Все началось, как у всех

Осторожно шагая по асфальтированному мосту, не желая коснуться хоть одного отреченного, я гляжу прямо себе под ноги, крепко прижимая к груди несколько тетрадей. Каждый член нашей фракции ведет себя тихо и сдержанно. Почти как эрудиты. Только еще тише. И я обязана следовать этому правилу, пусть оно меня и не особо устраивает. Отреченные разговаривают друг с другом, но тихо, не желая причинять неудобств обществу своим диалогом. Я же не могу говорить с такой интонаций, как все. Поэтому я стараюсь молчать. Всегда. Это лучше, чем привлекать к себе внимание собственным голосом, который наверняка окажется чересчур громким для более старшего поколения нашей фракции. И я бы продолжила капаться в собственных мыслях, если бы не подол моей длинной юбки, об который я умудряюсь запнуться. Вскрикнув, я лечу вперед, но уже через секунду ощущаю, как оба моих предплечья сжимаются в чьих-то широких ладонях. Незнакомец тут же помогает мне встать на ноги, не потеряв равновесия, а стоит мне поднять на него глаза, я тут же попадаю в плен темно-синих глаз. И, кажется, я узнаю этого парня. Тобиас Итон. Сын Маркуса Итона – нашего лидера. Я никогда еще не видела парня так близко, лишь издалека я могла бросать на него осторожные взгляды, наблюдая за тем, как отрешенно он ведет себя среди собственных сверстников. Его замкнутость знакома мне. Я веду себя в обществе точно так же, не желая попадаться кому-либо на глаза. Мои щеки краснеют от смущения, стоит мне понять, что ладони парня все еще находятся на моих предплечьях. Увидев, как я ежусь, он незамедлительно убирает руки, пробормотав невнятно «извини», после чего он спешит скрыться среди серой массы одежды Отречения. Я же стою на месте, наблюдая за ним, пока тот совсем не скрывается из виду. В следующий раз на том же мосту он задевает меня плечом, не сумев вовремя обойти из-за большого количества людей. Перед тем, как уйти в этот раз, он оглядывается, ловя мой взгляд. Но Тобиас исчезает так же быстро, как и появился. Когда Маркус приглашает всю нашу семью к себе на ужин, чтобы обсудить с моим отцом что-то чрезвычайно важное, я чувствую в груди некую легкость, теплоту, разливающуюся внутри меня, струящуюся по всему телу. И все эти несколько несчастных дней перед ужином длятся бесконечно долго, а мне так хочется поскорее попасть в дом Итонов, чтобы вновь увидеть такие синие и столь запоминающиеся глаза Тобиаса. И вот, этот день приходит. С самого утра я в приподнятом настроении. Весь день с моих губ не слетает легкая улыбка. Но этого, кажется, не замечает никто, кроме меня самой. Стоит нам оказаться на пороге дома Итонов, мое сердце заводится в бешеном ритме, а стоит отцу постучать, так оно вообще проваливается в пятки, со свистом падая вниз, а позже вдребезги разбиваясь. Но когда нам открывают дверь, я перестаю дышать, ожидая увидеть на пороге Тобиаса. И, кажется, я даже немного разочаровываюсь, завидев Маркуса, улыбка которого протянута от одного уха до другого. Он приветствует моего отца, легко пожимая его руку. Но ни маму, ни Калеба, ни меня он не трогает. Даже не смотрит на нас. Весь вечер, сидя за столом, мы с Тобиасом исподтишка смотрим друг на друга, смущенно отводим взгляды, стоит им на мгновение встретиться. Моя улыбка. Его улыбка в ответ. Весь вечер я осторожно разглядываю его лицо, отмечая короткие темные волосы, густые ресницы, глубоко посаженные глаза и небольшой шрам на подбородке. Мне остается лишь гадать, откуда он взялся на его, можно сказать, совершенном лице. После этого ужина мы начинаем все чаще пересекаться все на той же мостовой, даря друг другу смущенные улыбки. Здороваемся друг с другом, тихо обмениваемся новостями, которых у нас не так уж и много – в Отречении все спокойно. Собственно, как