Душа

Мелодичное мурчание привлекает внимание колдуньи, заставляя вынырнуть из собственных раздумий. Десидерата фон Сьютс машинально касается темной шерстки своего фамильяра, лежащего на коленях, с усмешкой замечая, как кот недовольно шипит в ответ. Холбрук не любит этого – стесняется своей второй, животной сущности, которая, как и любой другой кот, жаждёт ласки. Проведя пальцами вниз по спине с проступающими на ней трогательными позвонками, она вздрагивает, когда кот, вырвавшись, чуть не оцарапывает её. Он, перепрыгнув на высокий подлокотник софы, прожигает её недовольным взглядом. Изящный, словно статуэтка, и обманчиво хрупкий фамильяр, способный разорвать любого, кто попытается причинить ей вред. Десидерата невольно улыбается, нарочито виновато отводя глаза. Холбрук выглядит довольным, острые ушки подрагивают, а взгляд огромных светло-карих глаз слегка теплеет. Она постоянно забывает о словах, что он неустанно повторяет: “Я не какой-то глупый блохастый кот, которому нужно, чтоб его чесали за ушком!”. О, нет, разумеется, он совсем не глупый и не блохастый кот, а чистокровный, да более того вообще человек, хоть и погибший много лет назад и её стараниями обращенный в волшебного духа. Но в конечном итоге он неизменно оказывается на её руках, мелодично, уютно мурча и подставляясь под ласку. Вероятно, улыбка проскальзывает по её лицу, потому что фамильяр, умудряясь даже в нечеловеческом виде выглядеть обиженно, отворачивается от неё.

* * *

– Смотри по сторонам, дамочка, – резкий окрик заставляет её поморщиться, и она медленно оборачивается, проводя тонкими пальцами по плащу, стряхивая с него пыль. Виновный сам в столкновении мужчина обводит изрядно косящими от выпивки глазами таверну, с ухмылкой слыша гул одобрения. – Я пролил свой эль из-за тебя. В его голосе – обвинение и угроза, он явно ожидает, что его покорно угостят другим, Десидерата фон Сьютс же только усмехается, отступая на шаг и поднимая руку, готовая сотворить заклинание. Появившаяся из ниоткуда фигура становится неожиданностью и для неё, а грубиян, требующий купить выпивку, и вовсе испуганно кричит, падая наземь. Светло-фиолетовый камзол на смазанном от движения силуэте Деседирата узнает в следующий миг, как и темные, слегка вьющиеся волосы и легкую щетину на побледневшем лице своего фамильяра. Холбрук сидит на поверженном противнике: собранный и готовый к попытке сопротивления, крылья его носа дрожат, а глаза поблескивают внутренним, опаляющим огнём. Более узкий в плечах, подтянутый и почти изящный по сравнению с бугаем-хамом, он выглядел бы едва ли не комично, не знай Десидерата, что в его жилистом, сильном теле хватит сноровки перегрызть глотку тому, кто посмел тронуть её даже пальцем. – Холбрук, – тихо окликает Десидерата, и, обернувшись к ней, щеголь в фиолетовом втягивает воздух, прикусывая нижнюю губу, и смотрит слегка расфокусированным взглядом темных, словно поглощающих в себя пламя десятков чадящих свечей, глаз. – Не нужно. Колдунья подходит ближе и касается его плеча, успокаивающе проводя по нему пальцами, зная, как сложно ему усмирить свою звериную сущность и не менее пылкую человеческую. – Он ничего мне не сделал, – продолжает колдунья, когда фамильяр, отпустив края кожаного камзола соперника, ошарашено смотрящего на него и её, поднимается. – Убирайся прочь, – добавляет фон Сьютс, обращаясь к бугаю, который тут же послушно исчезает. – Ничего не сделал? – переспрашивает Холбрук, посылая ему вслед тяжелый взгляд, от которого тот невольно спотыкается, и, замечая его сжатые кулаки, Десидерата тепло и благодарно улыбается, подходя к свободному столу и приглашающе указывая на стул напротив себя. – Он набросился на тебя! – Я