"Собачьи похороны"

Амос хоронил собаку. Как одинокий мужчина, всю жизнь занимавшийся охотой и проживавший в лесу почти что в глубоком одиночестве, Амос не страдал сентиментальностью и подобной чушью. К шестидесяти годам он лишился всех друзей (одного заборол медведь, двое умерли от кашля – проклятые медики, черт бы их побрал, две недели добирались по кривым дорогам, пока не приехали к двум охлажденным трупам, ещё несколько уехали в город и, кажется, даже разбогатели), жены у него не было, да он и не хотел заводить (к чему плодить бедноту?), а любые попытки случайных посторонних людей с ним сдружиться приводили к бешенству и потоку ругательств. Оставались только собаки, его крепкие, достойные, сильные псы. Чифа он приобрел лет тринадцать назад, когда погиб его предыдущий пёс, Микки. Славная была псина, и умер достойно: вцепился с медведем, диким Неевой, пожравшим овец в ближайшей деревне и пару раз нападавшим на людей. Конечно, Микки было не справиться: но зато он спас своего хозяина, а Амос потом отомстил за его смерть, разрезав проклятого медведя охотничьим ножом от затылка до хвоста. Проклятая тварь издохла сразу, а вот Микки ещё немного поскулил на руках Амоса. Хвостом пытался вилять, хотя лежал кишками наружу. Реветь Амос не стал, чай не баба, но застрелить рука так и не дрогнула – а толку переводить патроны? И так Микки сдох. Может, конечно, в муках, а не безболезненно, но Амос был твердо уверен, что в собаку стрелять надо только в одном случае – когда она совсем обезумела и лезет зубами рвать человека. Тогда – совсем другое дело… Тогда был ещё жив Джимми Чэллонер, странный малый, страшный до чертиков – с кривой, постоянно двигающейся челюстью, редкими и частично опаленными волосами на голове, вздувшимся, как гнойная опухоль, носом, косыми глазёнками и руками такими длинными, что на них можно было бы сушить белье при надобности. Он держал собак разного вида и, понятное дело, не имел у девчонок ни малейшего шанса. Жалко, конечно, Джимми – добрая душа, и к собакам относится хорошо: знает, кого надо закаливать, чтобы выросли отличными охотниками, а с кем вести себя нежнее, чтобы потом дамочке какой продать – для защиты али для чего ещё. - Смотри, - сказал он, когда Амос к нему приехал. – Здоровый, зверюга. Лучший в своем помете. Не соврал: здоровенный, серьезный и большелапый нескладный щенок сразу понравился Амосу. Такой, когда вырастет, может и волка забороть, и бежать быстрее лисицы, и при этом жрать много не будет… Ловкости ему не хватало, правда, в норы такой проползать не сможет, но Амоса тогда это не беспокоило. Перед ним стоял образ обезумевшего медведя, огромной твари с капающей на землю холодной слюной, и Амос желал иметь такую собаку, которая точно смогла бы справиться с таким ублюдком. И Чиф справлялся. Хорошо, гаденыш, справлялся, мог без устали с хозяином месяцами носиться по лесам, душить белок, лис, не портя ценную шкуру, биться намертво с волками и росомахами, ловить в полёте уток, догонять быстроногих перепелов и вальдшнепов, ловить рыбу… Всё умел. Умный был – почти как сам Амос. Да и вообще старый охотник многое подмечал в характере Чифа от самого себя: степенность, суровость такую мужественную, невозмутимость невероятную, мудрое спокойствие… и, самое главное, верность. Такая абсолютная собачья верность, которую никогда не встретишь у человека (уж Амос-то об этом знает, с лихвой навидался). Чиф умер сразу. Он не мучился, как Микки с выпущенными кишками и продырявленный медвежьими зубами, он не орал в истерическом страхе, как Лэс, когда Амосу пришлось его пристрелить (подонок сошел с ума от пожара и полез с зубами на вдову Твид), он не рычал и гавкал, как Блейз, когда дрался с гигантским оленем… Чиф ударился об воду и переломал себе все кости. Он не мучился, вот что немного грело сердце Амоса. Хотя, конечно, менее тошнотно от этого не становилось. Когда он хоронил Чифа, пошёл мелкий дождь: солнечный такой, светлый, после которого все лесные рощи покрываются жирными мясистыми грибами. Коппер скулил, тыкался носом в рёбра Чифа и пытался заставить его встать. Амос сначала думал, что Коппер собирается его зажрать, поэтому в первый раз отвесил ему леща, но потом понял, что это просто тоска. Как у него, только ещё более горькая. - Ишь, - произнёс Амос и потрепал Коппера за ушами. Извиняться не стал – не умел. Да и умная это собака, Коппер, сам всё прекрасно понимает. Но не такой, конечно, умный, как был Чиф. Вот это был пёс, знатный пёс. Самый лучший на всём континенте. Внезапно Амос почувствовал себя ужасно одиноким. Коппер начал тыкаться ему в ладонь, и охотник, уже совсем отчаянно и бессознательно, начал гладить его по загривку; конечно, Коппер, со всей широты своей псиной души, хотел сказать ему, что «Хозяин, дружище, ты не один», но – что ему эти утешения от неразумного щенка, который и сиську мамкину совсем недавно перестал сосать. Нет, Коппер хороший пес и отличный друг, но… Амос вспомнил, как Чиф, уцепившись зубами в руку, вытащил его из водоема, куда Амос, дурень, свалился в погоне за большеухим чернохвостым зайцем. Амос вспомнил, как Чиф растерзал на мелкие кусочки пуму, когда Амос решил поохотиться чуть подальше от тех мест, где привык: гадина поджидала его со скалы и напала сзади, едва не вцепившись охотнику в шею. Мех, конечно, был безнадежно испорчен, но зато Амос остался жив и накормил Чифа жилистым кошачьим мясом. А эти разговоры у костра? Да, некоторые из них Амос до сих пор помнил. Точнее, даже не сами разговоры, а какое-то ощущение от них: спокойное такое, безмятежное… тревожное немного, так как свершались они темными вечерами, у костра, а ночью надо спать осторожно, так как мало ли, кто решит к ним прийти, но это не беда. Всё равно воздух был заполнен царственным лесным безмолвием, звенящей тишиной и уютным, почти домашним стрекотом ночных насекомых и шуршанием листьев. Чиф лежал рядом, положив покусанную кривую морду на длинные лапы, а Амос делился с ним своими чувствами, впечатлениями и переживаниями… А теперь остался только Коппер. Хороший пёс, славный, отличный охотник, но пока – совсем не друг. - Ничего, Коппер, - сказал Амос, вытирая ладонью мокрое от дождя лицо. – Ничего, дружище, мы им ещё покажем… Покажем, да? Коппер ничего не ответил, лишь начал облизывать хозяину пальцы. - Даа, покажем… - протянул ещё раз Амос, обращаясь не то к Копперу, не то к лежащему в могиле Чифу. Уж точно покажет. Эта проклятая лиса ещё своё получит. Амос в прошлом справлялся с диким медведем, убившим его друга, так с чего бы ему не справиться с паршивой лисицей?