Побочные эффекты

Зачем мы туда переехали, я не поняла тогда, и не могу до конца понять сейчас. Дом выглядел жутко и в то же время до странного притягательно: деревянный, немного обветшалый, темный, он встретил нас абсолютно пустой, постриженной соседями, по всей видимости — лужайкой. Несмотря на явное неодобрение родителей, я таскала сестру по пыльным комнатам, которых здесь было в избытке. Это был наш с ней счастливый билет, как выяснилось позднее. — Анна! Анна… тьфу! — отплевываясь от паутины и мельницеподобно размахивая руками, девочка спешила за своей сестрой, почему-то крайне заинтересовавшейся чердаком. Та, будто не услышав, продолжила бодро скакать вверх по лестнице. Когда цель была достигнута, девочки остановились, глядя друг на друга. Озорной взгляд встретился с взглядом обеспокоенным. Отсюда были слышны голоса родителей, дававших указания по поводу мебели и прочего несусветного барахла, бережно собранного за время проживания в предыдущем доме, суетливо топающим грузчикам. — Может, не стоит — полувопросительно произнесла младшая, нервно теребя рукав сестры. Было темно и сыро — еще в начале коридора щелкнул выключатель, удивляясь чьим-то ожиданиям на его счет, - разглядеть что-либо как следует, не удавалось. — Да брось ты, Эльза, нам здесь жить, в конце концов, тебе самой не интересно? — неудержимое любопытство девочки било фонтаном, а потому ручка старой, местами покрытой плесенью двери сама прыгнула в ладонь. Анна сказала, что дверца маленькая, потому что по ту сторону живут карлики, но Эльзу это не особенно вдохновило. Карлики бывают и злые. Сестры затаили дыхание: одна в предвкушении, другая — с плохо скрываемым испугом. Медлить не было больше сил: раздался лающий скрежет ржавого навесного замка, разделяющего точку зрения младшей девочки — на чердак ходить не стоит. Эльза вздохнула с нескрываемым облегчением. — Девочки! Спускайтесь и заберите вещи! Вы ведь уже выбрали комнаты? — голос отца вывел из оцепенения, и через несколько секунд усиленного топота маленьких ножек по коридорам, лестницам, сестры уже были одинаково увлечены занимательными и не очень хлопотами переезда. Эльза боялась, что ей так или иначе придется пойти на странный чердак за сестрой, однако та увлеклась перемещением своих бесчисленных кофточек в шкаф, — из-за таких мелочей Эльзе иногда казалось, что именно она из них старшая, — и в этот день больше не упоминала единственное закрытое помещение в доме. Вскоре и она сама думать забыла о чердаке — новый учебный год в новой школе был весьма серьезным и не менее отвлекающим событием.

***

Математика в среднем звене оказалась не такой трудной, как пугала мама, каждый вечер усердно помогавшая чуть не плачущей Анне в прошлом году. Помещение школы было новым, с современным ремонтом, еда в столовой была очень вкусной, однако девочке все равно было не по себе. Эльза слишком скучала по старым друзьям, чтобы так запросто влиться в новый коллектив и заменить их кем-то еще. Ее сестра шутила по этому поводу, что вход в сердце Эльзы охраняют вооруженные орки. Для самой Анны, похоже, такой проблемы не существовало — отправив сестру домой на автобусе, она осталась на репетицию первого школьного спектакля. Когда она вообще успела присоединиться к театральному кружку? После ужина с родителями, Эльза принялась за уроки, достав светильник из принесенной отцом коробки и водрузив его на стол. Лампа зажглась не сразу, заставляя девочку замереть, наблюдая за вспышками. Что-то в событиях минувших дней не давало покоя, и иногда Эльза просто бессистемно водила карандашом по полям. За окном уже стемнело, а домашнее задание плавно перетекло в рисование, когда на первом этаже стали слышны радостные голоса и звуки шагов — вернулась Анна. Эльза стремглав выскочила из комнаты, чтобы встретить сестру, однако, когда она миновала коридор и намеревалась спуститься по лестнице, что-то привлекло ее внимание. Девочка остановилась и осмотрелась с осторожностью. Ничего необычного, разве что откуда-то тянуло холодом. И именно это было подозрительно — в коридоре на втором этаже не было окон. Она наткнулась глазами на дверь чердака, которая почему-то четко просматривалась с того самого места. Та была приоткрыта — никаких следов не пропустившего их с сестрой замка. Именно оттуда спускался к ее ногам этот неприятный, жуткий холод. Будто тьму, долгое время живущую на чердаке не выпускали оттуда много лет, и теперь, когда это все же произошло, она сама не верила в освобождение и выходила из своего плена постепенно, прощупывая почву. «Эльза…» — девочке показалось, что существо с чердака зовет ее. Хриплый, тихий, но властный голос заставил замереть. Тьма чумазой дымкой скользила вниз по ступенькам.

Ближе.