справилась бы с этим и сама, – произносит колдунья, немного хмурясь. Хозяин таверны, уже знающий, кто она такая, оставил это происшествие незамеченным, но едва ли он поступил бы так же, перережь её фамильяр глотку пьянчуге своими когтями. – Ты разве не хотел остаться в карете? – Книга была неинтересной, – криво, одним уголком губ ухмыляется Холбрук, твёрдо отвечая на её взгляд. – Да и почувствовал, что нужен тебе. Фамильяр всегда ощущает потребность в нём, как и Десидерата знает, когда он нуждается в ней. Десидерата кивает подошедшей служанке, наблюдая из-под полуопущенных ресниц за тем, как та ставит перед Холбруком поднос с мясом и овощами и наливает густое вино, успевая при этом заигрывающе улыбнуться и даже каким-то образом коснуться рукой его плеча. Он стоически переживает это, немного хмурясь, а в следующий миг он уже слишком увлечён едой. Даже духи-фамильяры порой испытывают голод, или же просто наслаждаются вкусом, она не знает точно. Мимолетно оглядывая таверну, она замечает, что теперь на неё смотрят с куда большим уважением, как и на её спутника. Будь они где-то в небольшом городке, практически принадлежащем ей, или же в одной из трёх деревень того округа, подобное уважение было бы оказано сразу. Но здесь же, вдали от дома, в вынужденной поездке к дальней родственнице... Десидерата усмехается своим мыслям – у города есть лорд-мэр, вот только за помощью, когда появляется мор или ещё какая болезнь, когда на дорогах засилье разбойников, или другая напасть, обращаются обычно к ней и её верному фамильяру. Взяв кубок, она подносит его к тонким губам, делая крошечный глоток. Вино, разумеется, не такое, что она привыкла пить дома, но хозяин явно дал лучшее, что есть, боясь её прогневать. – Будь менее импульсивным, – все же произносит она, смотря на облизывающегося Холбрука, любовно глядящего на последние куски мяса на своем блюде. – Мне не хотелось бы, чтобы на тебя накинулась вся городская стража из-за какого-то хама. – Боишься за них? – он иронично вздергивает бровь, поднося пальцы к губам и облизывая их, умудряясь выглядеть при этом скорее крайне соблазнительно, чем отталкивающе. И, несмотря на то, что он шутит, ведь не причинит никому вреда без должной причины, Десидерата действительно немного боится. – Госпожа, – слуга в светлой ливрее почтительно кланяется им, распахивая дверцу кареты, запряженной двумя гнедыми жеребцами. – Господин. Стянув с плеч подбитый горностаем плащ, Десидерата оправляет воротник-стойку на платье, прежде чем сесть. С мгновение они стоят, а в следующую секунду звучит стук подков о пыльную землю не слишком приветливых краев. Накрыв колени плащом, колдунья смотрит на увлеченного книгой Холбрука – кажется, ему не мешает ни время от времени звучащий резкий голос кучера, ни тусклый свет, освещающий просторную, комфортабельную карету. Подняв руку, она плавно поводит ладонью, и сорвавшиеся с их кончиков бледно-голубые огоньки разрастаются, взмывая в воздух и замирая под потолком. – Благодарю, – бархатный голос звучит признательно, но Холбрук даже не поднимает глаз, продолжая скользить взглядом по странице книги. Откинувшись на обитую мягкой тканью высокую спинку лавки, Десидерата смотрит на своего фамильяра, с трудом сдерживаясь, чтобы не пересесть к нему, устало прислоняясь головой к его теплому плечу, словно созданному для поддержки. Смерть двоюродной сестры, которую она едва знала, подкосила сильнее, чем ожидалось. Та была старой, чересчур старой, даже по меркам живущих всего немного меньше, чем волшебники, ведьм. Но все равно, эта смерть выглядела... внезапной, если не сказать подозрительной. Взгляд Десидераты невольно скользит по лицу спутника: бледная, почти фарфоровая