Слушатель

Эхо негромкого окрика тает под сводами пустого амфитеатра, и де Вер робко шагает на первую ступень лестницы, ведущей к арфе. Чеви — единственный обитатель подземелий, находящийся в этот момент в комнате, — при ее приближении перестает играть и с негромким скрипом пожимает под себя лапки, уступая ей инструмент. Девушка опасливо оглядывается на входы, но чарующая, звенящая тишина нарушается лишь журчаньем воды и жужжанием механизмов, а не чужими шагами, и она решается, затаив дыхание. Закоченевшие во время спуска пальцы — влекомая сиюминутным порывом, де Вер не позаботилась о том, чтобы прихватить с собой плащ, — касаются упругих струн и легонько проводят по ним, извлекая несмелый звук. Она в последний раз оглянулась, надеясь, что никто не зайдет, и моля Бога-Императора, чтобы хоть кто-то отвлек ее от арфы. — Что ж, Чеви, — девушка дышит на кончики пальцев и, убедившись, что к ним возвращается чувствительность, снова берется за струны, — надеюсь, ты не слишком впечатлительный и не заржавеешь от моей игры. Арфист молчит, но в скрипе механических суставов его лапок ей слышится одобрение. Первые звуки выходят дребезжащими и неумелыми, и де Вер с сожалением отмечает, что прилично играть ей удается только тогда, когда ее сознанием завладевают видения прошлого, но опускать руки она не торопится. После шумной поверхности и непрекращающейся суеты последних дней ей требуется остаться одной хоть на сколько-нибудь, и пустой амфитеатр, по которому гуляло одно лишь эхо, казался в этот момент самым желанным местом. Пальцы перебирают струны, и де Вер уже не задумывается над их движением, позволив своим мыслям убрести в те дали, в которые им мешает заглядывать повседневная суета, — и создаваемая мелодия помогает в этом, легко и ненавязчиво подталкивая в нужном направлении. Она не надеется вызвать видения: это — последнее, что в этот момент может прийти ей в голову. Де Вер просто играет — как может, полностью отдавшись порыву. Играет для себя, для Чеви, для незваного слушателя, притаившегося в тенях… Дыхание сбивается, как только она ощущает на себе тяжелый взгляд, и пальцы неловко машут по струнам. Де Вер поднимает голову и смущенно краснеет, словно пойманная на недопустимом для дворянки, — из-за маски и капюшона разглядеть выражение глаз Ворона не удается, видно лишь, как кривятся в усмешке его губы. Клюв дергается, и Рок молча отворачивается, склоняясь над тем, что он с собой принес. Де Вер делает было шаг к выходу, но со злостью одергивает себя — прерываться только из-за появления Ворона она не намерена — и вновь касается арфы, упрямо глядя на трубы перед собой и стараясь не замечать улавливаемое краем глаза мельтешение. Удается ей это не сразу, но дрожь струн занимает ее сильнее, и через некоторое время девушка снова забывает о том, что в амфитеатре она больше не одна. Из омута музыки ее выдергивает накрывший плечи плащ, теплый и мягкий, и только тогда де Вер понимает, насколько замерзла, забравшись так глубоко в подземелья в легком платье. Она оборачивается, чтобы поблагодарить, но в амфитеатре находится только Рок, и слова застревают в горле. — Не трудись, — он замечает ее перекосившееся лицо и усмехается как-то совсем непривычно — де Вер даже готова была бы назвать его усмешку доброй, но доброта и Ворон выглядят вместе также нелепо, как Бейзил и законопослушность. — Я могу забрать, если не нужно. Она мотает головой, кутаясь в плащ, и все же произносит сдавленное: — Спасибо.