***
Открывать глаза почти больно, потому что непривычно. Помимо этого, его раздражает звук, похожий на тот, что парень слышал во второсортном сериале о таких же второсортных медиках, который закончился три недели назад. Подняться получается не сразу, на это уходит минута или две. Он смотрит на свои руки — провода и электроды на них практически превратились в рукава, а от маски на лице точно останется смешной след. Избавиться от всей больничной ерунды — дело не из простых, но он справляется с этой задачей на 'отлично'. Прежние звуки превратились в один непрерывный, и это больше похоже на покушение на барабанные перепонки, чем характерный звук монитора пациента. — Эй, — доносится из противоположного конца палаты, — разве ты не должен находиться в коме еще хотя бы полгода? Он почти уверен, что не видел её прежде. У неё светлые волосы, рубашка заправлена в короткие черные шорты и разноцветная брошюра в руках. Нет, кажется, не видел. Парень уже открыл рот, чтобы задать очевидный вопрос, но ответ звучит раньше: — Меня зовут Кристал, — поднимается с пола, — я здесь восемь месяцев уже. — Чонин. И я без понятия, сколько я нахожусь здесь, — недоверчиво оценивает взглядом новую знакомую и покидает теплую кровать, ощущая разницу между теплым больничным матрасом и холодным полом. — Ты здесь живешь? В этой палате? — Точно, Шерлок. А еще я очень люблю читать брошюры про грибок и беременность. Все люди так туго соображают, когда выходят из комы, или ты особенный? — Кристал разрывает брошюру на четыре части и выбрасывает в мусорную корзину справа от койки. — Еще бы сказал, что чтение при плохом освещении плохо влияет на зрение или недосып приводит к снижению скорости функционирования мозга. Но вряд ли ты способен сложить столько умных слов вместе, да? — девушка ехидно улыбается, направляясь к двери. Чонину нужны ответы, хоть что-нибудь, поэтому он идет за ней. В коридоре света не так много, но все же больше, чем в палате. Светло-голубые стены давят на сознание и на несколько секунд заставляют парня чувствовать себя психом. Кристал ведет его в неизвестном направлении, но он не обращает на это внимания впредь до закрытия двери лифта. Ему не нравятся лифты. В них тесно, а если людей много, то совсем. Он предпочитает старые добрые лестницы. Странно, но на этот раз сердцебиение не ускоряется, руки не трясутся, а сам Чонин не паникует. Он замечает это, но не придает особого значения. — Куда мы? — спрашивает парень. Вопрос явно раздражает ночную гостью, если её можно так назвать, но она держится изо всех сил, чтобы не сказать ему пару ласковых. — На восьмой, разве не видно? — Кристал закатывает глаза и кивает в сторону светящейся красным восьмерки на дисплее. — Зачем? — Идиот, — шепчет девушка. В прочем, её совсем не смутит, если Чонин услышит. — Я не звала тебя с собой. Да, она тоже его с собой не звала. Просто сказала, что улетает в Норвегию на четыре года, а если дела пойдут хорошо — навсегда. Чонин был в шаге от того, чтобы сделать ей предложение, хотел провести с ней столько, сколько ему было отмерено, а для неё их отношения — пустяк. Есть Чонин, нет Чонина — разницы никакой. — Что ты делала в моей палате? — выдавливает он из себя, сворачивая за ней направо. — Читала, уже не помнишь? — в очередной раз язвит без намеков на сожаление и продолжает миновать линии на полу — совсем как в детстве. Спустя несколько секунд они заходят, казалось бы, в тупик, но их спасает лестница, ведущая вверх. Чонин смекает, что они идут на крышу, но это не радует — он боится и высоты тоже. Честно говоря, он и этой девушки начинает побаиваться. Кристал с легкостью открывает дверь на вершине лестницы и переступает высокий порог. Это отнимает у неё много сил, явно больше, чем у Чонина. Она останавливается в трех шагах от него и пытается восстановить ритм дыхания, но на это уходит время. Опять-таки, больше времени, чем у Чонина. — Ты в порядке? — ему не интересно, это обычная вежливость. У него есть вопросы важнее этого, но всему свое время. — Ты действительно настолько глуп? Я нахожусь в