кожа, трогательные ямочки на щеках и длинные иссиня-черные ресницы, скрывающие светло-карие, глубокие глаза. Сложно поверить в то, что он тоже практически мёртв. Холбрук замечает её пристальный взгляд, отрываясь от книги и слегка приподнимая брови, игриво ухмыляясь. И в человеческом облике он всегда напоминал ей кота – возможно, при жизни обладал подобными повадками, колдунья не знает, она встретила его после смерти, отбивая от рук бесчеловечных разбойников и вырывая из лап небытия. Она ощущает слабую волну тревоги, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к своей интуиции. Холбрук же, в обеих своих сущностях обладающий ещё более острыми животными инстинктами, подбирается, напряженно замирая. В какой-то миг Десидерате даже кажется, что в его темных волосах появляются подрагивающие в ожидании чего-то заостренные кошачьи ушки, но это скорее обман зрения, чем правда, её фамильяр прекрасно себя контролирует, и та, вторая, часть его сути проявляется лишь при необходимости. – Что ты чувствуешь? – Девушка, – отвечает он, втягивая воздух, и склоняет голову к правому плечу, хмурясь. – И... магия. – Её магия? – спрашивает фон Сьютс, немного рассеяно глядя в окно, едва скрытое тканью занавески. Не хотелось бы неверно поняв, помешать какой-то чародейке, просто практикующей магию на одной из лужаек. – Нет, – Холбрук качает головой, брезгливо поджимая губы: – Что-то темное, как сама ночь. Но Десидерата и сама уже чувствует это, в воздухе витает что-то тяжелое, неповоротливое, чернящее даже ведьминскую сущность своим присутствием. И, подаваясь вперёд, она, изящно сжав пальцы в кулак, стучит, привлекая внимание кучера. Женский вскрик звучит в тот самый миг, когда её правая нога в сером сапожке на каблуке касается земли. Холбрук, уже держащий в руке рапиру, проскальзывает рядом, его ловкая фигура почти в ту же секунду оказывается в гуще сражения. Трое существ – иначе Десидерата не может их описать, вооружены только острыми когтями, обнаженные по пояс, они покрыты десятками незаживающих, грубых шрамов, а их крошечные, неживые глаза горят красным огнём. Острие рапиры фамильяра рассекает щеку одного из противников, ещё один удар, и кровь струится по лезвию, стекая на землю, но существо, словно не замечая пронзившей сердце раны, продолжает наседать. Лежащая на земле девушка торопливо отползает в сторону, расширившимися от ужаса глазами смотря на то, как Холбрук отточенными, скупыми движениями рапиры не позволяет тварям приблизиться к себе. Глядя на попавшую в беду девушку, колдунья чувствует в ней нечто, что не может объяснить, но в следующий миг она забывает об этом: одно из человекоподобных существ, выглядящих так, словно оно прошло комнату увитую паутиной, собирая всю её, умудряется задеть её фамильяра. Слизывая кончиком языка кровь с разбитых ударом зацепившего его кулака губ, Холбрук отступает, но лишь для того, чтобы миг спустя наброситься с ещё большим пылом и азартом, застывшим во влажно поблескивающих глазах. Стремительным шагом подходя ближе, Десидерата поднимает обе руки на уровне груди, нашептывая бесконечные слова заклинаний, наводя чары. Одна из массивных, полуобнаженных фигур тут же падает наземь, словно подкошенная, а обернувшийся к ней Холбрук усмехается, задорно подмигивая. Существа подняты магией – черной, клубящейся тьмой, кому как не колдунье это чувствовать, но волшебный дух замечательно справляется с ними, оставаясь при этом чистым. Грязь, похожая на глину, не липнет к его сути, Десидерата видит это волшебным зрением, завороженная ярко-полыхающей душой фамильяра у его сердца. Кажется, именно там у чародеев их Дар, а у обычных людей – душа, и только ведьмы остались не у дел, зияя дырой в