Дитя-Неожиданность

Ведьмак рассчитывал на горячий ужин, приятную компанию и консультацию у лучшего в округе целителя. И совершенно не рассчитывал услышать то, что услышал, — громкий протяжный женский стон. В окошке хижины виднелся свет, над трубой курился слабый дымок, но едой не пахло. Ведьмак хмыкнул и собрался уже разворачивать коня: возможно, хозяйка хижины не желала сегодня видеть незваных гостей. Стон повторился, а следом раздалось хриплое ругательство. И ведьмак немедленно усомнился в первом своем предположении. Там внутри происходило что-то очень нехорошее. Он мягко спрыгнул с коня, выхватил клинок и в три прыжка оказался на крыльце. Прислушался — внутри возились и тяжело дышали. Ведьмак примерился, плечом надавил на дверь и ввалился внутрь хижины, принимая боевую стойку. И замер. Травница была одна. Она стояла на коленях на расстеленном полотне, вцепившись руками в лавку, и шумно дышала, опустив голову. Рубаха неприлично задрана до талии и завязана узлом. Полотно между раздвинутых ног пятнала кровь. Ведьмак замер, а потом торопливо отвел глаза и опустил меч. — Висенна? — Весемир, — женщина глянула на него сквозь растрепавшиеся волосы и как-то совершенно дико, безумно улыбнулась. — Извини уж, я тут... занята. Она вцепилась в лавку покрепче и снова застонала, замычала. И ведьмак опомнился, бросил меч и опустился рядом с ней на колени. Он понятия не имел, что полагается в таких случаях делать, но уж точно не стоять столбом. — Руки... помой... на столе, — выдавила травница и добавила еще пару эльфийских слов, предназначенных явно не ему. Весемир сорвал перчатки, бросился к столу, плеснул на руки из стеклянной бутыли и метнулся обратно — очень вовремя. Следующие полчаса думать ему было некогда, а потом настала звенящая тишина, которую нарушил совершенно новый звук. Он помог травнице забраться на лавку, дрожащими руками положил ей на живот красный влажный комочек, неумело завернутый в пеленку. И только тогда вышел на крыльцо в ночную прохладу. Глубоко вздохнул и шумно выдохнул, тряся головой. Верный конь вопросительно качнул мордой. Едем дальше? Задержимся? — Задержимся, — сказал ему Весемир. Висенна проспала до обеда, а потом попыталась встать и взяться за хозяйство, но ведьмак не позволил. Он сжег окровавленные тряпки, принес и нагрел воды, сварил каши. И время от времени поглядывал на сверток в большой корзине. Сверток сопел и причмокивал, не открывая глаз. Весемир не осмеливался задавать вопросы. И вот, когда он уже решил, что травница ничего ему не расскажет, она заговорила сама. — Хорошо, что мальчик. Здоровый, без изъянов. Возьми его с собой. Он уставился на нее, не веря тому, что слышит. У чародеек почти не рождаются дети. Здоровые дети — тем более. — Висенна... Подумай хорошенько. — Я подумала. Последние месяцы я только и делаю, что думаю! У меня есть причины так поступать, поверь мне. Знаю, что ты скажешь — это подарок судьбы, неожиданность, почти чудо. Знаю. Она отвернулась к окну. Руки комкают одеяло, но голос спокойный. — То, что ты приехал вчера, — это тоже судьба. Это же ваша ведьмачья специальность — дети-Неожиданности? Видимо, ему так на роду написано. — Он слишком маленький. Младенцев в Каэр Морхен не забирают, — Весемир подсел ближе и накрыл рукой ее беспокойную ладонь. — Если ты не передумаешь, я приеду лет через семь и тогда... — Нет. Он замолчал, подбирая слова, способные переспорить это твердое и уверенное "нет". Слова казались пустыми и никчемными. Она сама отлично все понимает, потому и отвернулась. — Отвези его в Храм в Элландере или в какой-нибудь приют. Там умеют заботиться о младенцах. А потом ... — Потом из него вырастет отличный писарь или травник. Или чародей. — Нет, — она фыркнула. — Не писарь и не чародей принял его в свои руки, Весемир. Это твоя неожиданность. — А его отец? — Не спрашивай. А когда он спросит — придумай сам. Сверток в корзинке шевельнулся и открыл глаза. Висенна сразу же наклонилась над ним и взяла