Снежная царевна

Некоторые говорят, люди не заслуживают смертельного наказания за свои ужасные поступки. Я с этим не согласна. Мама снова ругается, кричит на меня. Сердится… чего такого в том, что я убила эту никчёмную девчонку, которая даже защитится, даже убежать не может? Она даже умирала, как последняя слабачка. Обречённо склоняю голову. И вижу, как на ледяной пол опять капают слёзы. Только вот об пол ударяется уже далеко не обычная солёная вода. Из-за низкой температуры всё здесь превращается в ледышки. Мама плачет. Она снова боится. Снова боится, что моё сердце расцветёт от удовольствия, и весь лёд, что плескается во мне безудержными волнами, разнесёт все вокруг к чёртовой матери. Но мне ведь нравится это. Нравится смотреть на то, как эти жалкие человеческие детишки молят меня о пощаде. Нравится видеть их такой животный страх в глазах. Как по их холодным щекам бегут холодные слёзы. И плевать, что слёзы должны быть горячими. Как я хочу, так и должно быть. Мне нравится видеть в глазах напротив страх. Дикий страх за свои глупые и ненужные жизни. Как же за ними смешно наблюдать. Хочется смеяться. Ненавижу детей. Смотря на свои босые ноги, я выслушиваю новую порцию гнева мамы. Она злится. И мне страшно. Я ничего никогда не боялась. Родители с пелёнок мне внушили, что я лучше остальных. Что я королева. Но я боюсь свою маму. Боюсь её злых слёз. Потому что знаю, что такие, как мы, не плачут. Комкая свою белоснежную сорочку в руках, я понимаю — я идиотка. В такие минуты я кожей чувствую, как мать ненавидит меня. Как ей хочется схватить своими руками мою тонкую шею, сжать сильно-сильно и не отпускать, пока мои жалкие попытки освободиться не прекратятся. Но как бы она этого не хотела, у неё ничего не выйдет. Даже если она мне все шейные позвонки пересчитает по одному, даже если моя шея окажется сломанной, а голова окажется в руках мамы. Отделённая от тела. Мертвеца не убить. Я ненавижу себя за свои потребности. Это как наркотик. Кто-то не может без кофе по утрам. Кто-то не может жить без музыки. А я не могу без тёплой крови, без ножа в руках и без их всхлипов, их боли. И каждый раз рискую. Потому что я так хочу… Резко поднимаю голову, пораженно смотря на маму. Она рыдает. По полу рассыпались её жемчужные бусы. И защипало в глазах. Она кричит, рыдает. Просит меня не убивать. Я не должна позорить Великий род Драгоциев, который вошёл в историю. Я не должна греть своё сердце, которое уже сгнило, как и многие внутренности, теплом и радостью. Ведь если оно станет счастливым и тёплым, то та сила, тот демон, что скрыт внутри меня, вырвется наружу и разрушит всё в округе. Но мне и сейчас трудно сдерживать всю мощь. Она просачивается сквозь меня, через кожу, пальцы, она мне не по зубам. И чтобы её утихомирить, я часто убегаю в пустыню, устраивая там сильную пургу. И танцую. Хотя это, наверное, выглядит очень нелепо, когда танцуешь посреди злого снега, что бьёт по лицу, босиком в одной белой сорочке. Она уже порвалась, обветшала от времени, хотя не прошло и ничтожных десяти лет. Мама боится. И ненавидит. Меня. Но… если я сейчас стою, смотря на свои ноги и комкая от страха ткань, что рвётся под моими руками, а мать бьётся в истерике, потому что я идиотка, то… я не идеальна. Идеальные девочки слушаются мать, носят нормальную одежду, а не выглядят как оборванки. Я убийца. А идеальные девочки не любят кровь, не любят держать ледяной нож в руках. Не любят слушать и чувствовать чужую боль. Боль — это смешно, но когда она не твоя. Я ненавижу. Себя. Я не идеальная, а такая не достойна моей Великой мамочки. Гнев к самой себе накрыл меня с головой, как морская волна, которые я видела только на картинках. Даже дыхание перехватило. В груди разлилось странное чувство, будто там находится кусок льда. Я опустила глаза на грудь и увидела, как по бело-серой ткани расползается красное пятно. Я хотела закричать от ужаса, но изо рта вместо крика вырвался сдавленный хрип. Мама лишь прошептала: «Началось». И закрыла глаза, а по её лицу пробежала последняя одинокая слезинка. Вокруг все стало светлым-светлым. Снег. Много снега, он закружился вокруг нас агрессивным хороводом. Было безумно страшно. Во всём этом ужасе я видела только маму. Она крепко взяла меня за руки, прошептала, что любит меня, что мы будем вместе. Я слышала, как вокруг всё взрывается, как много снега… А ведь снег, холод — моя стихия. Которая и погубила. Мне очень страшно. Крепче сжав родные руки матери, я прижалась к ней. — Мамочка, прости меня. И всё. А дальше темнота. Никогда не верила, что после смерти есть что-то ещё. Точнее тогда, когда обретаешь покой, и твоя душа не слоняется по этому миру. Я слонялась слишком долго, чтобы сохранить хотя бы какую-нибудь крупицу веры, которая была при мне, когда моё сердце было тёплым и билось. Может быть мы попадаем туда, во что верим? Я верила в то, что когда закроешь глаза, то ничего не случится. Тебя просто не станет. Может быть я была не права. Некоторые говорят, люди не заслуживают смертельного наказания за свои ужасные поступки. Я с этим не согласна.