Любовь - это не болезнь

      Полночь отметилась проливным дождем и двумя выкуренными сигаретами. Задумчивым взглядом голубых глаз и усмешкой тонких губ. Шерлок сидел на скамейке в парке, раскрыв над собой зонт, и думал.       Он думал о том, что творится с ним.       Что-то рушилось в нем самом. Что-то очень крепкое и старое. Основательные стены, которые всегда надежно защищали его от чувств. Он не помнил, какими эпитетами и словами были наполнены эти стены, каким образом он запретил себе любить.       Это было так давно… безумно давно. Маленький и умный мальчик, которого никто не понимал. Он мечтал стать пиратом, но над ним все смеялись. Он рос в неполной семье, его мамы целыми днями не было дома, она зарабатывала на жизнь. А Майкрофт, этот невыносимый старший брат, ломал все игрушки, которые мастерил сам для себя Шерлок. Будь то пиратская шпага или парусник из березовой коры.       Он много читал. Он думал, что знания помогут ему войти в компанию, где главным был Майкрофт, помогут сблизиться с людьми. Помогут понять, что и как нужно делать. Он мечтал найти друга. Настоящего друга. Такого, с каким можно было бы отправиться на другой конец света, подняв на своей маленькой палубе черный флаг с белым черепом. Но Майкрофт не понял его. Его не приняли. Его выгнали. Над ним посмеялись.       Наверное, тогда все и началось. Чувства – ложь. Чувства – это слабость. Это болезнь, от которой нужно избавиться, которую нужно напрочь выжечь из сердца.       Любовь! Глупое понятие! Разве не говорили это понятие друг другу тысячи раз его отец и мать? Разве не говорил и Майкрофт ему, что любит его? На Рождественских вечерах, или на дне его рождения? И что? Отец бросил мать, а Майкрофт ломал все игрушки и смеялся над ним.       Любви не существует. Так – увлечение. Так - абстрактное понятие, ничего не выражающее, только слабость. Только слезы матери, его собственные слезы обиды. Страдания. Любовь несет страдания. Он это крепко-накрепко уяснил с самого детства. И так осталось до сих пор. Чувства мешают трезво мыслить. Они отупляют. А он так не хотел быть глупым. Все его богатство - это сверхгениальный мозг, способный запоминать мельчайшие детали всего на свете.       Он и сейчас убедился в правоте своих доводов. Чувства мешают мыслить. Он не успел заметить, когда это вдруг у него появились эти чувства. И каким образом они вообще могли прийти в его голову. Впрочем, вряд ли в голову. Он чувствовал сердцем. Чувствовал безумную потребность сейчас же увидеть Молли. Увидеть живой и здоровой.       Он всегда знал, что с ней все в порядке. Она работает в своем морге, любит его тихо и мирно. И он знал, что в любую минуту может прийти к ней с чем угодно, и она поможет. Неужели так просто и так незаметно он впустил в свое сердце любовь?       Болезнь! Любовь – это болезнь. У нее даже номер есть в международной классификации болезней. И теперь он болен. И лекарства нет. Нет лекарства.       Только… Молли… будь жива!       Эти чувства мешали ему начать думать и, наконец, найти ее. Он сказал Джону, что Молли пропала. Он с блеском обманул его, прикинувшись Робертом Хупером, и даже заставил тут же звонить Лестрейду. Правда прибытия инспектора Шерлок не дождался, он оставил переноску с котом на попечение доктора Ватсона (ни словом, конечно, об этом не обмолвившись – а просто оставив ее за креслом) и ушел.       Он думал, что ему гораздо сложнее будет увидеться с Джоном. Что он не выдержит его убитого вида и признается во всем. Все же Джон был его другом, и он чувствовал сожаление о том, что ему приходится его обманывать. Но все его мысли были о Молли, и он справился.       Он, кажется, становился обычным, но на той скамейке парка он думал о чем угодно, но только не об этом.       Мориарти? Зачем?.. Почему Молли? Это глупо. Ему незачем похищать Молли… Мориарти уверен, что Шерлок мертв. Или нет?..       Молли! Что с ней сейчас? Что? Ее пытали? Ей сделали больно? Или ее уже вообще нет в живых?       Приходилось признавать одно – величайший ум, гениальный консультирующий детектив, никогда никого не любивший – не знал, что делать и как помочь девушке, которую он не мог и уже не хотел вычеркивать из своей жизни.