Моя богиня

      Её появление не может пройти незамеченным. Если она хочет аудиенции, то аудиенция состоится, даже когда за окном ночь, а я только-только смог забыться сном, пересилив ноющую боль в сломанной ноге. Женщина — как ей отказать?       Она соскальзывает с подоконника и, невесомо ступая по полу, крадётся к моей кровати. Ни краем глаза она не глядит на богатырски храпящего Костика. Не существует для неё никакого отважного терминатора-русофила — есть только обаятельный бродяга Слепой. И это, должен признаться, льстит. Она по-птичьи склоняет голову и улыбается мне, из темноты сверкая зубами. Она явно претендует на сомнительной почётности роль женщины в моей жизни. И небезосновательно, моя озорная богиня, моя Удача.       Я категорически не умею ухаживать за женщинами, но, чем угодить конкретно этой, знаю всегда. Я беру с тумбочки и протягиваю ей пулю, извлечённую хирургами из моего тела. Она, несомненно она отвела её от артерии, она её заслужила, и она это знает. И всё же глаза моей богини восторженно распахиваются, она закусывает нижнюю губку и по-детски жадно выхватывает трофей из моей руки.       Бряцает сбруя из гильз от моих особо удачных выстрелов и осколков не убивших меня гранат, когда она садится рядом на кровать. От неё кисло пахнет порохом, горько — дымом, сладко — мясом мутантов. Её юбка из хвостов убитых мной псов переплетена лысыми крысиными хвостами, леской от растяжек и скромно украшена щупальцами кровососа. Она убирает руки, и в её маленьком ушке на чеке гранаты повисает новая серёжка. Моя богиня кокетливо вертит головкой, красуясь предо мной. Я улыбаюсь ей и подмигиваю, чем вызываю подчёркнуто величественную усмешку.       Моя богиня может припоздниться подобно светской даме, может совершать ошибки, но, как и всякая тщеславная женщина, не терпит, когда ей на них указывают: сурово хмурит брови, качает перед моим носом пальчиком. И, стоит мне возроптать, сию минуту оскорбляется, капризно надувает губки и отворачивает от меня свой лик, тряхнув пучком рассыпчатых кудрей на затылке, перетянутых колючей проволокой военных заграждений.       Однако она жалостлива и отходчива и не может не прийти на выручку, когда дело — крепче кубинского табака. Потом богиня улыбается своему непутёвому адепту, торжественно и снисходительно глядит, мол, видишь, как повезло тебе со мной, терпеливой и мудрой женщиной. Ну не буду же я с ней спорить? Повезло, дорогая, повезло, моя милая. Норовистое божество, вдосталь потешив самолюбие хвалебными возлияниями, хмыкает: то-то же, смертный.       Она берёт моё лицо в тёплые ладони и покровительственно целует в лоб. Меня одолевает сон, а боль смиренно отступает. Великая богиня смотрит на скромного служителя храма своего с затаённой нежностью и безмолвно просит за все свои труды одного — благочестия, оставаться ей безоговорочно верным — и она не покинет.       Как пожелаешь, дорогая, как скажешь, моя милая.