груди, которую ничем не заполнить. Резко поведя рукой, она вновь бормочет проклятья, видя, как ноги второго существа начинают осыпаться комьями глины, человеческая плоть исчезает, чары, оживившие это существо, развеиваются. Нисколько не запыхавшийся Холбрук выглядит так, словно занят неспешным танцем на одном из званых вечеров, Десидерата не удивилась бы, оглянись он к ней и успей отпустить галантный комплимент. Всего пара движений, и последний из необычных противников оказывается прижатым к земле без её помощи. Фамильяр, выпуская когти и не пользуясь рапирой, располасывает мощную шею, морщась от вида отвратительно-атрацитовой крови, потоком хлынувшей к будто бы не желающей принимать её земле. Он отступает на несколько шагов, опуская оружие, чтобы уже секунду спустя оказаться рядом с потерявшей сознание девушкой, с беспокойством оглядывая её. – Она жива? – спрашивает он, оборачиваясь. С нижней губы все ещё сочится кровь, на щеке пара царапин, но помимо этого и испачканной черной кровью темной штанины, фамильяр совершенно невредим. – Разумеется, – не глядя на светловолосую девушку и ощущая крошечный укол ревности, когда тонкие, изящные пальцы Холбрука касаются открытой шеи, ища пульс, подчеркнуто безразлично отвечает Десидерата. – Возьми её на руки, отвезём её к нам, нужно удостовериться, что она в порядке. – Кто Вы? – голос очнувшейся девушки дрожит, она неотрывно смотрит на колдунью, и видящая в её глазах страх Десидерата ободряюще улыбается. Выходит, кажется, не слишком хорошо. Определенно хуже, чем у Холбрука, умеющего очаровывать всех своими безупречными манерами и обаянием. – Вы волшебница? – Колдунья, – исправляет она, кивая и тонко улыбаясь. – А он... Взгляд девушки, сидящей на лавке напротив, рядом с её фамильяром, скользит к нему, судя по той тени, что пробегает по миленькому лицу с большими голубыми глазами, она видела, как во время сражения обратная сторона его ладони покрылась короткой жесткой шерстью, а ногти обрались острейшими когтями. – Он оборотень?.. – она затаила дыхание, словно разрываясь между двумя желаниями – приблизиться к нему, тому, кто спас её, и одновременно с этим оказаться как можно дальше. – Он не... Десидерата видит, как он выглядит обиженным, почти оскорблённым, сверкая глазами и разве что не шипя. Будь он сейчас обращенным, шерстка на холке топорщилась бы, фон Сьютс в этом уверена. – Фамильяр, – строго перебивает Десидерата, с трудом сдерживая усмешку. – Разве они существуют? – Конечно, – отвечает ведьма, теперь уже открыто, с улыбкой, потешаясь над выражением лица Холбрука. – Ты видела этих тварей, видела мою магию и то, как он расправился с ними, пользуясь и когтями тоже, но все ещё не веришь в него? – Нет, я... Просто, – девушка смущенно отводит взгляд, быстро посмотрев на сидящего рядом и нервно сжимая ткань платья, покрытого пылью и комьями налипшей грязи. – Мяу? – насмешливо протягивает Холбрук, криво усмехаясь и поднимая брови. При этом звук странным образом больше похож на рычанье дикого и большого хищного кота, чем пушистого и невинного – домашнего. – Разве я кажусь таким бесплотным? – Нет, вовсе нет, – все ещё смущенно произносит девушка. – Благодарю. Если бы не вы, я... – опомнившись, она представляется: – Мое имя Маргарет Артс. – Десидерата фон Сьютс, – благосклонно отвечает колдунья, по-прежнему с любопытством разглядывающая Маргарет. – Холбрук – мой фамильяр. Взгляд девушки, и так уже прикованный к Холбруку, становится ещё более увлеченным, после его улыбки, с которой он слегка склоняет голову в полупоклоне. – Я достаточно реален, тебе не кажется? Можешь прикоснуться... – Маргарет, – чуть резче, чем хотела, перебивает своего фамильяра Десидерата, вглядываясь