на руки. — Назовешь его Геральт. И про меня тоже... придумай что-нибудь. И вот тут его разобрала злость. Он прошелся по домику, стараясь не смотреть, как она кормит ребенка. Чертова баба. — Сама отвезешь его в Элландер, — сказал он тихо и внятно. — Сама, когда оправишься. Не надо перекладывать на меня свой выбор. Если хочешь от ведьмака знака судьбы, вот тебе знак судьбы — оставь его. Не обрекай на то, что даже представить себе не можешь. Каждый год я собираю по канавам никому не нужных подростков, сирот и бродяжек, каждый год, и выживает один из десяти. Но и в канаве выживает не каждый! Она молчала, сощурив глаза. Ребенок в ее руках снова заснул. — Я не возьму этого ребенка, Висенна. Нет. Ведьмак уехал на рассвете, не попрощавшись. Наставник был стар. Лицо и тело изуродовали многочисленные шрамы, левая нога от колена заканчивалась искусным магическим протезом. Он сидел, нахохлившись, у жарко пылавшего камина, но кутался в просторные шерстяные одежды, а руки, скрюченные и узловатые, словно птичьи когти, лежали на набалдашнике дубовой трости. Трость эта вызвала у Весемира неприятные воспоминания, спина и плечи сразу заныли в предвкушении выговора. — Сядь, — сказал Наставник негромко. Весемир сел, изобразив приличествующее случаю смирение. Наставник смотрел на огонь, но он был уверен, что старый ведьмак замечает все его движения и гримасы. — Мы получили письмо, — дубовая трость шаркнула по каменному полу, — из Элландера. Что ты об этом знаешь? Ведьмак растерялся. В Темерии он не был несколько лет, с тех самых пор, как ему доверили обучение новичков фехтованию. — Ничего, — честно признался Весемир. — Неправильный ответ, — Наставник постучал ногтями по набалдашнику трости. — В письме, видишь ли, упоминается твое имя. В весьма интересном... хм... контексте. Весемир тоскливо покосился на окно — где-то там его ученики лупили друг друга деревянными мечами, и именно этот контекст сейчас казался ему самым подходящим и интересным для него самого и его имени тоже. Что же он прошлый раз делал в Элландере? Мантикора там была или нет? Упыри точно были, два, кикимора была... Последние пять лет Весемир почти не покидал Каэр Морхен. А более ранние воспоминания и вовсе слились в сплошную череду: лица нанимателей, чудовища, трактиры и дороги. Женские лица. Ничего особенного. Ведьмак задумался и чуть не пропустил момент, когда трость снова сдвинулась с места. Наставник теперь смотрел на него, и резной грифон на набалдашнике тоже. — Некая жричка из Храма Мелитэле пишет, что некий "ребенок ведьмака Весемира" достиг возраста, когда начал доставлять наставникам изрядно проблем, и Храму хотелось бы выяснить планы означенного ведьмака касательно будущего оного ребенка. Кхм-кхм. Перестань таращить глаза и закрой рот. Мне, признаюсь, тоже любопытно, и насчет будущего, и насчет прошлого также. Неожиданность, а? Или чудо? За насмешкой в голосе Наставника пряталась надежда. Возможности ведьмаков стоили им способности к размножению. Но всегда оставалась крошечная вероятность, что кому-то удалось совершить чудо. Особенно если речь шла о Мелитэле, богине плодородия. Подобные чудеса были по ее части, мало кто мог сравниться с ее жричками в том, что касалось исцеления. И вопросов воспроизводства. Не таращить глаза оказалось сложно. Однако кое в чем Весемир был точно уверен. — В элландерском храме я и не был-то ни разу. — Значит, съездишь и разберешься. Чей это ребенок и что с ним делать. Не маленький. Заодно проверишь, что там у них завелось в столице, дюк нам тоже пишет и жалуется, что ведьмаки город давно не посещали. Наставник повернулся к огню. Внизу во дворе кто-то из новичков тоненько взвыл, не успев поставить блок. Новая жричка была строгой: заставляла мыть руки перед едой и после, а вечером проверяла чистоту шеи и даже за ушами. Геральт невзлюбил ее сразу, так же, как жесткую колючую мочалку, которой приходилось соскребать пыль и грязь. Враки все это, что полные девицы добрее тощих. А