Он целовал
её, проводя пальцами по
её тёмным волосам. Он знал, что должен быть дома; жена ждала его возвращения, думая, что он на работе. Но
она была, как наркотик. Каждый раз, когда он смотрел в
её серо-голубые глаза и говорил, что ему пора уходить, он чувствовал, что должен остаться.
И оставался.
Он провёл пальцем по золотому обручальному кольцу на
её левой руке, представляя, как отреагировала бы жена, узнай она о его маленьком грязном секрете. Закричала бы? Заплакала? Стала бы его проклинать? Покинула бы дом с ребёнком на руках? Он надеялся, что ничего этого никогда не произойдёт. Он любил свою жену, действительно любил. Ему просто нужен был кто-то, кто смог бы его понять — и
она понимала. Больше, чем смогла бы его жена, если бы попыталась. Когда он только начал встречаться с будущей женой, он никогда не думал, что она когда-нибудь так отдалится от него. Она утверждала, что это было из-за недавних родов, но он знал, что это не так, ведь
она тоже родила ребёнка, который сейчас в том же возрасте, но всё равно разговаривала с ним о чём угодно и по-прежнему занималась с ним любовью, в отличие от жены.
Она отстранилась первой и попыталась выровнять рваное дыхание. Он смотрел на
неё:
её лицо в форме сердца, казалось, слабо мерцало в свете небольшого коттеджа, который они снимали для своих свиданий. Иногда они приходили сюда, питаемые страстью вожделения; в другое время — просто уходили на пикник в поле неподалёку и, лёжа на одеяле, говорили всю ночь напролёт, глядя на звёзды. Говорили о своих мечтах — прошлых и настоящих — обо всех этих «что если», «как было бы» и «может быть».
Он нисколько не сомневался, что если бы не любил свою жену так сильно, то уже давно сбежал бы с
ней. Если бы он заботился о
ней больше, чем о своей жене, им бы не пришлось скрываться, встречаться тайком за спинами людей и лгать близким. Но он любил свою жену больше, а
она заняла второе место в его сердце, так же, как он сам занял второе место в
её душе. И всё же он был уверен, что, узнай он
её получше прежде, чем влюбился в будущую жену, именно
она стала бы его избранницей.
Гриффиндор
против Слизерина. Так было всегда, пока они учились в Хогвартсе, и он спрашивал себя, изменилось бы его поведение, знай он
её так хорошо с самого начала. Но сейчас, когда
она расстегнула его рубашку, а он — её платье, всё превратилось в Гриффиндор
и Слизерин: смешение красного и золотого с зелёным и серебряным.
Случилось бы всё это, если бы он не вступил тогда в драку с
её мужем, и если бы потом
она втайне не пришла к нему на помощь? Если бы
она не проклинала глупость мужа себе под нос, когда залечивала его раны? Оказались бы они в одной постели? Быть может, не случись той драки, не было бы и этой подлой интрижки.
Все эти «что если», «как было бы», «может быть».
Они были бесполезны сейчас, он знал, но это не останавливало его мечтаний. Он не желал чувствовать себя таким виноватым за встречи с
ней за спиной жены, чувствовать себя виноватым за всё, что они делали. Это был порочный круг: он чувствовал вину за время, проведённое вдали от дома, и поэтому ещё больше часов проводил с
ней, ведь
она заставляла его радоваться и забывать о страданиях — но потом чувствовал себя ещё более виноватым. А иногда он задавался вопросом, стоит ли всё это его эмоций — эмоций, которых он не мог до конца понять, — только для той, которая играла вторую скрипку в его сердце. Занимала второе место. Он был уверен, второе.
Он встряхнул головой и повернулся так, чтобы возобновить поцелуй, попутно запуская пальцы в
её волосы. Если бы пришлось выбирать между тем, чтобы оставить
её на втором месте и не иметь
её в своей жизни вообще, он бы всегда выбрал первый вариант. Он бы оставил
её на втором месте.
Потому что Гермиона была его наркотиком, и он знал, что никогда не сможет отпустить её.
***
— Думаешь, они будут вместе? Скорпиус и Роуз? — спросила
она, поворачиваясь так, чтобы увидеть его лицо;
её волосы каштанового оттенка ниспадали на одеяло и кусочек окружающей их чернильной травы.
Он скептически вздёрнул бровь, откидываясь на плед для пикника. Именно в эту ночь звёзды решили спрятаться за облаками. Он ненавидел, когда это случалось: теперь он потерял возможность слушать
её интересные рассказы о звёздах и созвездиях — Астрономия была
её любимым предметом в школе, и
она всегда об этом напоминала.
— Сомневаюсь, — солгал он.
— Я думаю, они могли бы, — пожала
она плечами. — В конце концов, мы с тобой практически родственные души. Если они похожи на нас, они вполне могут влюбиться.
— Или окажутся в такой же ситуации, — цинично ответил он. — Будут лгать всем вокруг, чтобы выкроить несколько часов в неделю на встречу — совсем как мы последние двенадцать лет. Очень романтично.
— Что не так? —
она разочарованно вздохнула. — Плохой день на работе?
На самом деле, его рабочий день прошёл хорошо — ничего плохого, ничего захватывающего. И это, вероятно, был лучший вариант, учитывая его профессию. А настроение испортилось от осознания того, что, если их дети когда-нибудь начнут встречаться, ему придётся оставить
её. В противном случае это будет слишком странно, слишком неловко — знать, что их дети занимаются тем же самым. И
она согласится с его решением, если этот день настанет.
Он любил
её и не хотел расставаться. Одиннадцать лет они провели под покровом тайны, разговаривая шёпотом во тьме, обманывая своих супругов, прекрасно понимая, что постоянно рискуют — в любой момент их интрижка могла быть раскрыта. Они балансировали на острие огромного ножа, им нравился адреналин. Он осознавал, чересчур болезненно, что теперь, когда их дети пошли в школу и обязательно скоро встретятся, дни их счастья сочтены.
Конечно, он до последнего мог надеяться, что они не влюбятся друг в друга, но не мог не признавать
её правоту: их дети были слишком похожи на них самих, чтобы всё получилось по-другому. Теперь потерять
её стало лишь вопросом времени, и сама мысль об этом терзала ему сердце.
Пусть
она и была второй после жены, но
она всё же была его попыткой заменить женщину, которую он любил — и потерять серебро было едва ли менее обидно, чем потерять золото.
* * *
Он глубоко вздохнул, заходя в коттедж, который уже стал для них вторым домом. Это был беспокойный день, но вместо того, чтобы искать утешения у жены, он пришёл сюда. К
ней. Он не помнил до конца, когда именно его любовница превратилась в самую любимую женщину, в отличие от жены, которая оставалась ему верна на протяжении двадцати лет брака. Он также недоумевал, как различия между ними могли быть размыты до такой степени, что даже он сам едва ли мог заметить разницу в своих чувствах к каждой из них.
— Ты уже слышал, что они начали встречаться? — спросила
она, и он кивнул в ответ. — «Ведьмин досуг» просил меня об интервью. Естественно, я отказалась.
— «Пророк» ещё хуже, — сказал он, проводя рукой по своим рыжим волосам. — Они искренне считают, что Малфой и Гермиона встречаются. Рита Скитер даже название для их пары придумала — Драмиона.
Само слово заставило его содрогнуться, но потом он посмотрел на
неё и увидел в уголках
её губ зарождающийся смех, и мысль об интрижке между Драко и Гермионой заставила его присоединиться к
её веселью.
— О, Рон, — смеялась Астория, — если бы они только знали.