в окружающую девушку плотную ауру, не в силах её сразу прочитать. – Чем же ты заинтересовала этих существ или того, кто их послал? – Не думаю, что я могу быть им интересна, – отвечает Артс, наконец, отрывая взгляд от Холбрука и смотря на неё. – Я простая травница, помогаю своей тётушке в лавке, возвращалась в деревню, и тут... это произошло. Я простая девушка. – Сомневаюсь в этом, – произносит Десидерата без тени неприязни. Только сейчас она сумела разобрать то, что видела клубящимся в прозрачно-голубой, яркой ауре, повторяющей цвет светлых глаз девушки. – У тебя дар предвидения, дорогая. – То есть я чародейка или колдунья? – ошарашено произносит Маргарет, и фон Сьютс видит, как она незаметно льнёт к плечу её фамильяра. – Не совсем, – прищурившись, но поняв, что ревновать не имеет смысла, отвечает Десидерата. Девушка, несмотря на определённую наглость, все же нравилась ей – откровенно говоря, будь она на её месте и попади в подобную ситуацию, тоже бы воспылала чувствами к своему спасителю. – Твой дар иного толка, – поясняет она, видя, как Маргарет ловит каждое её слово. – Он может проявиться совсем скоро, а может не проявиться и в течение пары лет. Вот только ведьма, пожелавшая его отнять, почувствовала его уже сейчас. – Ведьма? – переспрашивает Холбрук, смотря на неё, и Десидерата, отвечая на его не высказанный вопрос, едва заметно кивает. Да, она почувствовала это – чужую магию, энергетику ведьмы сложно спутать с другими чарами. – Не беспокойся, – продолжает колдунья, улыбаясь. – Мы поможем тебе. Они молчат: девушка обдумывает её слова, или же вновь вернулась сознанием на полчаса назад, когда все это случилось, а Холбрук с безмятежным спокойствием на лице смотрит в окно кареты. И, когда голова задремавшей Маргарет оказывается на его плече, Десидерата не сдерживает тихого хмыканья, переводя глаза к окну. Свинцовое небо потемнело ещё больше, щедрая рука высыпала на него тысячи ярких звёзд, а карета, скользящая по небесной глади, не сбавляет свой быстрый ход. Десидерата фон Сьютс бросает кусочек глины в котел, вглядываясь в кипящее варево, медленно вращающееся по часовой стрелке вслед за ложкой на длинной ручке. Ни её, ни любую другую ведьму нельзя назвать светлой или темной, их определяют скорее поступки, но то, что она видит сейчас... Это сама тьма, взирающая из преисподней, прибегнувшая к этой магии колдунья вероломна, отвратительна, и Десидерата уже сталкивалась прежде с нею. Магия изменилась – её структура, сила, и только поэтому она не поняла сразу того, что следовало: двоюродная сестра погибла отнюдь не от старости, часть её магии, её сути клубится сейчас отголоском в этом вареве. – Она уснула, – и почти сразу, с нотами беспокойства: – Что ты увидела, Дес? Оглянувшись на голос, Десидерата устало опирается о край стола, откладывая ложку, с густыми буро-зелеными каплями на ней. Холбрук уже переоделся: легкий темно-зеленый камзол расстегнут, открывая светлую рубаху с воротом, обнажающим шею и ключицы, а ещё влажные волосы уютно растрёпаны. Он – словно средоточие красок и энергий, это сразу бросается в глаза, стоит посмотреть на него глубоким, магическим взглядом. И само его присутствие позволяет дышать чуть спокойнее. Источающий тот же запах, что предшествует грозе и что-то терпкое, фамильяр легким шагом подходит ближе, заглядывая ей в лицо. – Это Беделия, – устало произносит Десидерата, вздыхая. – Она убила мою сестру, она отняла её силу и пыталась похитить эту девушку для того же, – с мгновение она молчит, видя, как Холбрук хмурится, темные брови почти сходятся на переносице, а рука успокаивающе касается её плеча. – И придет за мной тоже. – Пусть только попробует, – угрожающее рычание