и всегда. Несколько позже мы начинаем общаться более открыто. Уже как друзья. На наши смешки оборачиваются люди, как бы намекая, что так вести себя на людях нельзя. Но именно друг с другом нам двоим наконец-то можно быть собой, не страшась мнения и презрения других. Мы ведь уже есть друг у друга, готовые помочь в любой момент. Через некоторое время мы выкраиваем из своего графика время, чтобы пойти прогуляться вместе. Мы не держимся за руки, как делают это в Бесстрашии, не смеемся во весь голос, как в Дружелюбии. Мы тихо общаемся, но уже не стесняемся общества друг друга. Постепенно наши прогулки перерастают во что-то более романтичное и интимное. Он впервые берет меня за руку, а наши пальцы вмиг переплетаются. И мы гуляем вдоль железных путей, не смея отпустить друг друга. Я молчу, слушаю его тихий голос с легкой хрипотцой, находясь где-то вдалеке, будто не в этом мире. И в одну такую прогулку Тобиас вдруг останавливается, отчего мне приходится прекратить бездумно шагать вперед и встать напротив парня. Обе мои руки находятся в его ладонях. Наши пальцы на этот раз не переплетаются, они просто соприкасаются, находятся очень близко друг к другу. Мне это приятно. А потом Тобиас быстро наклоняется и целует меня, легко касаясь губ, но он почти так же быстро отстраняется, оставив меня в растерянности. Невесомый, сорванный с моих губ первый поцелуй для нас двоих. Теперь он всегда будет принадлежать ему. И мне тоже. От этого улыбка расцветает на моем лице. Мы рассказывает родителям о наших отношениях. Мы не держимся за руки при людях, мы не целуемся ни при ком. Мы ведем себя, как и все: спокойно, тихо и до ужаса сдержанно. Но стоит нам уйти от общества, мы раскрепощаемся друг перед другом. И никто, кроме нас самих об этом не знает. Наш маленький секрет. Наша единственная тайна. Спустя несколько лет мы опять стоим вместе все на том же мосту, облокотившись о парапет. Ночью мало людей, способных появиться здесь, поэтому пока что мы можем наслаждаться одиночеством. И присутствием друг друга. Мы дышим одинаково. Вдыхаем, выдыхаем, вдыхаем, выдыхаем. Мы опять держимся за руки, стоя друг к другу слишком близко для Отречения. Но кто сейчас нас осудит? Разве что звездное небо, прохладный воздух или, возможно, земля, по которой мы раз за разом смеем ступать. Мне уже двадцать лет, Тобиас старше меня на два года. И я знаю, почему именно сегодняшняя ночь на этом мосту станет такой особенной. И я не ошибаюсь, когда слышу тихие слова парня, предлагающие мне стать его женой. Ни секунды не думая, я соглашаюсь, мгновенно приникая к уже таким знакомым губам Тобиаса. Одной рукой я все еще держу его ладонь, а другой обвиваю шею уже жениха. Никто нас не осудит – никто нас не увидит. Бракосочетание проходит быстро и скромно. Зато наша первая брачная ночь тянется долго и ярко. Тысячи моментов зажигаются в моей памяти, вспыхивая яркими красками каждую секунду. Когда у нас появляется собственный дом, мы сразу меняем то, как он был обустроен. Теперь стол стоит посередине скромной кухни. Изголовье нашей кровати в спальне все еще касается стены, но по богам от нее стоят лишь пустоты, освобождая нас от привычных Отречению манер. Мы вместе грустим, вместе смеемся, преодолевая трудности. Вскоре все преграды перед нами с треском ломаются, не смея еще хоть раз встать на нашем пути. Все стены, что были заперты для нас на замок, рушатся, открывая дорогу в новый мир. Спустя многие годы мы уже растим наших детей. Тобиас не чает в них души. Наверное, некоторым семьям покажется странной наша вечная болтовня за столом во время обеда. Скорее всего, кто-то будет считать неправильным наш громкий смех, все время доносящийся из дома. Но мы растим наших детей такими, какими нам хотелось, чтобы вырастили нас.