Стрела

      Ночь. Тихо шелестели листья деревьев от лёгкого летнего ветерка. Полнолуний свет озарял своим белоснежным светом всю эльфийскую деревню. Еле слышно журчал ручеёк, словно он не хотел нарушать нависшую на лес тишину. Фауна и Флора будто пытались сделать так, чтобы о них никто сегодня даже и не вспомнил. Все звери будто исчезли из своих нор, берлог и жилищ. Даже ночные птицы не подавали и звука. Здесь всегда было тихо. Но не так, как сегодня.       Особое место надо уделить светлячкам. Эти прекрасные существа, несущие свой тёплый свет всему Средиземью, слетелись в жилище эльфов. Свет их был не столь ярок, как обычно. Он потускнел. Охолодел. Теперь он уже не нёс такое радушие окружающим. Скорее нагонял смуту и неимоверную тоску.       Грусть. Как много можно сказать одним словом. Его вполне достаточно, чтобы описать лица столпившихся на улице существ. Сегодня здесь, в этом лесу, были все: эльфы, люди, хоббиты и даже гномы. Гендальф тоже соизволил прийти, но и он сегодня ничем не отличался от остальных. Ни на ком из присутствующих не скользнула даже малейшая ухмылка, не то что улыбка.       Теперь стало понятно, куда подевалась вся живность леса. Они окружили окраину самой деревни. В глазах каждого из них можно было прочесть лишь скорбь и печаль. И неспроста.       Сегодняшняя ночь не походила на остальные. Нынче все, местные и несметные, были тут гостями. Гостями на похоронах. Не помнится такого момента за всю историю Средиземья, чтобы все народы, за исключением, неподвластных, всеобщем принятым законам, оркам, собрались в одном месте в одно время. Если бы повод такого скопления был более радостным, более торжественным, тогда бы всё иначе. Но нет. Сама судьба решает, под каким предлогом собрать своих детей. И обычно этот повод бывает, к сожалению многих, печальным. Даже можно сказать, трагичным.       Этот день останется в памяти многих и не сможет стереться, как обычные воспоминания, временем. Этот день. Эта ночь навечно останется в памяти этого места. Навечно. Ничто и никто не сможет забыть её, даже если захочет. Похороны — не самое приятное в этой жизни. Особенно когда хоронишь близких. Леголас это понимал, как немногие другие. Кому, как не ему, пришлось хоронить своих друзей, родных, товарищей…, а теперь и отца. Наверное, сейчас он был самым несчастным эльфом во всём Средиземье. Самым несчастным эльфом, но не самым несчастным существом. Где-то там, чуть дальше от столпившихся вокруг деревни зверей, кто-то прятался за огромным валуном и наблюдал за происходящем из далека. Из камня торчали только крохотные рожки, так походившие на оленьи. Карие, сверкающие от лунного света глаза, внимательно всматривались вдаль, пытаясь увидеть сам процесс погребения.       Незваная гостья не хотела беспокоить остальных своим присутствием, тем более там она была нежеланным посетителем. Её никто не пригласил не без причины. А если говорить конкретнее, то именно из-за неё сейчас все эльфы Средиземья хоронят своего предводителя — Трандуила…       Ту ночь, когда девчушка потеряла того, кого любила всю свою никчёмную жизнь, она запомнит надолго. Она никогда не сможет простить себе его смерть. Никогда. Если бы она тогда вовремя ушла, если бы вовремя послушала его: всё могло бы кончиться иначе.       У девушки навернулись слёзы. Ей хочется рыдать. Но она не может. Она обещала ему не плакать. Да и вообще забыть, что это такое. Король не любил её слёзы, потому она лично поклялась ему перед смертью, что отныне не прольёт больше ни одной слезинки. И девушка сдержала обещание, но надолго ли? ..       — Леголас, — обратился к нему Бильбо. В его голосе были слышны нотки скорби и даже сожаления. Пускай ему не нравился Трандуил, но, в какой-то степени, ему даже сложно представить, что того уже нет… — Стрела, — наконец вымолвил тот. Ах да, стрела. Та самая стрела, которая лишила жизни предводителя эльфийской расы. Это та самая стрела, которая насквозь пронзила сердце блондина, не оставив и единого шанса на спасение. Но она предназначалась не ему. Не ему.       