Счастливый промах

— По последним данным все большему количеству вчерашних зомби оказывается медицинская помощь. Как вы можете прокомментировать это, профессор? Чего ожидать от тех, кто совсем недавно разрывал людей на части и ел их? Не опасно ли это? Насколько мы можем доверять британскому препарату... эээ... как он там называется? — раздался бодрый голос ведущего из радиоприёмника. Клементина подкрутила звук, сделав погромче. Радио в машине ловилось плохо, через помехи, но это было лучше, чем ничего. По факту уже само наличие машины на ходу с полным баком бензина могло считаться большой удачей. А уж уцелевшая на ней радиоантенна — тем более. Еще пару лет назад за такое добро могли убить, не задумываясь. — Джейк, я бы хотел напомнить вам и всем радиослушателям, что "зомби" — это грубое слово, которое мы более не используем, — ответил профессор. — Мы все-таки в Америке, подобные выражения могут считаться дискриминацией. Посудите сами — ведь эти люди не виноваты в том, что стали такими. Британцы используют термин "страдающий PDS". — Страдающий? Так это болезнь? Она излечима? — Давайте по порядку, Джейк. Да, PDS может считаться болезнью, и ученые пока не уверены в ее излечимости. Однако вот что мы знаем наверняка — при соблюдении режима приема нейротрептилена страдающие PDS абсолютно безопасны для окружающих и для самих себя. По всему миру стартовала массовая программа ресоциализации людей с PDS, и многие успешно завершившие ее уже возвращены в общество. Мы с вами говорим не только о медикаментозном аспекте, но и о психологическом... страдающие PDS чувствуют страх и вину, и если мы будем... с недоверием... мы получим...гражданскую войну... должны понимать, что... На этом радиотрансляция окончательно утонула в шумах, и Клементина со вздохом включила приемник. Нет, ей не было жаль, что она прослушала, что же мы, по словам неизвестного профессора, должны понимать — она и так знала, что тот скажет. Толерантность, принятие, несовместимость любых притеснений с Декларацией Независимости и так далее — выпускаемые все чаще радиоэфиры были об одном и том же. О том, что волновало общество больше всего: эффект зомби обратим. Клементина слышала все это много раз. Дорога бежала вперед и вперед — серая асфальтовая лента, упирающаяся в горизонт. Хотя перед Клементиной стояла четкая цель — она ехала в город на раздаточный пункт, чтобы пополнить запасы провизии — она не задумывалась над своими действиями, просто механически вела машину, полностью погрузившись в свои мысли. С того дня, как все это началось, как Ли подобрал ее, испуганную и заплаканную, и взял под крыло, прошло восемь лет. Восемь долгих лет, полных страха и поисков средств для выживания. Иногда Клементине и самой не верилось, что она смогла пройти так далеко. Первые четыре года были самыми страшными — борьба за ресурсы, каннибалы, Кроуфорд, Карвер... Клементина кинула взгляд на уродливый шрам на предплечье, оставшийся после укуса собаки — отнюдь не единственное напоминание о прошедших днях. Тем не менее, она смогла. Она осталась живой и не зараженной все это время. Иногда она думала, что дело в везении, иногда — в том, что у нее был хороший учитель. Самый лучший... Клементина глянула на фотографию Ли, прилепленную к зеркалу заднего вида. Несколько лет назад ученое сообщество, от которого остались рожки да ножки, изобрело лекарство, дающее надежду на второй шанс для человечества. Мир начал восставать из пепла, приходить в себя после страшного удара: потихоньку восстановились города, автозаправки, радиовышки, кое-где даже удалось наладить производство. Конечно, говорить об абсолютной безопасности и комфорте пока не приходилось, но и это уже было подарком. По крайней мере теперь для того, чтобы найти себе пропитание, не приходилось никого грабить и убивать. И хотя Клементина по-прежнему не желала расставаться со своим пистолетом ни днем, ни ночью, использовать его приходилось куда реже. Жить стало проще и приятней. Только вот для самого дорогого сердцу Клементины человека это уже не будет иметь никакого значения. Он никогда не увидит обновленного мира, в котором зомби живут наравне с обычными людьми. Он никогда не поразится ее неумелому шву на руке, никогда не потреплет ее по коротким (всегда коротким!) волосам, никогда не обнимет и не прижмет к себе. Она никогда не расскажет ему о своих приключениях, о Кенни, ЭйДжее, Люке, Джейн и других, никогда не похвастается, что научилась водить машину, что начала и бросила курить, что выжила, в конце концов. Она никогда не вдохнет его запах, не увидит его улыбку, не услышит его успокаивающее: "Все будет хорошо, Клем. Я с тобой". Потому что она убила его. Выстрелила в голову, как он сам и просил. В том проклятом полицейском участке, он так не хотел обращаться в зомби... Клементина сжала зубы и порывисто вздохнула. Прошло целых