Один раз на всю жизнь

Я так люблю сидеть здесь, в этом пустынном месте, вечерами и смотреть на горизонт. Что таится там, впереди? Неизведанные ли земли, называемые моим народом "Гиперборей", или выжженные солнцем пустыни? Или бескрайний и великий Океан... Что бы ни было - оно недосягаемо и запретно. В который раз вздыхаю, хотела бы я оказаться там, в чужом краю. Но мне нельзя. Никому нельзя. Чужие и неизведанные земли у нас вроде как под запретом. Опасность может подстерегать на каждом шагу... Опять вздыхаю, немного нервно отбрасываю одну свою косу назад, рукой убираю челку - нынче жарко. Аккуратно поднимаюсь с валуна, на котором я сидела, придерживая рукой живот, и снова всматриваюсь вдаль. Мечтать-то ведь никто не запрещает. Ну или ваши мысли другим неведомы. Это если умело скрыть эмоции. Впрочем, чего это я тут такие думы думаю? Давно пора домой, скоро муж вернется, а у меня к столу не накрыто ничего. Голодный явится же... С двухдневной охоты оно всегда так... (Улыбаясь от этой мысли почему-то и неторопливо иду домой). *** Ну вот, кажется, все сделала, ложки-ножи по местам, тарелки с синим орнаментом там, где им и положено. Да разве ж я когда-то об этом мечтала? Неееет, я была бунтаркой, думала, что нет худшей доли на свете, чем родиться девочкой. Не по мне она была, эта женская доля, ой не по мне. А коли бы вы знали, что гномья женская доля во сто крат хуже, чем просто женская - то ой как бы за головы да схватились! Ну да ладно, мысли такие мыслями, а давно это было уже и травою поросло. Чего уж там... Теперь-то я уже о том не думаю, все переменилось да ушло... И любить никого я не собиралась, считала это дело сущей дрянью. Ну кому охота выходить замуж, рожать кучу детишек, и ВСЮ ЖИЗНЬ следить за: хозяйством-детьми-яствами-и-так-далее? Тем, у кого есть ум -точно нет неохота. Ну, по крайней мере, я была в этом убеждена. А теперь... Да, а что теперь? А теперь мой сын довольно сильно толкает меня внутри - я знаю, что он соскучился по отцу. Еще бы, два дня никто ни приголубит, ни приласкает, ни заговорит в живот вкрадчиво. Я-то сама и поглаживаю и песни пою ему, да отец-то всяко по-другому это делает... С особенным отцовским теплом. Да... *** Пока занимаюсь делами, уже и успела устать. Ну дела! Присаживаюсь на скамеечку возле камина (по вечерам в доме прохладно) и кладу руку на живот - успокаиваю. Нынче что-то распинался совсем. Глаза сами собою закрываются, а на моем лице, усыпанном веснушками, появляется улыбка. Это просто вспомнилось мне, как я когда-то не хотела девчонкой быть. Ну не дура ли?! *** Большие и теплые руки мягко ложатся на мои плечи, начинают массировать... Вернулся - думаю и поворачиваю голову слегка назад, чтобы краем глаза увидеть мужа. Он, вероятно, с дороги устал... С тоскою думаю, и так мне хочется что-то этакое сделать, то ли рукою взмахнуть, то ли пальцами щелкнуть, ну чтобы усталость эта у него сама собою прошла. Знаете, как в сказках. Но мы-то не в сказке. Улыбаясь ему, говорю: - Соскучились! Фили бросает мне улыбку в ответ и, наклонившись, прижимает руки к моему животу. И вот, как и всегда в такие минуты, сын успокаивается и утихает. Лишь слабое прикосновение ножки в ответ - так, чтобы теперь не сделать мне больно. В эти секунды я понимаю, что никакие "Гипербореи", чужеродные земли да океаны не нужны мне. Мне тут хорошо, дома. Рядом с любимым. - Теперь уж долго дома буду - с одну луну, - отвечает мне деловито. Не могу уж так больше, поэтому встаю, и оборачиваюсь к нему. Обнимаю... Так, насколько это возможно с таким большим животом. Обнимает в ответ. Почему ж я, Махал, готова разрыдаться? От счастья... Смотрит на обильно накрытый стол, на всевозможные яства, вздыхает: - Ты опять полдня на ногах была?... Не присела, поди, даже? Рута... Тебе же нельзя... - голос стихает, взволнованный и грустный. Просто меня не переделать - уж если что-то задумала, так то сделаю. И никакие голоса разума не помогут. Ничьи. - Ну так ты ж там двое суток почти голодный был. Как ж не приготовить все? Как... - Да уж как-нибудь! Поди, не ребенок я уж. А тебя поберечь надо... - снова вздох в пшеничного цвета усы. Как люблю я эти его усы с косицами с двух сторон - не передать словами, ой не передать. Кладу голову на его плечо, улыбаюсь: - Хорошо-хорошо, как скажешь, буду беречь себя. Усмехается, и я знаю, что не очень-то верит. Впрочем, правильно делает, что не верит. Знаем мы меня - и он, и я. - Отрада моя, - ласковым голосом шепчет на ушко мне, убирая с моих плеч назад каштановые косички. - Люблю до смерти! - восклицает вдруг и хватает меня на руки. Слабо протестую, положив руки на живот и смеюсь. - И я тебя люблю! До смерти! И вот так мы и стоим - у камина. Он в своем любимом кафтане, отороченным мехом, а я - у него на руках... А скоро уж родится наш сын, и мы станем еще счастливее, чем были прежде. Любовь - ведь она один раз на всю жизнь у гномов...