Секретарша

В Мунго царила привычная суматоха: нерадивые волшебники с последствиями применения заклинаний, покрывавшими самые неожиданные участки тел, нетерпеливо ожидали своей очереди. Целители в лимонных халатах сновали туда-сюда по приемной, изредка здороваясь между собой и продолжая путь дальше. Я, не выспавшийся, потрепанный допросом с пристрастием от Поттера и Уизли, топтался рядом со стойкой привет-ведьмы, нервно постукивая пальцами по деревянной поверхности. - Мисс Грейнджер? – переспросила молоденькая медсестра, просматривая свитки со списками поступивших больных. - Да, мисс Грейнджер, — почти прорычал я, запустив руку в волосы и пропустив между пальцами гладкие белокурые пряди. - Сто пятнадцатая палата, — ответила привет-ведьма. – Только подождите, а кем вы ей будете? Кроме родственников мы никого… Эй! Вы куда? Охрана! Но мне было уже не до нее. Оглянувшись, я посмотрел на нумерацию кабинетов правого крыла и ринулся туда, мысленно отсчитывая «сто третья», «сто пятая»… «сто тринадцатая». В груди нарастало напряжение, в ушах стоял шум, а когда я достиг сто пятнадцатой палаты, сердце упало. Сквозь замызганное многочисленными отпечатками пальцев старое стекло, я увидел Грейнджер, неподвижно лежавшую на больничной койке. Тело ее опутывали магические волны разного цвета, а на голове была повязка. Лицо в порезах и ссадинах казалось умиротворенным и далеким. И тут я ощутил, как немеют конечности. Мерлин! Лишь бы она поправилась! Я до сих пор в корне не понимал, что за истерику она устроила там, в кафе, но осознавал, что часть вины за то, что она сейчас находится на грани жизни и смерти, лежала и на мне. Толкнув незапертую дверь, я проник в палату, медленно подходя к кровати и всматриваясь в безмятежное лицо моей секретарши. В углу кто-то зашевелился, и до моего слуха донесся голос пожилой женщины: - Бедная девочка. - Что с ней? – хрипло спросил я, подходя к койке и замечая, что и руки и ноги Грейнджер были перебинтованы. - Кома, молодой человек, — отозвалась сиделка. – Травмы от катастрофы целители залечили, но в сознание мисс Грейнджер не приходит. Говорят, что в ней пропала воля к жизни. Хотя она еще такая молодая – ей бы жить и жить… — старушка покачала головой и подошла к кровати, забирая с тумбочки увядшие цветы. Взяв безвольную ладонь Гермионы в свою руку, я удивился тому, какой она была холодной. В сердце проснулась жалость к этой девушке. Она дралась, как настоящая львица тогда, в битве. Гермиона всегда казалась ему пылающим факелом неиссякаемой энергии и жизнелюбия. И вот она – изломанная и безучастная - лежит в больнице, даже не пытаясь выкарабкаться. За старушкой закрылась дверь палаты, и я осторожно склонился к лицу Гермионы, разглядывая гладкую кожу, длинные ресницы, заострившиеся черты. - Ты только не смей умирать, Грейнджер, слышишь?! – горячо зашептал я, сжимая ее пальцы. – Не смей! Я найду способ тебе помочь! – и, запечатлев поцелуй на ее холодном лбу, вышел из палаты, тихо прикрыв за собой дверь. В первую очередь, я встретился с лечащим целителем Грейнджер, выпытывая у него, каково общее состояние больной и какие дальнейшие прогнозы. Ответ был неутешительным: мисс Грейнджер практически полностью здорова физически, но никаким способом невозможно вывести ее из делириума. - Полагаю, перед аварией у мисс Грейнджер произошло какое-то событие в жизни, которое повлияло на ее психологическое состояние, — рассуждал целитель. – Я бы даже сказал больше: мисс Грейнджер, скорее всего, самостоятельно и абсолютно добровольно кинулась под колеса маггловской повозки – так называемого «автомобиля»… - Не смейте такого говорить! – вскинулся я. – Я был там с ней, и она не бросалась на проезжую часть, ее сбил какой-то идиот с кривыми руками и полным отсутствием мозгов! - Тогда, мистер Малфой, вам лучше знать, что послужило причиной такого состояния мисс Грейнджер, при котором она абсолютно отказывается приходить в себя, — вполне логично ответил мой собеседник, закрывая медицинскую карту больной.

***

Долго размышляя над словами целителя, я начал припоминать те резкие слова, которые мне говорила Грейнджер перед аварией. Абсолютно непонятно, почему она залепила мне пощечину, и о какой ночи между нами упоминала, швырнув на стол отчет и выбежав на улицу. Ладно бы мы переспали, но, насколько я помнил, вечером перед встречей с Грейнджер я веселился в баре с другой. А вдруг, эта другая и была Грейнджер? Я изо всех сил напряг память, силясь вспомнить черты лица случайной любовницы, но от этого его голова начала раскалываться. Решив подойти с другой стороны, я связался с Блейзом Забини по каминной сети. - Какая вечеринка, Драко? – удивился Блейз, выслушав мой вопрос. – В тот вечер я был дома, ну а где был ты – мне неизвестно. Пожалуй, тебе стоит завязывать с алкоголем. Видишь, уже и память местами отшибает. Значит, Забини не в курсе, где я провел ночь. А что, если я и впрямь был с Грейнджер? Я нервно повел плечами. Тогда становится понятным ее оскорбленное поведение. Наверное, стоит наведаться в ее квартирку. Главное, чтобы Поттер и Уизли этого не прознали. Не откладывая дело в долгий ящик, я аппарировал к ней домой и, применив «Алохомору», вошел в тесную квартиру. На полу валялся халат непонятной расцветки, на подоконнике стояли полумертвые цветы, а на журнальном столике действительно лежала одинокая запонка с выгравированной на шляпке буквой «М» — ошибки быть не могло, этот аксессуар действительно принадлежал мне. Выходит, мы действительно переспали, и я действительно этого не помнил. Оглянувшись, в поисках других доказательств, я увидел на подоконнике, рядом с вазоном, развернутое письмо. Взяв его в руки, я прочел: «Сын! Я решил смилостивиться и не лишать тебя наследства. Все-таки ты у меня один. Но ты должен выполнить мое условие. Пачкаться отношениями со всякой швалью, вроде грязнокровки я тебе не позволю. Так что жду тебя немедленно дома. Нам необходимо обсудить дальнейшие твои планы. Люциус Абраксас Малфой» Значит, в тот вечер, когда мы с Грейнджер занимались любовью – я даже в мыслях почему-то не мог назвать это банальным сексом, я получил письмо и встретился с отцом. Жаждая выяснить, почему же я ничего толком не помню о ночи с Грейнджер, я смял письмо, забрал со столика запонку и аппарировал домой, чтобы выяснить, что произошло.