«Это все не по-настоящему! Там… там просто не может быть холоднее, чем здесь! Теплый воздух поднимается… поднимается…» — закрыла глаза и привалилась к стене, уговаривая себя. Факты и логика всегда спасали. «Эльза…» — голос прозвучал до мурашек близко, девочку начало мелко потряхивать… — Эльза! — нетерпеливый окрик матери невольно оказался настоящим спасательным кругом. «Это не по-настоящему!» — Эльза совершает над собой громадное усилие… Шаг, еще один шаг назад, разворот и спуск по лестнице оказались заглушены бьющимся уже у горла сердцем, которому было страшно не меньше. Ее, напуганную и растрепанную, в гостиной заметили не сразу — невероятно оживленная после долгого школьного дня Анна что-то весело рассказывала, активно размахивая руками. Эльза, наконец, решилась открыть глаза, и яркий свет ламп вызвал в них неожиданную резь, фигуры сестры и родителей превратились в размытые силуэты, а их голоса — в невнятное бормотание, неразборчивое, но одно было совершенно ясно: ничего хорошего оно не сулит. «… она не сможет, нет, не сумеет, нет, не сможет, нет, не сумеет…»

Да кто говорит?!

***

Ночью было ужасно холодно

***

По дороге в школу они дружно подпевали бодро звучавшей по радио Бейонсе, а мама с папой пытались смеяться над ними не так откровенно. Никто не говорил о вчерашнем — никто и не понял, что все-таки произошло, а потому предпочтительнее было забыть, все с радостью так и сделали. Обычная тактика. — Чем занимаешься сегодня? — Эльза наблюдала за сестрой, извлекающей из шкафчика гораздо больше учебников, чем может быть уроков за один день, и вызванный этим вопрос сквозил удивлением. Повернувшись к зеркальцу, Анна поправила волосы. — Хор, кружок рисования, проект по биологии… — конец фразы заглушил звонок, и Анна обнаружила себя сидящей за партой, она могла бы поклясться, всего лишь мгновением после. На этом странности не закончились. Пребывая в раздумьях, она не сумела решить весьма легкий пример; после школы ее не сумели забрать родители, а сестра не сумела освободиться пораньше, чтобы составить ей компанию. Хотя бы на автобус сесть удалось. Оказавшись дома в полном одиночестве, Эльза знала наверняка, что проверит в первую очередь, и в то же время, она до дрожи боялась сделать это. Что-то подсказывало ей — вскоре все изменится, весь привычный уклад жизни. Этих изменений она боялась тоже. Боялась рассказать сестре и родителям; боялась, что они ее не поймут. Не поднимаясь на второй этаж, она устроилась на диване в гостиной и включила телевизор. «В мире животных» … … взбежала по лестнице и вновь встретила закрытую дверь. Эльза в бессильной злобе дернула ручку. Еще. И снова. Это необходимо сделать любой ценой. Навалилась плечом, попробовала с разбегу. В какой-то момент ей показалось, что обитатели чердака смеются над ней, и сейчас это ее совсем не смутило. Холодная, расчетливая ярость маленькой девочки напугала бы постороннего гораздо сильнее, чем была напугана она сама. Удар. Удар. УДАР.

Об лед.

***

За ужином ее отчитывал отец, Эльза упрямо молчала. — Мы с матерью думали, ты уже взрослая, но то, что ты сделала… — на лицах — искреннее непонимание и беспокойство. В своих попытках прорваться на чердак, Эльза испортила половину отцовских инструментов, и не сумела объяснить, зачем. Она даже не сумела заставить себя рассказать, что было не так с этим чердаком — сама не знала наверняка. «Они ведь даже не понимают…» — пряча сжатые кулачки под столом на коленях, думала девочка. Несправедливо. Она и сама не понимала, но делала хотя бы что-то, чтобы уберечь их всех.

И не сумела. Не сумела…

*** В остальном все было привычно, как должно — за первые недели семестра Анна превратилась из деятельной новенькой в безраздельную королеву школы. Ее хвалили учителя, ею восхищались одноклассники, без нее не обходилось ни одно школьное мероприятие. Дома не осталось других тем для бесед за столом, кроме как об ее успехах. Впрочем, как и всегда, но что-то явно стало иначе. — Анна, милая, как спектакль? Какая у тебя роль? — начала мама, накладывая всем салат. — Как идет подготовка к конференции в Бостоне? — перебив ту, подчеркнуто строго осведомился отец. — Анна…

«…АННААННААННААННААННААННА…», ее имя словно было создано для того, чтобы бесчисленные повторы превращали его в назойливую мантру.

