прости, Лео».