Не сотвори себе кумира

      Одарённость, Майтра, был вполне обычным Ноем и старался не выделяться. Он не показался на сцене ни при оглашении Графом первого акта, ни во время переезда в новый дом, который вытряхнул из шкафов Семьи один пренеприятнейший скелет, ни разу не заглянул в Чёрный Орден, и не участвовал в поисках вновь ожившего родственника с порядковым номерком «14». Даже на семейных обедах он ел степенно и спокойно в отличие от шумящих родственников, чьими стараниями ремонт в столовой не прекращался веками. В общем, Майтра был отличным парнем по всем статьям экзорцистов, не любящих лишние проблемы. Или девушкой - Тринадцатый Ной так привык не выделяться, что позабыл свой пол и человеческое имя.       Роль Тринадцатого в этой войне очень важная – суфлёр. Да-да, тот человек, который даёт подсказки забывчивым актёрам. А в последнее время в их головах творится чёрте что. Поэтому самый тихий Ной ничуть не удивился, когда на него свалилась ежевечерняя обязанность Графа желать спокойной ночи членам горячо любимой семьи - он и так руководил Ковчегом, так что новая делегированная обязанность была скорее закономерностью, чем неожиданностью.       Обход начался с комнаты Страсти. Майтра постучался и, не дождавшись ответа, осторожно приоткрыл дверь, памятуя об острых когтях излюбленного животного обличья сестры. Двенадцатая была занята: она сидела в начерченной кровью пентаграмме и сосредоточенно тыкала иголкой в плюшевую игрушку, напоминающую седого старика в костюме экзорциста.       - Это тебе за Яйцо, это тебе за мои слёзы… - приговаривала Лулу, вновь и вновь опуская иглу в игрушку.       Майтра пробормотал извинения за вторжение вперемешку с пожеланием приятной ночи и удалился.       Следующей на очереди была комната Уз Ноя, проблемных близняшек Джасдебби. К ним следовало входить с максимальной осторожностью, потому что с тех пор, как Граф подарил им игрушечные пистолетики, близнецы стреляли во всё, что движется. К вящему удивлению Одарённости в него ничего не полетело - близняшки тоже были очень заняты: они с попеременным успехом вешали на стену картину.       - Криво, – вынес вердикт бездельничающий Джасдеро.       - Ну и ладно! – зло крикнул Дебитто, балансируя на хлипкой стремянке.       - Так попадать же не будем!       - Если такой умный, сам вешай!       Джасдеро решил не претендовать на звание умного, поэтому возня с картиной была окончена. Девитто, спустившись, придирчиво осмотрел результат и задумчиво протянул:       - Мда-а, в Кросса как-то было интереснее стрелять.       - Так он же наконец-то мёртв! Ученик заменит учителя!       - И то верно!       Братья одновременно вынули пистолеты из кобур и принялись палить по изображению беловолосого мальчишки со шрамом в виде звезды. Аллен Уолкер. Главный актёр нынешнего представления.        Майтра тихо попрощался с так и не обратившими на него внимания близняшками и шмыгнул за дверь, от греха и разноцветных пуль подальше. Комната Роад встретила его интимным полумраком и висящим в воздухе огромным сердечком из горящих свечек. На стене висел огромный плакат с изображением всего того же Аллена Уолкера, правда, в другом ракурсе и обстановке. Сама хозяйка комнаты мирно почивала в кровати, как и полагается хорошей девочке. На её лице играла широкая улыбка.       - Спокойной ночи, Роад, - Тринадцатый чмокнул сестру в лоб и развернулся, чтобы уйти, когда услышал:       - Какая ночь, какое спокойно? Отрабатывай конфеты, раб!       Нет, Мечта Ноя не проснулась. Она всё еще пребывала во сне, судя по всему, очень специфичном, который не должен сниться хорошим девочкам из приличных семьей.       Но с каких это пор Семья Ноя приличная? Пусть снится, решил Майтра, а Графу он потом доложит: суфлёр же должен сообщать об изменениях в сценарии, не так ли?       Жалости и Гниения в комнатах не оказалось, как и плакатов или кукол Джокера Бога. Если бы Тринадцатый имел индивидуальность, то он бы облегченно выдохнул: ещё не всё потеряно, и не все Нои заболели «уолкероманией»,       Следующим в очереди был Мудрость… Что ж, тот по ночам не спал, но традиция есть традиция, поэтому всё же пришлось заглянуть к нему. Пятый апостол что-то сосредоточенно строчил в тетрадке, но он прервался, стоило двери слегка скрипнуть.       - О, Одарённость! Заходи, кое-что покажу! – с этими словами единственный заметивший его член семьи протянул толстый фолиант.       На фолианте был изображён… нынешний носитель Четырнадцатого. Не носи Майтра маску, на его лице, наверняка бы, впервые за много лет отразилась эмоция.       - Запущенный случай, я чуть не свихнулся, пытаясь понять, какая личность настоящая!       - Спокойной ночи, - безэмоционально ответил заместитель Графа в ночных обходах, протягивая книгу обратно. Впереди четыре комнаты, и кто знает, что его в них ждёт.       