Герой

Но в этом-то вся и прелесть, что если ты стал героем – а ты уже стал героем, – то никому на свете ты ничего не должен. (с) Олег Медведев

Ичиго стал героем. И вместе с тем стал никем для мира синигами. Был «особый военный потенциал» – остался человек, который и призраков-то не видит. Он потерял духовную силу, и это сработало получше всяких заместителей памяти после возвращения Рукии в Общество Душ. Она тогда моментально исчезла из воспоминаний всех одноклассников, с которыми мило общалась какой-то день назад. Но её всё равно запомнили – Чад, Орихиме, Исида… А Куросаки? Может, Зараки чертыхнется когда, что смахнуться больше не судьба, а больше в Сейретее едва ли и вспомнит кто. Молодые синигами, наверное, даже обрадуются: Готей-13 и без того полон легендарных бойцов, уступать ещё и человеку было бы слишком сильным ударом по самолюбию. Рыжий и так весь этот год после своего вторжения ловил спиной косые взгляды. Впрочем, сглаз его не пробирал, а перейти к реальным действиям синигамская мелочь не рискнула, вероятно, опасаясь уронить самооценку ещё ниже. Хотя при дальнейшем сохранении такого расклада Ичиго не удивился бы даже и попытке прирезать его во сне… Впрочем, теперь подобной подставы можно было не опасаться. Все недовольные отсеялись сами собой – смысл завидовать тому, кто утратил силу? Мир синигами в любых своих проявлениях исчезал из жизни Куросаки. Сам он исчез для этого мира ещё в тот момент, как вышел из Сенкаймона, освоивший Финальную Гецугу, и полный решимости её применить. Не то чтобы теперь он о чём-то жалел. Он отдал всё, что мог, ради победы над Айзеном, а взамен получил то, о чём всегда так мечтал – жизнь обыкновенного школьника, никак не связанного с потусторонним миром. Сказать по правде, Ичиго смертельно устал от него. От вечных схваток с Пустыми, от напряжения в ожидании приказа из Общества Душ, которое не отпускало ни днем, ни ночью, от невозможности просто по-человечески выспаться и прочих последствий работы синигами. Он ведь с самого начала не собирался браться за неё всерьез, только пообещал помогать Рукии, пока та не восстановит свою духовную силу. Потом – не смог оставить подругу в беде. К тому же вроде как именно он, Куросаки, и был причиной её проблем. Да и все так твердили, что только он сможет справиться, что он незаметно для себя поддался на провокацию и отправился в Общество Душ. А там не успел и оглянуться, как почему-то оказался по уши в разборках Готея-13 со своим бывшим капитаном, и никто не поинтересовался, хотелось ли ввязываться. Самое смешное, он к этому вроде как уже и привык. Синигами, в общем, были отличные ребята (за исключением тех мелких пакостников, что шептали гадости за спиной), и занимались они чертовски нужным делом. С ними не было скучно, зато было сложно, опасно, на пределе сил – и оттого чувствовалось всё на пределе возможностей тоже: и горе, и радость. Вряд ли когда-либо Ичиго мог рассчитывать на такую же насыщенную жизнь в Генсее… Вот только жить на два мира оказалось слишком сложно. Вполсилы он не умел, а в полную – уже не справлялся. Отказаться от всяких связей с одним из миров – способ радикальный, но только такой в его случае и сработал бы, как всегда. И отказываться от мира человеческого Куросаки пока не собирался. А тут всё так удачно сошлось один к одному, что он не смог позволить себе упустить шанс. Хотя, если бы не ошибка Урахары, он бы вовсе не сообразил, что шанс был. Да, ушлый торговец в кои-то веки оказался неправ в выводах. Он строил свою теорию, зная о последствиях финальной техники Энгецу, опираясь на то, что видел и слышал в конце битвы с Айзеном, и сопоставляя всё это с симптомами Ичиго при обращении временных потоков за те три проведенных в Сенкаймоне месяца. У него было так много информации, что, наверное, и в голову не пришло, будто она может оказаться недостаточной. А меж тем Зангецу отличался от меча Куросаки-старшего, и Финальная Гецуга в его исполнении требовала скорее затрат жизненной силы, чем реяцу. Неудивительно, что после её применения Ичиго провалялся без сознания целый месяц. Обращение временного потока тоже, скорее всего, было спровоцировано именно ею. Как и скачки духовной силы. Во время битвы рыжий и впрямь ляпнул Айзену про невозможность далее оставаться синигами – но он просто не сообразил, как объяснить по-другому свои