больнице восемь месяцев, какое, нахрен, в порядке? Об этом он действительно не думал. Чонин отмечает, что её кожа слишком бледная, но не решается спросить. Не сейчас. Кристал подошла ближе к краю, оставляя парня у двери, и это дает ему некоторое время на размышления. Они добирались сюда как минимум минуты три, но не встретили ни одного работника. Чонин все списывает на то, что сейчас ночь, и если кто и шастает по коридорам, так это сами пациенты (не вполне адекватные, как эта) и работники ночной смены, которые, вероятнее всего, собрались на первом этаже, распивая кофе и стараясь не уснуть. — Ты не помнишь, верно? — голос Кристал врывается в его мысли и возвращает к реальности. Он смотрит на неё с непониманием и долей удивления — не ожидал, что она заговорит с ним сама. — Не помнишь, что с тобой случилось. — Помню дорогу. И холод. — Я слышала, что это был грузовик. И твоей машине 'крышка'. Сочувствую. Плевать на машину, впервые в жизни плевать на чертов кусок метала. Он сдувал с неё пылинки как только отец сказал, что купил её для него, а сейчас — абсолютно все равно. Голова занята более важными вещами. Они снова замолкают, и Чонин вспоминает о худшем. Самом худшем. Дурацкая ссора чуть не стоила ему жизни. Он усвоил урок — никогда не садиться за руль в состоянии аффекта. Её мир не сошелся на нем клином, отныне Чонин намерен делать вид, что это взаимно. — Почему ты здесь? — очевидный вопрос, который, думает Чонин, Кристал устала слышать и отвечать на него тоже. — Выглядишь вполне... — Какой? Здоровой? — предполагает девушка, закатив глаза. Да, она давно устала слышать это. Ответ мог быть кратчайшим — единственным словом, но Кристал разрешает себе высказаться в этот раз. — У меня был парень. Не тот, с которым я только что познакомилась и решила 'попробовать' или как оно там называется. Это был человек, проверенный годами. Знаешь, когда вы просто дружите в школе и позволяете себе немного больше, чем с остальными, и ваши общие знакомые во все горло кричат противное 'почему вы не встречаетесь?', и вы решаете, что эти придурки правы. Сначала было страшно, потому что любовь портит дружбу, а терять лучших друзей не хочется. И, знаешь, когда лежишь ночью в кровати и философствуешь на различные темы, приходит мысль, что вы долго не продержитесь. Рассоритесь к чертям из-за какой-нибудь херни и решите забыть друг о друге, потому что жизнь продолжается, так ведь, Но вы держитесь изо всех сил год, пять лет, а на шестом ломаетесь. Он знал, что я не хотела за него замуж. Ни за кого не хотела. И, представляешь, сделал предложение в День святого Валентина. Я была зла на него. Была зла даже после двух часов откровений с подругой. А потом села за руль, подушка безопасности не сработала, и я оказалась здесь впервые. Десяти месяцев в коме было достаточно, чтобы потерять связь с этим миром. А тем временем у кое-кого нарисовались отношения, и потребность в девушке со странными убеждениями и жизненной позицией испарилась. Навалилась целая куча дерьма, но мой мозг решил, что мне не хватает еще чего-то для полной картины. То, о чем ты спрашивал, причина пребывания здесь — анорексия. Наверное, Чонин бы не смог дойти до такого вывода сам. Кристал не выглядит как одна из тех, кто морит себя голодом. Даже её тело не выдает диагноза, хотя, может, Чонин слишком слеп, чтобы увидеть. — Они держат тебя здесь потому, что ты не довольна своим внешним видом? Кристал смеется. Громко, не думая о том, что её услышат. Потому что смешно. Потому что никто еще не смотрел на ситуацию с этой стороны. Чонин понял её. Он, а не родители, не друзья и уж точно не психолог. — Я не чувствовала голода. Они заперли меня здесь потому, что я не чувствовала голода. Чонин прекрасно понимает, потому что его младшая сестра прошла через это, и он вместе с ней. Жизнь вытекала из неё с каждым граммом, а он мог просто наблюдать за этим, не в состоянии помочь ей даже такой простой улыбкой. Чонин не мог улыбаться, смотря на неё. — Ты ведь справишься с этим? - спрашивает парень, пряча глаза под челкой. — Тебе не все