Четвёртый спал. Восстановив в памяти разговор за ужином, Майтра вспомнил, что Шериллу завтра предстоит важный день. Однако прежде чем уйти, он заметил воткнутый в стену кинжал. В комнате было темно, но зрение Ноя помогло ему распознать, что в качестве мишени выступил чей-то портрет.       Джойд, он же Тики Микк, поддерживал семью в массовом протесте против сна. Вся его комната была завалена колодами карт и обломками Акум. Очередной кандидат в металлолом с картонной маской Уолкера сидел напротив Удовольствия Ноя и играл с ним в покер. Акума трясся, по нему было видно, что он не горит желанием присоединиться к своим собратьям.       - Каре! – восторжествовал Микк и небрежно бросил карты в «лицо» Аллена.       - Рояль Флэш, господин Ной, - жалобно проблеяло творение Графа, показывая свои карты. Тики изменился в лице и молниеносным движением, засунул руку в грудь Акумы. Раздался взрыв, который слегка покоптил взбешённого Микка, и партия закончилась.       - Я не могу выиграть даже у его изображения! Проклятье! Эти серые глаза, они надсмехаются надо мной! – Тики взял обгорелую картонку и уставился на неё так внимательно, будто она могла говорить. Майтра даже не стал желать спокойной ночи, рассудив, что брату сейчас точно не до сна, и быстро захлопнул дверь.       Второй! Правосудие не может заниматься такими постыдными вещами, как поклонение экзорцисту, он слишком жесток, слишком насторожен, чтобы… Однако изображение порядком надоевшего экзорциста не миновало и комнату Надзирателя: в огромную подушку, наподобие булавочной, с вышитым на ней хмурым Уолкером, Правосудие воткнул своё оружие.       Дежурно пожелав «Спокойной ночи!» незамеченный очередным братом, Тринадцатый уныло поплёлся в комнату Графа. После пережитого он решил проявить индивидуальность, поэтому распахнув дверь, он громко начал:       - Сладких снов, наш любимый, наш обожаемый, Тысяче…       Граф с недоумением воззрился на застывшего в дверях Майтру, и вежливо поинтересовался о причине столь неожиданного визита.       - Зашёл пожелать вам спокойной ночи, - рассеяно пробормотал Тринадцатый, перемещая взгляд от одной картины к другой. Картин было много. О-очень много.       - А-а, старая добрая традиция, - улыбнулся главный враг человечества, подозрительно напоминающий обыкновенного сорокалетнего мужчину. – Мы разве не поменяли её на утреннее вытряхивание сонь из постелей? В последнее время Семья спит так плохо, так мало…       Майтра пробормотал извинения и неуклюже попрощавшись с Графом, быстрым шагом направился к своей комнате. Увиденное до сих пор не выходило из его головы. О нет, в комнате заклятого врага Церкви изображения Аллена не было. Там главенствовал Четырнадцатый, предатель Семьи Ноя и всеобщая головная боль. Смеющийся Неа, хмурящийся Неа, Неа за пианино, Неа за ужином, Неа крутит шею своему первому экзорцисту, Неа убивает первого Ноя из прошлого поколения – вот неполный список моментов, запечатлевших жизнь скандально известного Исполнителя.        Но на этом беды незаметнейшего из Ноев не закончились. Буквально через пять минут его едва не сбили с ног спешащие к Графу Гниение и Милосердие. На пару они тащили огромную раму, чьи позолоченные края проглядывали через плотный кусок чёрной ткани.       - О, Одарённость, - Шестой Апостол резко затормозил. В силу того, что его паразиты были напиханы во все стены, а также живых людей, находившихся на Ковчеге, в частности клана Книжников в полном составе, Гниение был в курсе абсолютно всего: – Слушай, возьми-ка это, а то у всех есть, а у тебя нет. Нехорошо быть немодным.       И Майтра с незаметным для остальных усталым вздохом принял маленькую фотокарточку Аллена Уолкера. Нетрудно догадаться, чьё изображение должно было потеснить Неа на алтаре Тысячелетнего.       - Сам я с ним только мельком виделся, но говорят, он очень плохо отзывался о рэпе и джазе. Сечёшь, что это значит? – Милосердие наверняка хрустнул бы костяшками, если бы не выполнял важную роль носильщика.

***

       С тумбочки на суфлёра Тысячелетнего смотрели насмешливые серые глаза человека, чья бьющая через край индивидуальность свела с ума практически всех, кто с ним повстречался. Колеблющийся свет свечи играл тенями и периодически превращал лучащуюся добротой улыбку в насмешливую ухмылку.       - Мода, да? Все грезят лишь им одним… Должен ли я…       Одарённость почесал в затылке, спросил у себя, хочет ли он кидаться кинжалами, тыкать иголками или рисовать сердечки, и пришёл к ответу, что ничего из вышеперечисленного делать он не будет. Поэтому он сложил руки вместе и мысленно пожелал встречи с Уолкером, чтобы хотя бы ненадолго мелькнуть на сцене. В конце концов, каждый работник театра мечтает о частичке славы актёров.       Совершив своеобразную ночную молитву, Тринадцатый со спокойным сердцем заснул, видя во сне, как он получает долгожданную индивидуальность.        Нои одинаково презирают все религии человечества и не верят в существование Единого Бога. Зачем он им, когда у них есть свой кумир?