Какова же странность?

- Да, это прекрасно... - от былой грубости ни следа... Красивый тембр. Низкий, хриплый, харизматичный. Определенно скромный, но привлекающий исключительное внимания слуха. - Ч...что? А...? - Я не поняла. Не ожидала. Как? Почему? Где я? Как я... тут? И... что это? Но он более ничего не сказал. Возможно, и не услышал. Взгляд туманен, столь же туманная полуулыбка, блаженное выражение лица, мелкие жесты головой и пальцами рук, в особенности, правой. Что происходит? Наверное, он заметил мое замешательство, - слушай, тогда поймешь. Обычно я ответила бы что-то вроде "Хорошо" или "Ладно", но не сейчас, когда он всё равно не услышит. Я только поняла это, но он слушает музыку. Что-то тихое, мелодичное, упорядоченное, но какое-то вольное. Это фортепиано, но оно не звучит так консервативно, как классика, оно более смелое. Эта музыка гуляет там, где ей хочется, не скупясь на сумасбродные переходы от столь низких к столь высоким нотам, что в иной ситуации их сложно было бы представить даже в одной мелодии. Эта музыка странная. Она спокойная и в одно время сумбурная. Она какая-то совершенно непонятная, а они так легко её играют. Ах да, они же играют её. Эту сумбурную музыку кто-то играет. Три человека. Фортепиано. Человек, играющий на нем, выглядит как лидер этой группы, этого трио. Контрабас. Он самый незаметный, самый неслышный. Я вообще не могу понять играет он на самом деле или нет. Барабаны. Этот человек задает ритм композиции, хотя я могла бы предположить, что довольно смело в положении человека, не смыслящего в музыке, что пианист мог бы отыграть этот концерт один, без единой посторонней помощи, и звук был бы ничуть не хуже нынешнего. Хотя должна признать, что звучание этого трио действительно трогает меня. Мне кажется это интересным. К сожалению, в отличие от своего напарника я не могу похвастаться ни особым музыкальным слухом, ни владением музыкальными инструментами, ни музыкальным образованием, что объединяет два предыдущих пункта. К тому же, музыкой я никогда не интересовалась и вовсе не была ей увлечена, как остальные в моем возрасте, хотя бы тот же Соул. Именно поэтому для меня очень сложно судить музыку. Особенно, если это что-то столь экстравагантное и, в наши дни, конечно же, с историей проблем нет, возвышенное, как джаз. И именно поэтому я абсолютно не понимаю почему я нахожусь на выступлении джаз-бенда. Если в городе Смерти и были выступления джазменов, то я никогда о них не знала. И никогда не знала, что Соул на них ходил или мог ходить. И даже если бы случилось чудо, и Соул отважился провести время в компании джазовой музыки в обстановке винтажной классики, еще одного чуда никогда бы не случилось. Посмотрите на это сами. Приглашать сюда еще и меня, напомню: я не слушаю музыку, тем более я никогда даже не слышала джаза, - это абсурд, с его стороны безумие чистой воды. Это никогда не было бы для него резонно. Внезапно я вспомнила кое-что важное. Это важное заключалось в том, что я как-никак была на концерте, по словам Соула, хорошего джаз-бенда, и слушала, по словам Соула, прекрасную музыку. Его "Да, это прекрасно" в сочетании с несвойственной ему вежливостью и нежностью, с выражением лица, с обликом его блаженной души, я специально посмотрела на неё, дабы окончательно укорениться в том, что я видела, не оставляло мне шансов. Я вновь вслушалась в то немыслимое сочетание звуков, что так легко создавалось музыкантами на сцене. На первый взгляд лично мне это казалось какой-то приятной какофонией, как бы противоречиво это ни звучало. Но в какой-то момент я прислушалась, я начала немного понимать, что же там на самом деле происходит, и я не сумела подавить тихий смешок, когда с удивлением осознала, что музыканты на сцене, оказывается, играют друг с другом, дразнят друг друга, пытаются подтрунивать. Это было так немыслимо дико, так невероятно смешно, так по-детски забавно и так странно мило. Я не могу не признать, что это поразило меня. Осознание возможности подобного в музыке. Я знала всегда, Соул любит соперничать с кем-нибудь. Это важно для него. Но я никогда бы не подумала, что этому есть проявление и в музыке, которую он любит. Это стало шокирующим открытием, не только поразившим меня до глубины души, но и заставившим проявить более сильный и устойчивый интерес к происходящему на сцене и, соответственно, к создающемуся звучанию. Второй раз, когда Соул обратил на меня свое внимание, возможно, порадовал его больше: вместо тупой паники и непонимания он мог видеть, как в чертах моего лица отражается гамма эмоций, весьма положительных при том. Среди них был и восторг, и моё возбуждение, вызванное крайним интересом к моей необычной находке. Это, казалось, удовлетворило его еще больше. Он пожелал, или, быть может, соизволил, объяснить мне природу этой ситуации. Я ждала его слов с большим нетерпением, - неужели! - это могло бы сделать меня менее нервной и обеспокоенной даже не столько его, поскольку он явно чувствовал себя в своей тарелке, сколько моим положением. Вместо этого он сказал мне нечто одновременно неожиданное и ожидаемое. К неожиданностям можно было отнести и небольшую вставку на английском языке, к слову, произнесенную идеально, даже мой английский не был столь хорош, в его речи чувствовался лондонский акцент, какому бы позавидовал и наш учитель иностранного. - Это "Bill Evans Trio". Человек за фортепиано - сам Bill Evans. Он тот, от кого ведет род моя музыкальная семья. Он - гений джаза, его икона, гений фортепиано, композитор. Гениальнейший музыкант, с которым не сравнится ни один из нас. Имея такого прославленного предка, члены семьи Эвансов пришли к выводу, что каждый из них должен быть великим музыкантом. Таким, чтобы о нем говорили все или почти все, чтобы про него можно было сказать "Это музыкант с большой буквы!". - Но ты сбежал из дома, ты даже взял другую фамилию. - Да, ты права. Это было бремя, по крайней мере для меня. Но одного ты не учла. - О чем ты? - Не догадываешься, да? Подумай, ты могла бы знать. Я ведь сказал, что вот он - икона джаза. - И что...? Я не понимаю к чему ты клонишь, просто скажи прямо. - Ха-ха-ха. Все, что я тебе сказал, все, что ты увидела, все, что ты услышала, - какова же странность? - это сон... ...и я проснулась.