наполняет его голос, ноздри едва заметно подрагивают, а в глубине глаз мелькает яркая, светлая вспышка, будто пойманный всполох солнечного луча. – Я не позволю тебя убить. Десидерата делает крошечный шаг, подол её легкого, обнажающего руки, изящного платья едва заметно шуршит. Она смотрит на своего фамильяра снизу-вверх, чувствуя его пальцы, все ещё касающееся её обнаженного плеча. – Порой я жалею о том, что у меня нет души, – с горечью произносит колдунья. – Что не могу полюбить, только... привязаться. Она прижимается к его груди, вдыхая дразнящий сознание запах, наслаждаясь крепкими руками, заключившими в объятия, и слыша чуть замедленный, слишком спокойный для обычного человека, стук сердца. – Привязанность – тоже сильное чувство, – усмехается в ответ Холбрук, слегка покачивая её из стороны в сторону, словно убаюкивая, или же готовясь повести в танце. Но он не делает ни того, ни другого. Его губы – мягкие, обжигающий поцелуй отдает горечью вина. – Мне этого хватает. И я могу быть твоей душой, если желаешь. – Оракул? – Маргарет удивлённо повторяет за ней, садясь в кресло. Холбрук, сидящий в таком же кресле напротив, усмехается, кусая желтый бок очередной груши. – Да, – кивает Десидерата, отводя глаза от своего фамильяра и смотря на девушку. – Насколько мне известно, волшебники занимаются обучением таких, как ты, хоть твой дар и разительно отличается от их собственного. Уверена, не пройдет и пары дней, как они почувствуют твою очнувшуюся силу и пришлют кого-то за тобой. Маргарет молчит, колдунья же снова смотрит на Холбрука – он вытирает сок с уголка губ, деятельно облизываясь кончиком яркого языка. Груши в начале недели принесла добродушная селянка, чью дочку она спасла от горячки целых два месяца назад. Здешние жители прекрасно знают, чем порадовать её извечного спутника, да и её саму, и их благодарность не выветривается быстро, подобно едкому дыму. – Тебе не стоит беспокоиться о том, что случилось – колдунье не по силам тягаться с Орденом, – продолжает Десидерата, замечая, что не она одна смотрит на фамильяра. – А вам? Вы помогли мне, убили этих её существ, ведьма ведь пожелает отомстить?.. – Об этом не беспокойся, – Холбрук ловко поднимается со своего места, беря серебряный кувшин и разливая вино по трём хрустальным кубкам, чтобы уже пару мгновений спустя галантно предложить его им. Он обезоруживающе улыбается, добавляя: – Она не первая, кто желал нам смерти. Как видишь, мы ещё живы. Маргарет выглядит подавленной и виноватой, беря кубок, она делает несколько глотков вина, провожая взглядом вернувшегося в свое кресло Холбрука. – Эта колдунья знала обо мне, – успокаивающе улыбнувшись, произносит фон Сьютс, слегка склоняя голову. – И до того, как мы помогли тебе. Здесь скорее ты – случайная цель. Пару минут они молчат, Холбрук вновь занят грушами, сок бежит по его пальцам, он едва не прикусывает губу от наслаждения, беря очередной сладкий фрукт, и Десидерата невольно улыбается этому. Он мелодично мурлычет себе что-то под нос, заставляя Маргарет заинтересованно поднять голову. – Так значит Вы... кот? – смущенно спрашивает она и, дождавшись кивка, ещё больше смущаясь, неуверенно, но в то же время возбужденно сверкая глазами, продолжает: – Можно погладить? Холбрук давится кусочком груши. Чародей прибыл за Маргарет на следующий же день. Десидерата, вспоминая это, смотрит в зеркальную гладь перед собой, поправляя воротник горностаевой шубы, накинутой поверх темного платья из плотной фактурной ткани. Там, где живет Беделия гораздо прохладнее, чем здесь, в её родных землях. Десидерата прикрывает глаза, вновь видя ту тьму, замеченную в вареве котла – слишком мощная, слишком изощренная, она... пугает. Хлопок