будущие проблемы. Он ведь не Урахара, разбираться во всех нюансах подобных вопросов. А раз даже и панамочник не разобрался… Впрочем, было так несложно решить, что, если после стабилизации уровня чьей-то реяцу она совсем незаметна, так это потому, что близится к нулю. А она восстановилась в полном объеме, да притом таком, что тому же Соуске и поглощенное Хоугиоку не помогло ощутить… Ичиго не знал, что конкретно запутало Урахару больше всего, но его это не особенно и волновало. От него требовалось просто подыграть. Всего-то и нужно было – чуть расфокусировать взгляд и посмотреть не в лицо Рукии, а на фонарный столб за её спиной. Ичиго умел – у него был богатый опыт игнорирования духов, не то его за шестнадцать лет давно бы в психушку упрятали. Он не отозвался, когда подруга, вздрогнув, произнесла его имя. Прошептал прощальные слова, по-прежнему глядя мимо неё, а потом и вовсе поднял глаза к небу… И вздохнул со смесью грусти и облегчения, когда синигами ушла, убеждённая его игрой. А ведь это была чистой воды импровизация! Чтобы раскрыть обман, достаточно было просто взглянуть на рейраку. Куросаки накрепко запомнил, что у синигами они красные. И вряд ли его собственные сменили бы цвет просто из-за намерения обладателя больше не лезть в дела загробного мира… Ичиго всерьёз опасался, что какой-нибудь параноик вроде Исиды всё же догадается проверить. Но, похоже, никому и в голову не пришло. Все ведь были искренне убеждены, что их рыжему другу нравилась жизнь синигами, и только в удовольствие было по первой необходимости бросаться в бой с Зангецу наперевес… Увы, не то чтобы это было так. Просто Куросаки не был из тех засранцев, кто способен жить спокойно, не возвращая долги. Обязанности синигами особого восторга у него никогда не вызывали, он Рукии сразу так и сказал. И в том, чтобы ставить свою жизнь на кон в чужой, в общем-то, войне, приятного тоже мало находилось. А ведь Ичиго уже со счета сбивался, пытаясь припомнить, сколько раз он почти умер. По всему выходило, за тот самоотверженный рывок Кучики-младшей наперерез Пустому и за спасение жизни семейству Куросаки он уже с излишком рассчитался. Он вообще сделал больше, чем любой синигами, для Общества Душ в целом и для Рукии в частности. И раз уж он такой герой, нельзя ли ему пожить для себя?.. Ичиго почти уверен, что его проводы в мир людей смахивали на похороны. У Сенкаймона наверняка выставили почетный караул, может, даже цветы приволокли. Собрались все шишки Готея, друзья, толкнули речей о том, какой он, Куросаки, молодец, как всем помог и насколько его будет не хватать. Какая-нибудь Хинамори могла бы даже расплакаться, и вообще весела не в тему была бы только Ячиру. А остальные совершенно серьёзно прощались со своим героем навсегда. Ведь как есть похороны, только наоборот: Ичиго провожали в жизнь. Ну, вот и стоило жить. Как самый что ни на есть простой человек. А то он уже не помнил, когда последний раз хлопоты этого мира оказались бы для него важнее обязанностей синигами. Если даже день памяти о маме был отмечен схваткой с Пустым, то что уж говорить о повседневности… Успеваемость в школе упала, учительница встречала Куросаки скептической ухмылкой, ибо редкий урок он высиживал до конца. В классе за ним закрепилась репутация знатного засранца. Причём в прямом же смысле, зараза, а всё из-за того, что «надо в туалет» - самое удобное объяснение, почему Ичиго с такой поспешностью рванул из кабинета посреди занятия. Кейго прозвище форсировал активнее всех. Он вообще весь этот год не переставал дуться за отказы потусоваться вместе. А последнее время обижаться начал и Мидзуиро… И чёрт бы даже со всем этим, но рыжий почти год не мог нормально позавтракать в кругу семьи, совершенно отвык от отцовских методов побудки, перестал играть с Карин в футбол и как-то незаметно уступил Кону роль главного поверенного в секреты и переживания Юдзу. Куросаки так плотно закопался во все эти многовековые тайны синигами, что чуть не упустил собственную юность, вполне человеческую и короткую. Пора было навёрстывать. Записаться, например, в какой-нибудь клуб, или найти подработку, а на первую же зарплату отвести сестер в кафе или парк аттракционов. Сходить с Кейго и Мидзуиро на очередное дурацкое шоу, прийти поддержать Тацке на соревнованиях и может быть даже согласиться на дружеский спарринг. Или