равно? — фыркает Кристал, идя обратно к двери. — Ты просто еще один человек на моем пути, как и я на твоем. Это скоро закончится. Дверь снова оказывается открытой, и Чонин спешит вслед за девушкой, стараясь незаметно вытереть выступившие слезы. Он не плачет, просто воспоминания... в мысли попали. — Даже если так, — Чонин пытается привести дыхание в норму, спускаясь вниз по лестнице, но ком в горле еще не до конца испарился, — я не хочу, чтобы еще один человек умер от этого. — Не от этого. Поверь мне, не от этого, — шипит сквозь стиснутые зубы девушка. Дистанция между ними все время увеличивается, потому что Чонин не спешит. Чонин думает о своей сестре, о выпускном, на котором она не побывала, о том, что ничем не смог помочь. Конечно, у него были свои проблемы, но это не мешает змее, затаившейся внутри, пожирать все человеческое в нем. Она спасла его. Вытянула из вселенной алкоголя, слез и самобичевания. Подарила надежду на будущее с лучами света и завтраками в семь утра — как полагается. Заставила подняться с низов на два метра выше. И растоптала. Бездумно, без сожалений и без слез, без обещаний, без истерик. Холодно, сухо, резко, просто растоптала в один мимолетный миг. Любовь — белая пелена, верно? У Чонина тоже такая была. Сейчас, когда она наполовину утратила свою способность, парень задается вопросом — как эта девушка умудрилась стать его любимым худшим ночным кошмаром? Он бездумно следует за Кристал, прожигая взглядом немую пустоту. Кристал идет, куда глаза глядят, потому что она отнюдь не ожидала, что парень очнется так быстро. У неё, правда, еще не было точного плана на этот случай. Чонин вырывается из монотонного потока грустных, печальных мыслей и, наконец, осматривается по мере возможностей — коридор освещен двумя несчастными лампочками, которые вскоре прекратят выполнять свои функции. Он всегда считал, что больницы никогда не спят. Они и правда никогда не спят, просто с этой что-то не так. Следующей в голову пробирается мысль, что он сел за руль без гребанных водительских прав, которые изъяли еще три месяца назад за вождение в нетрезвом состоянии. Родительские деньги и в этом случае его отмажут, правда? Правда. Холод просачивается под кожу и обвивает мышцы, ткани и даже клетки. Это возвращает его в ту судьбоносную ночь, навевает воспоминания, злость и щепотку грусти, чего и стоило ожидать. Не та злость, из-за которой хочется рвать и метать, — эту злость усмирил свет фар грузовика. Та злость, которую хочется выплеснуть потоком слов из себя, которую хочется развеять громкими звуками в пустоте. Невозможная злость. В какой-то момент Кристал прекращает игру в молчанку и заливается в меру громким смехом, который будоражит кожу и сознание, который пугает. — Хочешь, я перестану играть в игры? — она будто и не смеялась только что, будто не избавлялась от образа Снежной Королевы на несколько секунд. – Хочешь правду? Голую, без любых недомолвок? Хочешь? Кристал бежит по коридору, словно семилетний ребенок, подпрыгивая иногда, будто это добавляет веселья каким-то образом. Чонин ни черта не понимает, но послушно идет за ней, потому что это интригует, это отвлекает. — Восемь месяцев назад, — начинает девушка, добежав до лестницы, — родители решили, что мне нужна помощь профессионалов — докторов, которые любят деньги, но не пациентов. Меня подселили к девочке с ожирением. Наверное, думали, что нас обеих это хоть чему-то научит, а я тем временем отдавала ей всю свою еду. Хорошо они следили за нами, да? — она не дожидается ответа и продолжает. — Ты не помнишь меня? — злость, затаившуюся в этих нескольких словах, нельзя не уловить. Образ прокручивается в голове уже в который раз, но вспомнить — непосильная задача. Он мог видеть её в университете, может, они учились водном классе, может, подруга детства. Ничего. В воспоминаниях серое ничего. — Чон Сучжон, — ухмыляется девушка. — Полтора года назад у меня не сработала подушка безопасности, — Чонин согласно кивает, потому что она уже говорила об этом. — Угадай, у кого она сработала? Имя прокручивается в голове