из другой комнаты заставляет её вздрогнуть, подбирая полы шубы и бросаясь в гостиную, краем уха слыша, как Холбрук торопливо спускается по лестнице. Его шаги легкие и вкрадчивые, и для простых смертных они бы и вовсе были неслышными. Блеклая фигура посреди гостиной ухмыляется, колдунья с волосами цвета воронового крыла, забранными в высокую прическу, насмешливо окидывает взглядом её фамильяра. Десидерате не нравится, когда смотрят так. Особенно на него. По спине пробегают сотни мурашек, несмотря на растопленный в комнате камин и плотно закрытые окна, но колдунья знает, что это не от холода. От страха. – Это тебе не поможет, блохастый, – цедит Беделия, кивая в сторону рапиры в руке фамильяра. Её фигура словно соткана из тумана, Десидерата знает это колдовство, оно переносит ведьму на огромное расстояние, в то же время оставляя её тело в безопасности. Холодное оружие тут действительно не поможет, только магия. – Прочь с дороги, возможно, я даже оставлю тебя в живых. Приручу. Холбрук рычит, бросаясь вперёд и замахиваясь рапирой, пружинисто подпрыгивая, он обрушивается на силуэт Беделии, вторгшейся в их дом, вот только острое лезвие, как и он сам, проходят сквозь колдунью без какого-либо сопротивления. Беделия смеется – по коже Десидераты, медленным шагом пересекающей просторную комнату, пробегают волны все новых и новых мурашек от того, насколько безумным звучит этот холодный и неприятный смех. Окутанная сероватыми клубами тумана ведьма вскидывает руку, одним взмахом поднимая фамильяра в воздух. Он, напрягая все мышцы, пытается вырваться из этой магической хватки, но ничего не удается, ему остается лишь барахтаться в ставшем вязким воздухе, изгибаясь до хруста в костях. Фон Сьютс не успевает ничего сделать, как Беделия швыряет Холбрука в стену. Вскрикнув от ярости, Десидерата бросается вперёд, вскидывая обе руки, словно желая обнять незримый, стремительно увеличивающийся шар. Возникающие у её запястий искры сплетаются в стремительно пронзающие воздух цепи, они опутывают победно улыбающуюся Беделию, вот только она едва это замечает. Ещё один взмах руки, и Десидерата стонет от боли, хватаясь за располосованную невидимым ножом щеку, нашептывая заживляющие заклинания и чувствуя, как кровь перестает идти. Беделия оглушительно сильна – даже без своего тела, что должно было ослабить её, она с легкостью отбивает проклятья, играючи кружа по комнате. Десидерата ощущает, как магия утекает, несмотря на попытку фамильяра поделиться ею. Она видит Холбрука, слабо опирающегося ладонями о пол и неотрывно смотрящего на противницу, чувствует, как его энергия наполняет её саму, видит стекающий по его виску пот... – Ты умрешь, – бросает Беделия, отбивая ядовито-зеленую вспышку тут же потемневшей обратной стороной ладони. Чары стекают по складкам её светлого плаща, падая наземь. – И твой дрянной кошак ничего не сможет с этим сделать, только зря пытается. Фон Сьютс видит, как побледнел Холбрук, кажется, ещё мгновение, и он потеряет сознание. Она тоже ослабла, впрочем, как и Беделия, несмотря на весь её показавшийся в первые минуты безграничным потенциал. – Хотя он силен, с этим не поспоришь. Огненная вспышка, сорвавшаяся со стиснутых пальцев Десидераты, тает, так и не добравшись до своей цели, Беделия расставляет руки, плетя новые, отталкивающе-черные чары. Возможно, именно ими она расправилась с её двоюродной сестрой, понимает Десидерата, чувствуя захватывающее сознание отчаяние. Они выжмут Беделию до последней капли, она отчетливо знает это, колдунью можно будет убить и слабейшим ударом, но к тому времени она сама уже будет мертва от этого ослепляющего огня – это фон Сьютс тоже понимает. Связь между ней и фамильяром, что