Эльза видела, что ее сестра не упивается этим вниманием, но и ничего не делает, чтобы прекратить жужжащий шквал восторгов и комплиментов. Каждый ужин семьи превратился в праздничный — мама готовила всегда что-то новое, чтобы поздравить свою любимую Анну с очередным великим успехом. Все внимание родителей стандартно сосредоточилось на старшей дочери, а оттого младшая, не успевшая завести себе друзей в школе, чувствовала себя страшно одиноко. Редкие разговоры с родителями сводились к одному только происшествию с чердаком, и от этого становилось только хуже. Выйдя из-за стола пораньше, она по умолчанию взялась за домашнее задание и уже была готова провести очередной вечер в вынужденном одиночестве, — сестра, с которой она раньше проводила все свободное время, была занята — как в комнату, робко постучавшись, вошла она. — Эльза, я… — робко произнесла Анна, смущенно выглядывая из-за двери, будто не была уверена в том, что хочет начинать этот разговор, — насчет чердака… В этот момент Эльза до конца поняла, насколько была зла на самом деле. Не хватало еще, чтобы сестра отчитывала ее за выходку с дверью, потому что стало совершенно очевидно… — Это ты виновата! Ты потащила меня на чердак! И теперь что-то происходит! — не осознавая абсурдности обвинений, кричала со слезами Эльза. Анна пыталась сказать что-то еще, но сестра ее не слышала за все вскипающей злостью. Она ушла только когда в ее сторону полетели канцелярские принадлежности со стола, подчеркнуто осторожно прикрыв за собой дверь, и Эльза моментально остыла. Насколько странно, что родители не прибежали на шум? Вернувшись к столу, посреди бесконечных тетрадей она обнаружила маленькую, но очень острую подтаявшую льдинку.

***

Ночью было ужасно холодно.

***

— Привет, — Эльза повернулась к догнавшей ее девочке. Она была явно старше и выглядела взволнованной, — ты не видела Анну? Ты ведь с ней знакома? Мы нигде ее не можем найти… — Я ее сестра, — буркнула она и грубо оттолкнула от себя спрашивавшую. Пройдя пару шагов, все-таки решила ответить. – Нет, не видела. Это была чистая правда. Повинуясь порыву, Эльза встала пораньше, чтобы добраться до школы пешком — было о чем поразмыслить. Так что да, Анну она сегодня не видела. «Так никто даже не знает, что мы сестры?!» — глухая злоба, тщательно подавляемая, стала наматывать внутренности на свои ледяные когти. «Конечно, блистательная Анна. Лучшая ученица, лучшая подруга, лучшая… дочь?» Внезапное осознание пригвоздило к полу.

«Анну любят. Анну любят все. Анну любят больше»

Так отвратительно Эльза себя не чувствовала еще никогда. Она прекрасно понимала, что не должна так думать, но ничего не могла с собой поделать. И изменить ничего не могла тоже. Мир вокруг замер, зарябил помехами. В установившейся тишине сначала на грани слышимости, постепенно все усиливаясь, раздался знакомый смех со злополучного чердака. Едкий, с издевательскими нотками, он перерос в леденящую кровь истерику. Клоуны-психопаты дерутся пилами. Только когда на Эльзу стали подозрительно коситься, она поняла, что это была трель телефонного звонка. — …Анна, — захлебывающийся слезами голос матери.

«АННААННААННААННА»

— Возвращайся домой. Анна пропала, — сквозь зубы закончил за нее отец. *** — Они не любят меня, никогда не любили, как Анну, — с упрямой, эгоистичной злобой повторяет девочка даже после интенсивной терапии и выглядит так, будто собирается им за это отомстить. Родители, стоящие за стеклом, еле сдерживают слезы. — Даже когда она пропала, они… Эльза рассказала про чердак в тот же вечер, когда исчезла Анна. Тогда ни мать, ни отец не поняли, что потеряли обеих дочерей разом. Дело Анны уже закрыли, она числится как пропавшая без вести. Эльза переживала ее пропажу крайне тяжело, настолько, что ей вскоре понадобилась помощь психолога, затем — психиатра, а тот сумел виртуозно вытащить наружу тщательно скрываемую темноту.  — …она решила, что недополучает любви. Было ли это так на самом деле, или ей только казалось — точно не скажу. Потом она выяснила, что меня любят больше, — Анна вздохнула и пересела на карниз, чтобы болтать ногами. Собеседник выглядел заинтересованным. — Она просто очень хотела защититься, а в итоге потратила все доступные ей запасы детской любви, чтобы выстроить гигантскую крепость отчуждения. — Побочные эффекты, — понимающий кивок в ответ. — … Страшно то, что впоследствии внутри остается пустота, которую необходимо чем-то заполнить, а этим «наполнителем» редко оказывается что-то хорошее, — вздохнул доктор и откинулся на спинку кресла. Родители выглядели абсолютно уничтоженными горем.  — Развиваясь, эта «болезнь» становится все тяжелей — запрети ребенку защищать себя таким образом, даже когда в этом нет необходимости, и он прекратит. Прекратит делать, не думать. А мысли его сначала будут оскорбительны, делаясь изощреннее со временем, потом превратятся в угрозы, позже — в планы. Так и случилось, не так ли? Если ребенок не вредит кому-то, он вредит себе… В воздухе замерла непроизнесенная фраза: «Дальше — только хуже». — Кто бы мог подумать, что Кай, в глаз которого попала льдинка, станет самой настоящей Снежной Королевой! — Анна заулыбалась, как привыкла делать это прежде — открыто, непосредственно, по-детски. Счастливо.

Они сумели, да. Они — сумели