хуже всего было то, что именно Нэннеке занималась с послушницами чтением и письмом, и к Геральту она придиралась нещадно, хотя он неоднократно заявлял, что ему эти уроки неинтересны и не нужны. Каждый знает, что письмо — это для магиков и школяров, а странствующему воину оно ни к чему. — Верно, — сказала на это жричка холодно. — Однако ж и диспуты — тоже занятие для школяров, а здесь тебе не Оксенфуртский университет. Поэтому пока эта руна не станет похожа на саму себя, из-за стола ты не встанешь. А потом пришлось оттирать испачканные чернилами пальцы, чтобы получить ужин. Геральт содрогнулся, вспомнив, сколько рун еще предстоит выучить, и твердо решил, что пора бежать. Лучшим местом, чтобы в одиночестве обдумывать план побега, оказался старый тополь у ворот. Оттуда замечательно просматривались и сам Храм со всеми его постройками и дворами, и дорога к городу. Дорога Геральта вдохновляла. Выбраться наружу было плевым делом, сложнее оказалось заготовить с собой еды... Геральт еще не решил, будет ли это правильно, ведь взять еду на храмовой кухне без разрешения значило обокрасть жричек. Странствующие воины еду не крадут, они добывают ее честным путем на охоте или получают в благодарность за спасение прекрасных дев. Мальчик решительно отбросил мысли о пышных лепешках в пекарне и кругах сыра в кладовой. Конечно, на прошлой неделе он спас послушницу Анусю от мыши, но вряд ли это на самом деле считается. Геральт насупился и посмотрел на дорогу. И тут же привстал и подался вперед, чтобы лучше видеть. К Храму приближался всадник. Не гонец, и не один из стражников дюка. И на нарядного дворянина он тоже не походил. Черная кожаная куртка с широкими манжетами и заклепками, меч за спиной и мрачное выражение лица — разглядев подробности, взбудораженный Геральт чуть не свалился с дерева. В Храм приходили в основном женщины, мужчины гораздо реже, и большинство из них сюда привозили — чтобы залечить раны. Геральта, разумеется, к раненым и близко не подпускали, но мало ли способов пробраться в лечебницу. Однако этот тип приехал не лечиться: в седле сидит уверенно, яблоко грызет, оглядывается с любопытством. Геральту даже показалось на миг, что и его укрытие чужак заметил. Всадник проехал по внутренней аллее, навстречу ему вышли жрицы, и Нэннеке тоже там была. Геральт почесал шею и вернулся к мыслям о побеге. Может, стоит задержаться на денек, и не только из любопытства. Негоже уходить насовсем, так и не накостыляв мельникову сынку и его приятелям, а то так и будут девчонок обижать. И яблок набрать в саду на дорожку. Мать Нэннеке отвела его в сад, и разговаривали они, прогуливаясь по ухоженным дорожкам. На жричку было приятно смотреть, вся она была округлая и ладная, большеглазая, с ямочками на румяных щеках. Ямочки появлялись, когда Нэннеке улыбалась, и Весемир поймал себя на желании ее насмешить. Момент, однако, был явно неподходящий. Ведьмак отвлекся от размышлений о ямочках и сосредоточился на разговоре. — Не очень-то вы торопились, — строго заметила жрица. — Мальчик, конечно, не знает о своем предназначении, но... — Так. Извините меня, глубокоуважаемая мать Нэннеке, — Весемир вздохнул, потому что на мгновение ему почудился гнев в ее лице. — Давайте с самого начала. Какой мальчик? Откуда он взялся? Нет, гнев ему не почудился. Прекрасные ровные брови сошлись на переносице, и ведьмака наградили строгим взглядом. Бедные ее послушницы, подумал Весемир. И воспитанники. — Геральт, — отчетливо проговорила Нэннеке. — Мальчика зовут Геральт, ему девять лет, откуда он родом, никто не знает. — Так, — снова сказал ведьмак, но уже растерянно, потому что он определенно что-то знал о ребенке с похожим именем, но знание это пряталось где-то глубоко в памяти, между убитыми упырями и мантикорами. — Расскажите мне о нем все с самого начала, — предложил он как можно дружелюбнее. — Пожалуйста. Вы полагаете, что я должен владеть какой-то информацией, но я не владею. Жрица окинула растерянного