прежде перекачивала его магию в неё, с хрустальным перезвоном лопается, и Десидерата не успевает и не хочет думать, что это значит. Она нашептывает стремительной поговоркой слова заклинания, создавая перед собой играющий бликами бледно-желтый шип, срывающийся с места и никогда не ведающий промахов. Чары Беделии опережают, они должны были развеять её чары, ударяя прямо в сердце, и выкачать без того потрёпанные силы, передавая их той, кто послал смертоносное проклятье. Но этого не происходит. Фон Сьютс звонко, не скрывая облегчения, смеется – они оба выжили, ей удалось, тьма исчезла, так и не коснувшись её, но в следующую секунду Десидерата видит замершего между собой и телом рухнувшей на ковер Беделией фамильяра. Силуэт Холбрука подрагивает от напряжения, он сверкает, яркая аура двух сплетенных сущностей горит изнутри слишком быстро, чтобы успеть что-то сделать. Тьма, та самая, что предназначалась ей, клубится внутри него, заполняя до краев, ища выход и не находя его. К тому моменту, как Десидерата, забыв обо всём, подбегает, опускаясь на колени рядом с осевшим наземь фамильяром, тьма исчезает, забирая с собой и остальные краски, оставляя лишь бледную, едва заметную тень. – Нет-нет-нет, – шепчет она, касаясь побледневшей, мертвенно-синей щеки того, чью душу она не так давно вырвала из цепких лап старухи с косой и надеялась, что он будет рядом с ней до её собственной смерти. – Нет, ты не можешь... Горькие слёзы текут по щекам, Холбрук все же открывает глаза, несмотря на текущую из уголка рта струйку крови. Он смотрит на неё – так, как прежде, с нежностью, повлажневшими глазами. – Я люблю тебя, – произносит Десидерата, не удивляясь тому, что кажущиеся прежде чуждыми ей слова звучат совершенно уверенно. – Всегда любила. – Я знаю, – тихо отзывается он, слабо улыбаясь. – Всегда знал. Впервые за всю свою долгую жизнь Десидерата фон Сьютс, не пытаясь скрыть всхлипов или остановиться, рыдает. – Госпожа? – тихий, знакомый голос окликает её и заставляет, не переставая покачивать в объятиях лежащего на коленях фамильяра, обернуться. – Госпожа Десидерата, – повторяет Маргарет, с укором смотря на неё. – Ты вернулась. – Мой дар очнулся полностью, – отвечает та и продолжает, легким кивком указывая на незамеченного раньше колдуньей того самого чародея, что не так давно забрал её. – Я увидела, что здесь произошло. Мы можем помочь, только позвольте ему… Десидерата потеряно качает головой, угасающее дыхание Холбрука все ещё чувствуется, но она не представляет, как ему можно помочь. По его лицу, как и по всему телу, идёт рябь, светлая, человеческая кожа временами покрывается серой шерсткой, а истончившиеся ещё больше черты лица изменяются кошачьим, чтобы вновь вернуться обратно. – Зачем чародею помогать нам? – зло спрашивает она, замечая, как волшебник с острым подбородком и высокими скулами осматривает Холбрука, склоняясь к нему. – Вы ненавидите подобных мне, разве не так? – Я многое слышал о Вас в городе, – просто отвечает чародей, говоря с необычным, странным акцентом. – Я могу ему помочь, только крепко держите его. Нужно прогнать остаточную тьму, а это довольно больно. Опустившись на колени, он касается пальцами руки её фамильяра, сжимая запястье, и, все ещё не веря в происходящее, Десидерата судорожно вздыхает, лелея затаенную надежду. На кончиках пальцев чародея появляется ослепительно-яркий свет, он передается фамильяру, окутывая его изгибающуюся в её руках фигуру, Холбрук протяжно стонет, но, несмотря на боль в его голосе, Десидерата сознает, что это поможет. И когда он, ещё раз простонав – на этот раз тише, распахивает глаза, смотря на неё, Десидерата понимает, что он оправится, выживёт. Её душа останется с ней.