Несчастный эльф стиснул в руках золотое орудие. Золотое. Необычное видеть оружие, сделанное из чистого золота. Золотая стрела. Подобное произведение искусства может заворожить взгляд любого существа. Красиво выгравированные золотые листья выглядели, как настоящие. Вокруг ствола стрелы струилась тоненькая ветка, которая становился всё мельче и мельче по мере продвижения к кончику. Поистине прекрасная работа. Но всю эту красоту портила, засохшая вдоль всей стрелы, алая кровь. Её так и не смогли отмыть.       Сердце эльфа сжималось всё сильней. Вся скорбь, тоска, что таились в его душе, воспоминаниях, не давали Леголасу и минуты покоя. Он плакал. Он действительно плакал. Сдерживать слёзы уже было бесполезно.       А девушка, что всё также пряталась за камнем, не могла смотреть на это с безразличием. Ей было тяжко. Она хотела подойти. Подойти к телу своего любимого и в последний раз, в последний раз обнять его. На прощанье. Как тогда, в тот день, когда она потеряла его.       Брюнетка невольно прикоснулась подушечкам своих пальцев к губам. Тот поцелуй она никогда не забудет. Ведь он был первый и последний раз в её жизни.       — Прости меня, — сквозь собственные слёзы с трудом вымолвил Леголас, пытаясь хоть как-то держать себя в руках. — Прости меня, отец. Прости за то, что не оказался рядом. Прошу, прости…Прости за всё… Бильбо поднял голову, и с сожалением посмотрел на своего друга. Он прекрасно понимал, что тот винит себя в произошедшем. Винит себя за то, что поругался в тот день с отцом. А всё из-за чего? Всего лишь из-за пустяка, после которого они уже должны были, на следующий день, помирится. Леголас это знал. Знал, что уже на следующий день всё придёт в норму. Знал, что уже завтра Трандуил простит его за маленькое непослушание. Но знал ли он, что завтра больше никогда не наступит для короля? Нет. Определённо не знал.       С горечью на сердце и глубоким прискорбием в душе эльф прижал к груди стрелу и, пустив последнюю слезу в своей земной жизни, блондин положил в руки мертвеца золотое орудие. Она должна остаться с ним. Уплыть вместе с ним. Покинуть Средиземье вместе со своим хозяином, которому она принесла смерть. Пусть всё горе, что принесла эта стрела, уйдёт в небытие и навеки покинет этот мир. Пусть скорбь, что резала сердца несчастных на куски, унесёт ветер, как всю ту боль, что перенесли жители леса. Пусть всё зло сгинет обратно к себе, в Мордор. Здесь оно никому не нужно. Никому. Ибо так желал сам вождь леса. Ибо так желал тот, кто стоял за свой народ горой; тот, о ком будут вспоминать, как о великом короле; тот, кто был готов на всё, ради спасения своих близких. О нём будут слагать легенды, песни, мифы… Ведь этот эльф знал, что есть жизнь, а что есть смерть. И только само божье создание вправе решать, когда жить, а когда умирать. У каждого есть право выбора. У короля он тоже был. И он выбрал тот, который посчитал наиболее верным…       — Зачем он это сделал? — после долгого молчания спросил, наконец, Торин. Любопытство гномов, что тут сказать. Но некий смысл в его вопросе, всё-таки, есть. Есть, но и одновременно нет.       — Просто он любил её, — сказал хоббит, поняв, что Леголас и слова выдавить из себя не может. — Просто любил.       Гном немного призадумался. Было над чем подумать. Действительно было. «Если бы он её любил, то этот эльф наверняка прекрасно знал, что, пожертвовав собой, ради спасения жизни несчастной, он обрёк бедняжку на долгую и мучительную смерть в одиночестве…»       Торин был прав. Да. Он был прав. Ведь, что может быть хуже жизни без любимого? Особенно, когда знаешь, что тот, кого ты любил, пожертвовал своей собственной жизнью ради твоего спасения. Верно. Ничего не может быть печальнее на свете этого. Ничего.       Девушка сползла по камню. Она не могла устоять на ногах. Просто не могла. Ей захотелось плакать. Ей очень хотелось плакать. Но она не могла. Обещание есть обещание, его нельзя нарушать. От этого бедняге становилось только хуже. Она облокотилась на камень и легла на землю. Её тело онемело, а глаза постепенно начали слипаться. Несчастной уже ничто не поможет. Ничто.       — А ведь эта стрела была моя… — шёпотом промолвила девушка и, со вздохом облегчения, закрыла глаза.