Drown

      Эшли подрывается с кровати, крича от испуга, отмахиваясь руками от чего-то, что будто стояло рядом. Кошмар. Один и тот же. Каждую ночь на протяжении всей недели. Парди трясет, он еле как поднимается на ноги, сделав буквально пару шагов до бара, чтобы взять бутылку виски. Залить в себя очередной литр, дойти до состояния «в дрова» и не думать ни о чем. Именно это он собрался сделать, ибо только это помогает дожить до утра. Просто Эш знает, что уже не уснет, а картинки кошмара будут стоять перед глазами, заставляя парня раз за разом кусать собственную руку, чтобы не закричать.       Делая очередной глоток, Эшли усмехается, думая, насколько же дерьмовая его жизнь. Он устал. Просто устал от всего. От одиночества, от вечной боли в груди, от надоедливых воспоминаний, что раз за разом одолевают, заставляя рыдать в подушку. Эш слишком долго терпит, не выдерживает, ломается раз за разом. Его способно вывести из себя что угодно, ведь не важно, что (или кто) бросит искру, важно то, сколько накопилось у него в душе.       Никто не видел его слабости, ибо Парди всегда умело это скрывал, надевая очередную маску, а на вопросы друзей «Что случилось?» или «Ты в порядке?» лишь кивал, говоря, что не выспался. Те не верили, но не лезли, а Эш держал в себе желание закричать и броситься к кому-нибудь, чтобы все рассказать, но его останавливало давно установленное правило: «Люди не любят слабости». Эшли прекрасно знал это, ведь испытал на себе не раз, поэтому лишь натянуто улыбался.       Скрип двери заставляет басиста вздрогнуть, но не подняться с пола. Покидать угол, в котором он так удачно устроился после первых трех глотков обжигающей горло жидкости, не хотелось совсем. Парень поднимает взгляд, смотря сквозь пелену застилающих глаза слез на вошедшего. Шокированный, немного заторможенный ото сна и напуганный ударник, опускается на колени перед другом, не в силах сказать и слова, а Эшли смешно. Он смеется, задрав голову и уперевшись затылком в стену. Смеется так истерично, что слезы невольно текут по щекам. Это еще больше пугает Кристиана, и какое-то время он находится в оцепенении. И только тогда, когда Парди вновь приставил горлышко полупустой бутылки виски к губам, ударник, очнувшись, остановил его. - А вот за что, м? За что судьба поступает так? – спрашивает у сидящего рядом друга или у воздуха. Сложно понять, с кем он разговаривает, кому задает дрожащим от боли голосом вопросы. Его взгляд пуст и устремлен в никуда, а рука тянется к бутылке виски, которая стоит рядом. Эш делает большой глоток, чтобы заглушить боль и раствориться в этом дурманящем голову опьянении. Не выходит, не получается, но он продолжает вливать в себя уже надоевший виски. Нравится убивать себя, топить во всем этом, ибо в конечном итоге все же не чувствуешь боли. Не чувствуешь этой чертовой боли и пустоты, сжигающей все изнутри. И Кристиан видит, как другу все хуже и хуже с каждым днем, но не может и подступиться к нему, тот не подпускает к себе.       Ударник молчит, забирая из ослабших рук алкоголь, ожидая шквал проклятий, но что-то пошло не так. Парди также молчит, лишь смотрит безжизненным взглядом на парня. Хочет высказаться, но сомневается, боится, не может. Крис смотрит ему в глаза и слабо кивает. Не торопит, дает собраться с духом, потому что понимает и видит, как басисту тяжело. - Крис, а почему я? – тихо, еле слышно. – Почему? За какие грехи я расплачиваюсь всю свою жизнь? Кома не шевелится, слушает вопросы, коим суждено остаться без ответа. - Испытания? Жестоко, однако, - даже пребывая пьяным, он рассуждал как обычно. Алкоголь никогда не мешал ему держать язык за зубами или же высказать все, что хочется. – У меня никого нет. Уже никого… - А как же мы, Эш? Мы всегда рядом, готовы помочь, - голос хрипит, выдавая волнение ударника с головой. Эшли вновь смеется, а нотки истерики проскальзывают в его голосе, когда он проводит руками по лицу. Он не верит, ему кажется, что все это затянувшаяся иллюзия, что этого на самом деле нет. Хотя басист прекрасно понимает, что так долго быть не может. Он прикасается к плечу друга, чтобы отдернуть руку в следующий момент. Не исчез, Эш так и думал, но это заставляет опять зайтись истеричным смехом, прижимаясь спиной к стене. Крис видит, как Эшли сходит с ума. Ему по-настоящему страшно видеть, как тот хохочет, хотя по щекам текут слезы. И, не найдя ничего лучше, Кристиан прижимает парня к себе, пытаясь защитить ото всех демонов, что стояли рядом с ним, готовые в любой момент подлить в огонь масла, заставляя гореть и так истерзанную душу. Кома не чувствует сопротивления, наоборот, басист прижимается к нему, рыдая открыто, цепляясь за футболку друга, словно боясь отпустить. Ему надо было это. Он нуждался в объятиях, хотя сам зачастую бил себя по губам, боясь попросить, ибо все тот же голос напоминал ему о том правиле. Сейчас Эшли наплевал на все, понимая, что Крис не оттолкнет его, поэтому Парди сейчас и дал волю чувствам окончательно. Кристиан слишком хорошо знает Парди, он тот человек, который не привык рассказывать что-либо людям, ведь их не было рядом. Человек, стоны боли которого до этого слышали лишь стены. И Кома хочет это изменить, хочет избавить его от мучений и терзаний, развеять представление об иллюзии.       