Любимый сон

Мир этой славной девушки ограничен крохотной комнаткой и балконом. Точнее, один из миров. Раньше она могла часами разглядывать причудливый ацтекский узор на ковре, воображая в переплетениях линий разнообразных существ. Включала полусломанный телевизор: тихий звук настроечной таблицы давал ощущение присутствия кого-то еще. Девушка стала мастером игры в NASU и побила максимальный рекорд. Перечитывала раз за разом свои старые книги. Подолгу сидела на балконе, несмотря на довольно прохладный климат этой местности. Но вскоре Мадоцуки поняла, что есть более приятное место. Мир снов. Когда-то раньше она особо не запоминала сны, зато сейчас ей не составляло труда оказаться сразу в осознанном сновидении – достаточно было просто сосредоточиться. Раньше в ее снах не было ограничений – сейчас они появились. Давно Мадоцуки слышала, что сновидец сам ставит рамки, но эти возникли словно под влиянием чужой воли. И она смирилась. Не прошло много времени, как у девушки возникли сложности с определением сна и реальности, настолько ее захватил тот мир. У нее есть цель в сновиденном мире, и это единственная цель, стимул к существованию, который у нее остался. Так стоит ли торопиться с собиранием эффектов? Она уже наизусть знает, что будет дальше. Поначалу сны казались мешаниной из различных мест, существ и символов, но теперь этот хаос превратился в своеобразную упорядоченность и приобрел смысл. У Мадоцуки даже появились любимые места, куда она частенько приходила просто так, не за эффектами. Можно добраться до крыши и почувствовать радость полета на метле. Можно посидеть в доме Понико, остерегаясь даже приближаться к выключателю. Вообще-то Мадоцуки нравился Убоа (хоть он и не на шутку испугал ее в первый раз), но ведь Понико очень больно при превращении. Можно погулять по темному лесу. Можно заглянуть к странным сестричкам Моноко и Моноэ. Да мало ли еще разнообразных замечательных мест! Мир сновидений прекрасен и широк, но сегодня Мадоцуки хочется навестить Масаду-сенсея. Бывает, что у него хорошее настроение, и тогда он подолгу говорит с Мадоцуки, увлеченно рассказывает. Его нервное худое лицо в эти моменты преображается, словно жизнь приливает к белой коже. Лицо учителя перестает напоминать маску мертвеца. Мадоцуки, правда, ничего из его речи не понимает, он говорит на каком-то неизвестном языке. Или это просто набор звуков? Прямо посреди разговора сенсей может начать играть на пианино. Музыка куда лучше передает его рассказы, чем он сам. «Он абсолютно не изменился с тех пор, когда был моим учителем», - с долей иронии думает Мадоцуки. Как бы то ни было, никто кроме Масады даже не пытался с ней заговорить. Но чаще все-таки учитель пребывал в меланхолично-нервическом настроении. Он никак не реагировал на вошедшую девушку, бесцельно тыкая костлявым пальцем клавишу пианино. Одинокая и раздражающая нота. Мадоцуки привычно достает нож и хоть этим жестом привлекает внимание учителя. Он обрывает звук, резко поворачивает голову и как-то жалобно смотрит. Он ведь понимает, что девушка догадалась. Авария – его рук дело, и теперь они оба могут погибнуть при посадке. Один глаз учителя с ужасом устремлен на нож, другой обращен к небу. Учитель нервно пятится, пока не натыкается спиной на стену. Нож неожиданно легко проходит сквозь черную ткань и белую кожу, и шокированный от боли Масада оседает на пол. Он держится за бок, пытаясь ладонями остановить поток крови. «Смотрите на меня, сенсей», - шепчет Мадоцуки и близко наклоняется к умирающим глазам. Ничего страшного. Все равно он ничего не вспомнит в следующий раз.