Дерево висельника

- Пит! Пит!  Ее крик звенел в его ушах. - Китнисс! - он отзывается ей. - Пит! - разносится среди темного леса долго и протяжно. - Китнисс! Где ты? Тишина еще больнее. Но и ей не суждено долго длиться. Тишину прерывает и больно бьет по ушам выстрел из пушки.  - Китнисс!!! - кричит он. - Пит! - разносится далекий крик. Он бежит в сторону, откуда он доносится.  - Я иду, Китнисс!  Он бежит среди темного леса, странно изогнутых деревьев, не боясь попасться другим трибутам. Это неважно сейчас, важно добежать до Китнисс. Она в опасности. Дыхание сбивается, но все еще бежит.  Все вокруг кажется смутно знакомым, но все это - и кусты, и деревья, и небо, затянутое тучами, тишина,  все это - будто из страшного сна, которого он не может вспомнить. Он выбегает на берег ручья, и замирает. Все кажется таким до боли знакомым. Он точно знает это место. В помощники ему предоставляют луну. Она озаряет все вокруг мертвенно-бледным светом. Ручей засеребрился в ее холодном отражении, каменистая земля вокруг тоже слабо засветилась в ответ. Резкий вздох. Он знает это место. Он кидается бежать еще несколько метров, и у него больше не остается сомнений. Вон там, это пещера, где они прятались. Верх по течению - следы от его тела. И где-то там, верх по течению, кричит Китнисс. Он должен, должен ее спасти! Она не может погибнуть на арене, она просто не может погибнуть, он этого не допустит! - Китнисс! Китнисс, где ты! Тишина разрывается от ее пронзительного крика. Он, не помня себя, почти не оскальзываясь на скользких холодных камнях, бежит на звук. Она уже ближе. Он добежит до нее, добежит! - Китнисс! - снова кричит он, пытаясь найти ее в темноте. - Пит! - уже тише отзывается она где-то близко. И вдруг снова заливается криком: - Пит! Пит! Пит!  - Я иду, Китнисс!  И тут крик доносится сзади. Он резко останавливается.  - Китнисс? Лес взрывается криками. Со всех сторон доносится: " Пит! Пит! Пит! Пит! Пит! Китнисс! Китнисс! Пит! Пит!" Он в растерянности, куда бежать? Что происходит, где Китнисс? Что с ней?  Голова начинает раскалываться от диких, режущих сознание криков, доносящихся отовсюду, от которых невозможно спрятаться,  их источник невозможно убрать, но он должен, должен бежать на помощь к Китнисс, он не может бросить ее, свою невесту. Но она кричит, кричит повсюду. От адской боли, которая мучает ее и убивает. Разум плывет от этих криков,  смешиваются с его собственными, раздирая кровавую тишину арены. Он закрывает уши руками и падает на землю. В голове крутится леденящая кровь картинка - окровавленная Китнисс, умирающая, поблекшая, но прекрасная в лучах яркой и холодной луны, с горящей медным огнем, как и ее душа и глаза, брошь. С Сойкой-Персмешницей, кем она должна стать. Пересмешники... Он не знает, как избавиться от кричащих их голосами птиц.  Нужно что-то делать. Иначе он не сможет помочь Китнисс. Иначе будет слишком поздно. Он отнимает одну руку от уха и начинает с лихорадочной скоростью ощупывать пояс. Какая-то трубка, скрученный лист бумаги, веревка... Сознание начинает мутнеть от диких криков. Кинжал, вот то, что нужно. Он приподнимается на одной руке, замахивается, и не в силах призелиться метает нож в крупный силуэт, который должен быть деревом. Напуганные резким движением птицы вспархивают всей стаей и легко растворяются в темноте. Больше никаких их криков.  Несколько минут он лежит на земле, тяжело дыша, а в ушах все еще звучат пронзительные крики птиц. Это навсегда остнется в его памяти. Это навсегда останется его ночным кошмаром.  Он с опаской убирает руки от ушей, и все, что он слышит - это лишь бешеное биение  его сердца, настолько громкое, что кажется, птицы услышат его и вернутся. Но тут он резко вскакивает. Нельзя больше звать ее по имени. Иначе это может оказаться обманом мутировавшей птицы.  - Эвердин! Где ты? - кричит он настолько громко, насколько способен. - Пит! - отзвается лес. Нет, это обман, на который он не купится. - Я здесь! - раздается чуть с другой стороны, выше по течению. - Я иду, солнышко!  И он идет. Не идет, а бежит, несется к ней на помощь, насколько хватает сил. Не думая об опасностях. Сейчас важно лишь одно - она. И он идет к ней. Дрожа, подскальзываясь, не в силах придти в себя окончательно. И вот наконец впереди что-то мелькает.  - Китнисс! - последняя сотня метров, вон она, у дерева... Его сбивает резкий звук. Звучит гимн, и на небе высвечивают лицо убитого, но он не смотрит, он бежит к дереву. Вот оно совсем рядом. Привязанное к нему тело. Тело Китнисс. Не сдержав испуга, он вскрикнул. - Пит? Это ты? - хриплый, надорванный голос.  - Да, конечно это я... Что случилось? Что с тобой?  - Освободи меня...  - Да, да, конечно, - он начинает шарить руками по поясу, но вспоминает, что кинжал остался где-то у деревьев, где кричали переродки.  - А-а-а, ты не можешь, - хрипит голос. - Я сейчас что-нибудь придумаю... - в темноте он ничего не может различить. Даже ее лица, которое находится на метр выше его. Особенно ее лица.  - Я знала, что к полуночи ты придешь... - продолжает хрипеть голос, но вдруг срывается на хрип, который должен был стать криком, - беги, Пит, беги! Эти твари поймают тебя, они вздернут тебя, но ты не виноват перед ними... ты их не убивал!  - О чем ты говоришь, - он шарил руками уже по земле, надеясь найти какой-то острый камень или выпавшую из колчана стрелу.  - Но ты же пришел, - говорю я.  - Китнисс, я пытаюсь тебя освободить, - его живое лицо напряженно и сосредоточено, на лбу выступили капельки пота. - Мне так холодно.  - Я обещаю, я согрею тебя, как только сниму отсюда, - он поднимается с земли и смотрит на меня.  Сдавленно охает.  - Китнисс, почему у тебя на щеках вырезаны розы? Почему... Почему ты подвешена? Китнисс?! Я лишь улыбаюсь. И понимаю, что он видит символ Капитолия на моих щеках. И мои бездвижные, застывшие глаза.  - Китнисс?  - Ты не убивал их... Ты не убивал... - шепчу я, - мне одиноко, мне холодно... Я хочу, чтобы ты был рядом... - Китнисс... - У тебя на поясе веревка. Повиси со мной.