восемь лет, а она все не могла забыть выражения лица Ли и его слов. Был ли у нее выбор? Наверное, был. И если бы она тогда не спустила курок, возможно рядом с ней в машине был бы настоящий Ли, а не его фотография. С тех пор, как стало известно о нейротрептилене, не проходило ни одного дня, чтобы Клементина не обвиняла себя в том, что совершила. Ли мог бы вернуться, если бы не она. Ли мог бы быть рядом — пусть холодный и вынужденный принимать лекарства, но родной и любимый. Гораздо роднее и любимее всех тех пустозвонов, что успели побывать от нее на расстоянии ближе трех футов. Девушка закусила губу. Хотя она запрещала себе думать об этом, отрицать очевидное не имело смысла — в мужчинах она искала черты Ли, как внешние, так и внутренние. Клементина вообще очень неохотно подпускала к себе людей, так что в свои семнадцать по-прежнему была одинока. Образ Ли, прочно впечатавшись в память, стал для нее образцом и идеалом, мерилом, в соответствии с которым она судила всех. Клементина вцепилась в руль. Как же она могла быть такой дурой? Если бы она знала, если бы она только знала, что всего через восемь лет... "Но он же сам просил! — начала она привычный спор с самой собой. И тут же ответила: — Ну и что! Я должна иметь свою голову на плечах, не этому ли он меня учил?". Если бы Клементина все еще могла плакать, она бы обязательно расплакалась — от злости на саму себя. Однако это чудесное умение давно было ей чуждо — на каждого погибшего спутника никаких слез не хватит, сколько их было и сколько еще будет... Но Ли — не каждый. Ли — один-единственный, тот, кто заботился о ней, кто научил ее стрелять, кто был с ней, когда она больше всего в этом нуждалась. И несмотря на то, что, казалось бы, все слезы по нему были давно отплаканы, боль никуда не ушла. Она новой волной заполнила Клементину, сдавливая грудь, заставляя сердце ныть отдаваясь жжением в глазах. Она уже не видела дороги, погрузившись в свою тоску с головой. Может быть, из-за этого она и не увидела препятствия. К тому моменту Клем уже въехала в город, и теперь, сбавив скорость, петляла по пустынным улицам, пытаясь вспомнить, куда ей нужно. Что-то ударилось о передний бампер, затем о правый бок — Клементине показалось, что она увидела тело. Она резко дала по тормозам. Кто бы это ни был, зомби или живой человек, ему потребуется оказать помощь и довезти до ближайшего медцентра. Прежде чем выйти, Клементина прихватила с пассажирского сиденья пистолет — случай с Омидом научил ее даже в туалет ходить вооруженной. Клементина обошла машину, медленно приближаясь к телу. Это был мужчина средних лет, лежащий на асфальте лицом вниз. Девушка остановилась, взяла его на мушку и громко спросила: — Живой или мертвый? — Мертвый... уж как несколько лет, — пробормотал мужчина, с трудом поднимаясь и поворачиваясь. Сердце пропустило удар, а рука, держащая пистолет, задрожала. На Клементину смотрел Ли Эверетт, мало изменившийся с их последнего разговора — ошибки быть не могло, это лицо она узнала бы и в полной темноте. "Невозможно..." — девушка быстро взяла себя в руки и перехватила пистолет поудобнее. — Кто ты такой? — резко сказала она. — Меня зовут Ли Эверетт, я... — в белесых глазах мужчины отразилось неподдельное удивление и ошеломление. — Клем? Боже, Клем, это правда ты? Я не верю своим глазам, я вначале не узнал тебя... ты так выросла! Это же я, Ли, ты забыла меня? — он в недоумении посмотрел на дуло пистолета. — Я помню Ли, — холодно ответила Клементина. — И я помню, что он умер — очень хорошо помню, я, черт побери, сама выстрелила ему в голову! — она сорвалась на крик. — Кто ты такой и зачем прикидываешься им? К ее удивлению, мужчина рассмеялся. — Клем, девочка моя, мне не хочется разочаровывать тебя... Но ты промахнулась, — он повернул голову и показал Клементине длинный шрам над виском. — В следующий раз не зажмуривайся и не убегай, так и не посмотрев на то, что сделала. Он улыбнулся и раскрыл объятия. Медленно опустив пистолет, Клем сделала шаг вперед, затем еще один и еще — все быстрее, пока не уткнулась в грудь Ли. Он осторожно обнял ее за плечи и прижал к себе. Его руки бывали прохладными, а от одежды пахло костром. Клементина громко всхлипнула и, выронив пистолет, вцепилась в его куртку, точно боялась, что он сейчас исчезнет. Она не заметила, как расплакалась, слезы бежали сами, Клем была не в силах их остановить — да она и не хотела. Сейчас она вновь чувствовала себя маленькой девочкой, доверяющей убийце Ли Эверетту свою жизнь. — Я... никогда... не забывала тебя... — прошептал Клементина сквозь слезы, зарываясь в него еще больше. — Я скучала... — Я тоже, Клем... Я искал тебя с тех пор, как вышел из медцентра. Но теперь все хорошо. Теперь я с тобой. Пистолет ненужной и забытой железкой лежал на асфальте. Никогда в своей жизни Клементина так не радовалась собственному промаху.