А Эшли начинает шептать, постоянно сбиваясь, начиная заново. Язык не слушается, голос дрожит, но парень продолжает говорить. Начинает с незначительного, например, ссора с Энди, когда они не разговаривали две недели. Ругая себя, что он плохой и безответственный, а после рассказывая о самом трудном: о вечном одиночестве, которое он сам себе обеспечивал после смерти близких друзей, об отсутствии поддержки, о том, что у него нет родителей и насколько ему было больно узнать это. - Знаешь, Крис, а ведь я до десяти не знал. Мне говорили, что они в долгой командировке, но только тогда, когда я начал слишком часто спрашивать, бабушка все мне рассказала. И было больно понимать после, что все, никогда больше ты не узнаешь, что такое родительская ласка, что значит сходить всей семьей в парк. А еще больнее было находиться в школе, в окружении детей, которых после школы точно встретит мама или папа, спросит об успеваемости… - голос пропал, от чего Эшли и не продолжил говорить, уткнувшись носом в ставшее таким родным плечо Кристиана. Кома все понял, и ему уже не надо было продолжать объяснять. Он провел рукой по волосам парня, ему было искренне его жаль, но единственное, что он мог сейчас сделать – это выслушать, хотя ничего другого пока и не надо было. И Эшли вдруг продолжает. Хрипло, тихо, но говорит о том, сколько раз его бросали, насколько тяжело было учиться и работать по восемь часов в день, о том, как дед умер у него на руках, о том, что это снится ему в кошмарах. - Я не слышал, как он звал меня, понял только тогда, когда услышал грохот, - сильнее сжимая футболку друга, что аж немели пальцы, шептал басист. – Забежал в комнату, а он на полу лежит, держась за сердце. Скорая приехала слишком поздно, он уже умер… Крис сильнее прижимает к себе дрожащего парня, а Эш продолжает рассказывать и вскоре чувствует, как стало легче, словно огромная глыба свалилась с души, дав сделать рваный, но глубокий вдох. И Кома понимает это, слушая повисшую тишину, нарушаемую лишь приглушенными всхлипами. Ударник чувствует, как бешено колотящееся до этого сердце друга восстанавливает прежний ритм. Ему самому становится легче, но он не спешит что-либо делать, давая успокоиться. Они сидят так неизвестно сколько времени, пока Эшли не отстраняется, посмотрев заплаканными глазами в глаза ударника, и собирается извиняться, но Крис не дает этого сделать, качая головой. Ведь басисту не за что извиняться, извиняться должен он, Кристиан, что раньше не пришел на помощь. Парди молчит, а после, шмыгнув носом, все также тихо говорит: - Спасибо, - на что Кома слабо улыбается, вновь принимая его в объятия. Он легко поглаживает его по спине, шепча что-то на ухо и легко покачиваясь, словно пытаясь убаюкать. И Эшли успокаивается окончательно, пригревшись в объятиях барабанщика. Его начинает клонить в сон, и Крис это видит, из-за чего и переносит парня на кровать, собираясь отойти, но басист вцепился в его руку, посмотрев таким по-детски чистым и доверчивым взглядом ему в глаза. - Не уходи, пожалуйста, - произносит он, а голос вновь дрожит. - Куда же я уйду? – Кристиан улыбается ему, а басист, чуть помедлив, улыбается в ответ и отпускает его руку. Кома ложится рядом, а Эш сразу же прижимается к нему, ибо чувствует себя рядом с ним в безопасности. Слишком странное чувство для того, кто испытывал его лишь пару раз и то давно, успев забыть, что это такое. Крис не против, лишь улыбается и обнимает его снова, понимая, насколько басисту это нужно. И Эшли засыпает, не думая больше ни о чем и чувствуя полное спокойствие. Не было больше бьющей в грудь боли и пустоты, словно ее заполнили. Не хотелось думать о том, что она вернется снова, затянет его, ведь сейчас все было как нельзя лучше. Крису тоже дала знать о себе усталость и последнее, о чем подумал Кома, было обращение к Эшли: « Я не дам тебе упасть, Эшли, если вдруг это повторится, но обещаю, я не допущу этого. На то и созданы друзья, чтобы помогать.» И казалось, будто Парди услышал его мысли, улыбнувшись во сне, чем заставил ударника умилиться и тихо вздохнуть, расслабляясь, чтобы отдаться в объятия ждущего его Морфея.

***

      На утро, после того как оба проснутся, Эшли покраснеет, усердно отводя взгляд от Комы. Кристиан будет тихо смеяться, после начав щекотать басиста, а тот в конечном итоге забудет о своем «недомогании», пытаясь отбиться от рук ударника, громко хохоча. На утро все наладится, и Эш за целую неделю, наконец, по-настоящему улыбнется. До Эшли дойдет, что его друзья не подходят под то правило, что усердно кричал его голос в голове. Эшли будет знать, что всегда может обратиться к ним за помощью, что бы ни было. И это будет греть душу, заставляя басиста улыбаться и быть тем, кем он и был всегда со своими друзьями.