снова подраться с теми парнями, благодаря которым в своё время подружился с Чадом… Заснуть на уроке не потому, что всю ночь гонял Пустых по Каракуре, а потому, что в приставку заигрался. И проснуться от звонка на перемену, а не от визга Удостоверения… И, ради бога, прекратить считать себя каким-то вершителем судеб мира, даже если так оно и есть. Повседневная жизнь старшеклассника и без обязанностей синигами представлялась не такой уж пустой. Когда-то Ичиго мечтал, чтобы ещё и духов разучиться видеть, но теперь ему было довольно и простого возвращения на круги своя. Битва с Айзеном заставила пересмотреть приоритеты. В тот раз в его клинке Куросаки не почувствовал ничего, кроме одиночества. Синигами, хотевший слабости, не желавший отличаться от окружающих… Ичиго его прекрасно понял. И порой думал, что если бы в Обществе Душ было так же просто скрыть свою силу, как в Генсее – возможно, не было б вовсе этой глупой войны. Конечно, не всё оказалось так безоблачно. Исида по-прежнему оставался параноиком, Урахара – ушлым торговцем, на всё имеющим свой план, а отец – бывшим капитаном Готея, и каждому из них в любой момент могло взбрести в голову взглянуть на рейраку Ичиго. И не было гарантии, что истинный объём его реяцу не засечёт кто-нибудь из людей Маюри при помощи своих приборов. С духовной силой вообще было сложнее всего. Это в прошлом Ичиго имел право без опаски расплёскивать её направо и налево, а теперь она не только демаскировать его, а и убить кого-нибудь могла… Впрочем, контроль ему Зангецу подтянул перед обучением Финальной Гецуге, так что замкнуть реяцу в контуре нескольких миллиметров внутри собственного тела оказалось довольно просто. Вот незаметно сбрасывать излишки было уже труднее, и хуже того – они притягивали Пустых. Самого Ичиго те не то боялись, ощущая непомерную силу, не то, подобно синигами, не ощущали его вовсе. А вот сгустки застоявшейся реяцу, которые Куросаки тайком оставлял в местах побезлюдней, им казались лакомым кусочком. Впрочем, пожалуй, и лучше, что Пустые теперь целились не в чьи-то души, а в пустышки из духовной силы рыжего. Это давало дежурным синигами лишнее время, чтобы найти и обезвредить их прежде, чем кто-то пострадает. А если те все равно не успевали, был ещё Исида, получивший разрешение на отстрел. Было, правда, несколько неловко, что Урахара заставлял его наводить за Ичиго порядок… Но к чёрту неловкость. Это же квинси с самого детства видел себя защитником города и охотником на Пустых, пусть и отдувается. А с Куросаки довольно, в его жизни для этого больше нет места. Это он тоже сразу так и сказал. Вот только, как и в прошлый раз, его не то вовсе не услышали, не то понять не пожелали. Даже Орихиме, обычно такая простая, в этот раз явно перемудрила. Хотя вообще идея о том, что рыжий на самом деле очень скучает по «утраченным» способностям синигами, принадлежала, скорее всего, Исиде, который в подобной ситуации уже оказывался. Урахара охотно поддержал гипотезу пространными рассуждениями, будто чувство реяцу – это, по сути, шестое чувство, и лишиться его – всё равно, что лишиться слуха или зрения. Объяснял он всегда убедительно, даже Чад проникся… Но проблема Ичиго была совсем в другом – он слишком хорошо видел то, чего видеть не должен. У Карин росла духовная сила, и не обращать внимания на мельтешащих вокруг неё призраков становилось всё сложней, а давать подозрений ни в коем случае не следовало – друзья, вбившие себе в головы, что за потерявшим силу Куросаки надо присмотреть, делали это на совесть. В какой-то момент они даже заставили его всерьёз засомневаться, сумеет ли он напостоянку валять дурака перед всеми. Но у него был талантливый учитель, Ичиго вообще не уверен, что можно было притворяться, будто не видит духов, лучше, чем его папаша. И рыжий семейную традицию поддержал достойно, выложился на полную, как всегда. Продолжал смотреть сквозь призраков, не позволяя сфокусироваться взгляду, оборачивался не на каждый оклик, с упоением ввязывался в перепалки с парнями, имевшими что-то против цвета его волос, и менял спортивные клубы едва ли не чаще, чем постельное белье на кровати. Неудивительно, что все поверили… А если Ичиго, забывшись, и смотрит иногда вполне осмысленно на Абараи, сидящего в кроне дерева напротив школьного окна, то это всегда можно списать на приступы ностальгии.