How entertainment is killing you

Warning: You are losing money by not losing entertainment Ты теряешь деньги, чтобы не лишать себя развлечения. В принципе, это и есть то, чем ты живешь. Люди всегда платят за свое существование: консервы и коммунальные услуги. «Черный» обходится дороже, потому что с него дико вставляет, в отличие от консервов. В отличие от всего. Героин становится образом жизни для того, кто плотно подсел. Но не для Марка Рентона. Рентон считает, что может слезть с иглы в любой момент, выбрать семью, выбрать карьеру. Сегодня, завтра или через неделю. Кого это ебёт? Рентон валяется на полу, рядом с кучей вещей, однажды утерявших для него своё значение. Здесь старые книги в пыльных переплетах, видеокассеты, взятые месяц назад в прокате, не долетевшие до урны окурки. Рентон под кайфом. Это чувство – лучшее, что он когда-либо испытывал. Лучшее, что открывает для себя, впервые закидываясь, любой торчок. Расслабленное тело ещё не познало всех прелестей постнаркотического синдрома. Это чувство – худшее, что он когда-либо испытывал. Рентон знает, что чертова ломка не заставит себя долго ждать, но сейчас ему поебать на все. Боль – это просто причина ширнуться и больше ничего, в этом мире ей не отводится другого значения, она как аварийный сигнал. Потому что если не ширнешься, тебе пиздец. Но Рентон продолжает делать вид, что для него это развлечение – типа как секс, но раз в десять круче. Рентон старается не вспоминать, как достал эту дозу, старается не думать, что он для этого сделал. Тук-тук. Внезапно его пронзает волна охуительной боли. Тук-тук. Рентон с трудом приподнимается в постели, пытаясь сообразить, сколько он пробыл в отключке, но думать оказывается ещё труднее, чем шевелиться. Кто-то притащил его в комнату и этот кто-то, блять, стучится в дверь. – Входи уже, – через силу хрипит рыжеволосый. Это Дохлый. Рентон нихрена не видит, но узнает его, то ли по голосу, то ли по запаху – какой-то едкий парфюм. Через минуту уже вся комната наполняется вонью Дохлого. Отвратительно. Фигура блондина плывет перед глазами, Дохлый что-то говорит, но Рентон не слышит. Не слушает и не слышит. – Рентс? – сквозь сонный туман он улавливает вопросительную интонацию. – Саймон... Ты принес? – это жалобное блеяние вводит Рентона в омерзение, заставляя презирать себя самого, но тот не может противостоять своей тяге. Пожалуйста, только не сейчас. Он готов на коленях умолять Дохлого, ползать за ним в исступлении, бегать вокруг него как собачка, лишь бы получить дозу. Сука, да он отсосет тому, если по-другому никак. «Назвал меня по имени. Видать, совсем хуево.» – усмехаясь, думает Уильямсон, но все же берет стул и садится рядом с кроватью. – Я принесу, Рентс, – как бы успокаивает он друга. – Только деньги вперед. Видишь ли, Свонни… – Да ты охуел, я за это время брошу! – от ответа Дохлого в голове у Рентона начинает пульсировать. Он замирает в нетерпении. Противный смех выводит из себя. Рентон понимает, что выдал поистине нелепую фразу, но ему решительно некогда из-за этого сраться, поэтому он резко затыкает ублюдка, обещая, что сам сходит к Матери-Настоятельнице, хотя понимает, что нихуя подобного, ведь его ноги не держат. Дохлый, видимо, тоже это понимает, в свою очередь перебивая, заходящегося в истерике, Рентона: – Бабки прямо сейчас и доза твоя. – Бля, ладно, – сдается Рентон, чувствуя, как боль ползет вверх по позвоночнику. Ему кажется, что кости это корни большого дерева, которое разрастается внутри тела, грозясь разорвать его ветками на куски, если вовремя не получит своего удобрения. Рентон мучительно долго тянется к подушке и достает из-под неё пару смятых купюр. – Это последние. – Может, без сдачи? – Дохлый скалится, беря плату, и вынимает на свет пакетик с белым порошком. Он не то под кайфом, не то уже бросил, Рентону в таком состоянии сложно понять. – Ебаный скупердяй, у тебя была доза, – парень выхватывает из рук у Дохлого героин. Наглая сволочь кладет деньги в карман пиджака и посылает ему воздушный поцелуй. – Пошел нахуй, – теперь, когда у Рентона было то, в чем он нуждался, Дохлому более не стоило здесь задерживаться. Ни на секунду. Дохлый разворачивается и неспешно бредет к выходу, на ходу продолжая кривляться. – ВЫМЕТАЙСЯ! – Рентон хватает вазу с тумбочки и кидает ему вслед. Ваза разбивается об дверь, которую пронырливый бляденыш успевает захлопнуть. Матери это не понравится.

***

How Entertainment Makes You a Better Lover Обычно прежде чем ты поймешь, что кайф обходится тебе несколько дороже любых денег, это всепоглощающее чувство уже полностью завладевает твоим сознанием. Кайф заменял Рентону то, что другие называли «развлечением». Это был его способ проводить время, и он исключал остальные варианты, потому что они были жалкими на фоне этих экзотических ощущений. Как только Дохлый свалил, Рентон сразу же вмазался и вернулся на прежнее место. Он не собирался днями лежать в кровати как какой-нибудь больной раком пациент. Нахуй все это. Порывшись в куче нетронутых хуй знает сколько времени кассет, Рентон поставил ту, что смотрел уже сотню раз, и включив телек, уселся на диван. Вернув себе былое спокойствие, он набрал номер Дохлого. Упиваясь приходом, Рентон плохо понимал, что делает. Во время ломки, конечно, было намного хуже. До сих пор в голове не укладывалась та хуйня, что он вытворил на днях ради «черного». Остаток дня они с корешами шлялись по местным клубам, цепляя девиц (и не только). Наутро Рентон проснулся в паршивом настроении, с тупой болью в затылке и мирно посапывающим существом непонятного пола в постели, которое, кем бы оно ни было, явно было удовлетворено. Под подушкой в кошельке приятно позвякивало то, что являлось путем к удовольствию. Справа на столе записка от Дохлого: «Плата за ущерб». Забрав деньги, Рентон как можно тише съебался из чужой квартиры. Какая разница, что вчера произошло. Нужно было скорее ехать к Свону за новой дозой.