несколько раз, и возникают картинки из прошлого. Так не вовремя. Постепенно в коридоре становится светлее, издалека доносятся чьи-то голоса. Чонин слышит только некоторые слова, но даже так он понимает, что человек попал в аварию. — Знаешь, почему всем было плевать на то, что ты разрушил жизнь человека? Что весит слово депутата и несколько пачек вон? — Чонин начинает понимать, но лишь отрывками. По частям. — А что весит слово бухгалтеров? Тебе все обошлось нагоняем от отца, а мне — жизнью. Холод снова возникает из ниоткуда и будоражит кожу, но это не волнует Чонина. Не в этот раз. — Тебе стоило лишь стукнуть пальцем по первому домино из всей дорожки, и все пошло к чертям. Жизнь пошла к чертям. Кристал открывает дверь палаты, и, увидев пустую койку с множеством проводов, Чонин понимает, что они вернулись туда, откуда начинали. Дверь закрывается сама по себе, и тогда становится действительно страшно. — Я всегда хотела умереть красиво, а анорексия — нихрена не красиво. Ты продолжал жить своей сказочной жизнью, а я могла лишь прятаться в твоей тени и кричать в пустоту. Ты часто ощущал эту внезапную волну холода, верно? Всего на несколько секунд, но так, что пара изо рта шла. Помнишь холод в ночь аварии? Я еще никогда не была так счастлива как в тот миг. И я была здесь все время. Видела твоего папочку, который кричал на докторов, твою разукрашенную девицу и её наигранное сожаление, журналистов, которые просто не могли упустить свежий материал. Чонин делает первый шаг и больше не может остановиться. Это сон. Очередной сон, которых было слишком много в его жизни. Сон, который вот-вот закончится. Он смотрит на койку, которая еще две минуты назад была пустой, и видит собственное тело, окутанное пеленой проводов и электродов, от которых собственноручно избавился совсем недавно. Это наводит панику, и он передвигается по комнате с еще большей скоростью, почти ощущая, как его крыша медленно едет. Просто едет. — Я же сплю? Да, точно. С людьми в коме случается такое. Это пустяк, я проснусь, и все придет в норму. Кристал ловит себя на мысли, что готова к этому на все сто. Может, на больше. Готова отнять жизнь у человека. Готова покинуть этот мир. Готова воплотить свою мечту в реальность. Быстрые шаги вырывают Чонина из потока нахлынувшего безумия, но лишь для того, чтобы окунуть в новое. Бесконечное. — Уйдем вместе? Он снова слышит единый протяжный звук вместо сотен отрывков и понимает, что не сделал абсолютно ничего, чтобы предотвратить это. Мерил палату шагами, но не цеплялся за жизнь. Убеждал себя, что спит, вместо того, чтобы попытаться вернуться в свое тело. Холод, свет и чувство невесомости.Часть 1
5 августа 2015 г. в 00:35
На дороге пусто — именно за это и стоит любить ночь так, как он. Ни трафика, ни летней жары. Справа - ненавистная гора, слева - тошнотворный океан, и лишь по центру — дорога, которая заменяет дорогущую терапию.
Ветер отчаянно пытается проникнуть внутрь авто, но окна закрыты намертво. На каждой радиостанции сейчас либо подкасты, либо способствующие сну треки, которые почти в бешенство приводят. Он пытается найти хоть что-нибудь годное, но попытки тщетны. Лучше выключить, чем заснуть за рулем. Но он был бы не против.
В состоянии аффекта он всегда садился за руль, и это стало причиной незначительного ДТП, но его масштаб все равно привел к изъятию прав, поэтому позволить себе такую роскошь он может только ночью. Впрочем, это не единственное ДТП с его участием. Так вышло, что именно ночью произошло то, что, как он думал, перевернуло его жизнь, а возможно, сломало.
Температура падает на несколько градусов, но ему не до этого. Злость постепенно испаряется, а скорость снижается, и, вроде бы, все должно быть в полном порядке, он должен быть в полном порядке.
Все в порядке. А потом возникший ниоткуда грузовик, неприятный звук от столкновения и черное ничего.
Примечания:
Для внимательных людей была создана публичная бета.
«Как эта девушка умудрилась стать его 'любимым худшим ночным кошмаром'?» — строчки из песни Arctic Monkeys - D Is For Dangerous