ведьмака строгим оценивающим взглядом и немного смягчилась. — Четыре года назад была эпидемия горячки. Мы посылали по деревням сестер, и одна из них привела с собой мальчика. Подобрала больного в канаве. Он утверждал, что идет искать своего отца, великого воина, на вопросы про мать не отвечал, и вообще знал только свое имя. А на шее у него был кожаный мешочек с заговоренным пергаментом. Весемир стиснул зубы. Он начинал догадываться, что было в том пергаменте и кто его написал. И он определенно не хотел этого слышать. — Там было написано, что опекуном мальчика является ведьмак Весемир из Каэр Морхена. Жрицы сразу же отправили письмо ведьмакам, но адресата оно, вероятно, не достигло. — Не достигло, — сквозь зубы подтвердил Весемир. И очень удивился, когда женщина коснулась его локтя рукой. — Я думаю, ты приехал как раз вовремя, ведьмак. Он дитя-Неожиданность? — В самом неожиданном смысле, — Весемир без приглашения сел на вовремя подвернувшуюся скамью и потер лоб. — Я помогал его матери при родах. Она лекарка, чародейка. Нэннеке опустилась рядом. Она молчала, и ведьмак продолжил. — Она сразу предлагала мне забрать его с собой. Но... мы стараемся брать только тех, кто никому не нужен, понимаешь... то есть понимаете... Жрица небрежно отмахнулась от его попытки быть вежливым. — Мы стараемся не судить тех, кто оставляет детей в Храме. Но если его мать будет его искать, она отправится в Каэр Морхен. — Он в возрасте, когда начинают обучение, — сердито сказал Весемир. — И эта чертова ба... женщина отлично об этом знает! И знает, насколько это бывает... необратимо. — Что ж. Ты можешь оставить его здесь, тогда он выберет другой путь, и это тоже будет необратимо. Потому что как бы мы ни пытались, вырастить из этого мальчика жреца или писаря совершенно невозможно. Он до сих пор даже имя свое писать не научился! Еще не было и дня, чтобы Геральт не ввязался в драку или другое приключение. Надо признать, он дерется не ради удовольствия, а руководствуясь своими представлениями о справедливости. Весемир хмыкнул. — Сейчас самое время сказать, что это его судьба, мать Нэннеке. — Я предпочитаю думать, что это воля Богини, — она снова отмахнулась. — Не называй меня "мать", ведьмак, я чувствую себя старой. С соседней яблони со стуком упало яблоко и выкатилось на середину дорожки. Ведьмак посмотрел на жрицу и увидел ямочки на румяных щеках. Он совершенно некстати вспомнил, что жрицы Мелитэле поклоняются Богине плодородия разными способами. — Это ужасно, — сказал ведьмак, старательно изображая раскаяние. — Придется это исправить. Нэннеке засмеялась. Реакция на это последовала самая неожиданная. Листва соседней яблони дрогнула, заскрипела ветка, и ведьмак рефлекторно вскочил, потянувшись к рукояти меча, и тут же расслабился, потому что увидел виновника этого шума. Черноволосый мальчик, чуть не сверзившийся вниз, висел на одной руке, второй придерживая подол рубахи, полный яблок. Он расширенными от удивления глазами смотрел на развеселившуюся жричку. — Судьба, — нараспев сказала Нэннеке и ткнула ведьмака в бок. — Знакомься, ведьмак, это и есть Геральт. Мальчик спрыгнул с дерева, высыпал из подола яблоки и отряхнул руки, разглядывая ведьмака исподлобья. — Я поеду, — заявил он. — Даже если не возьмете меня, я следом поеду! Я все слышал! Весемир медленно сел обратно на скамью и ответил ему таким же хмурым взглядом, отмечая ссадины на костяшках и чернильные пятна на пальцах. — Так. Я останусь в Элландере на неделю. Если к концу недели ты научишься писать свое имя, я тебя возьму с собой. — Научусь! — Отлично, — вмешалась Нэннеке. — Вот прямо сейчас и начнешь. И раз уж ты так любезно собрал яблоки, будь так добр и отнеси их на кухню. — Да, мать Нэннеке, — Геральт потер шею и, торопливо собрав яблоки, побежал со всех ног на кухню. — Гениальный педагогический прием, — заметила Нэннеке, глядя ему вслед. — Могу еще поделиться, — вкрадчиво предложил ведьмак. — В более спокойной обстановке.