Что ты знаешь о предательстве?

Приветствую тебя здесь, у порога этого дома, незнакомец. Не знаю, насколько упрямое любопытство привело тебя сюда, но перед тем, как ты сможешь зайти внутрь, позволь задать тебе один вопрос. Что ты знаешь о предательстве? Как это, ничего? Что ж, даже если ты соврал, я посмею рассказать тебе такую историю, от которой кровь стынет в жилах, ни от какой другой истории ты не получишь такого подлого, мерзкого, крысиного и предательского поворота, как от моей. Присаживайся. Меня зовут… звали Свинка Пеппа. И однажды я был таким же, какой ты есть сейчас: молодой, большой, круглый и смертоносный. На одних я смотрел свысока и считал за удовольствие разделиться надвое, чтобы заглотить их; по отношению к другим я был дерзким, даже несмотря на то, что они были в пять раз больше меня, я пользовался тупостью этих кругов и заманивал их к шипам, наколовшись на которые, они рассыпались и по причине невероятной своей алчности, иногда в страхе, иногда в гневе вытворяли такое, над чем посмеялся бы даже капитан Барбосса, отрубивший себе ногу вместо каната, если, конечно, ты слыхал от него сей рассказ, который он растрындел перед всеми, кем мог; и лишь к третьему виду кругов я относился с уважением, к тем, кто отчаянно боролся за лишний грамм на жестокой арене и не показывал свою слабость, даже имея гиганта-чемпиона у себя на хвосте, к тем, кто делился излишками с нуждающимися и спасал невинных от лап кровожадных уродов, к тем, кто так был похож на меня. И вот, однажды, я встретил грозного чилийца. Он был хитрым, смелым, но главное — огромным. Его задница стала для меня своего рода наградой, я уже не думал о нем, как о всемогущем гиганте, я думал о нем, как о трофее, несмотря на его размеры, превосходящие меня в сто двадцать раз. Охота на него началась. Это была скользкая тропинка, справа и слева от которой находились глубокие пропасти. Но я продолжал идти! Слышишь? Я продолжал! И я не шёл! Я бежал по этой сраной тропинке, наплевав на то, что моя жизнь висела на волоске! Я устраивал ловушку за ловушкой, заводил всё новых жертв в непроходимые заросли, где разделывался с ними самым жестоким и унизительным для них из способов. И, в конце концов, наступил час поединка. Я понимал, что этот зверь заметил меня, когда я был еще малюткой, я понимал, какой его пробирал страх, когда он смотрел в мои голодные, полные ярости глаза, и я воспользовался этим, ведь я знал, что от растерянности он не мог здраво думать. Специально разделившись надвое, я дал ему надежду на победу и побежал от него прочь. Он преследовал меня в горах, в джунглях, в городской толпе и в водных глубинах, но так и не мог догнать того, кого зов… звали Свинка Пеппа. Наконец, найдя подходящее место для неожиданного маневра, я резко свернул влево и, заметив его медлительность, изо всех сил и со всем вдохновением коварного убийцы, какое во мне тогда полыхало, швырнул в него капкан. И вдруг, посреди прочего шума в толпе, где суетились презренные существа в поисках одной только пищи, раздался настолько пронзительный и сильный крик, и настолько жалостный, что он был способен разжалобить даже камень. Вокруг все замерли и повернулись в мою сторону, никто не осмелился издать и звука, а я был весь в крови и плясал на останках моего врага. Я танцевал, напевая любимую песенку, едва слышную из-за грома и стука ливня по земле! Я плясал и плясал, как сумасшедший! Кровь медленно вытекала из его оторванных капканом конечностей, которые я вскоре проглотил; тот чилиец лежал на почве под дождем, и слезы его смешивались с каплями дождя, стекая вниз и питая благородный чернозем. А я плясал и хохотал посреди этого страшного зрелища… Но вдруг, живший во мне добрый человек изгнал прочь поселившегося демона и заговорил со мной. Я остановился и огляделся: никто до сих пор не оторвал от меня взгляда, и взгляд каждого был наполнен ужасом и страхом, которые переполняли как гигантов, так и едва родившихся бегунов. Это было сравнимо с убийством невинного агарика на глазах у всех. Я упал на колени перед телом своего врага и заплакал. И слезы мои были такими горькими, такими обжигающими, что я чувствовал, будто они оставляют следы на моих щеках. И, словно, тот добрый человек сказал вместо меня: — Боже. Что я наделал! Ради всего святого, прости меня, прости! Умоляю! Я все исправлю! Я поднялся и протянул ему руку, которую он взял, и по которой он получил четверть того, что во мне было. Это была компенсация, все конечности отросли обратно; остальное я забрал себе за старания и просто потому, что не хотел, чтобы этот чилиец отомстил мне. Я оставил ему жизнь, в надежде на то, что он простит мне то злодеяние, от которого он так сильно пострадал. Во мне боролись две мысли: мысль о том, что ему надо помочь восстановиться и продолжить путь, а так же мысль о том, что я причинил ему столько боли, из-за какой его гордость чилийца обязывала его отомстить мне. И все же, первая мысль одержала верх над второй. Я ходил вслед за раненным и кормил его время от времени, чтобы помочь выжить. Надо сказать, что пару раз я даже спас ему жизнь от этих проклятых каннибалов. Заметив мое могущество и благородство, другие отдавали дань уважения в виде небольших порций еды, столь нужной на той арене. Так продолжалось несколько недель, я был самым большим среди всех. И вот, мы с тем чилийцем, который казалось, уже простил меня, отправились в долину шипов. По прибытии мы решили осмотреться, но на нас вдруг напали представители местного клана. Когда я разобрался с последним, то вдруг почувствовал жар в груди, а осмотрев ее, я упал на колено от ужаса. Из нее торчал зеленый нож, пропитанный ядом. Этот ублюдок, эта крыса, этот урод, этот мерзавец и бесконечный негодяй ударил меня ножом в спину! Час мести пробил… Я упал и полностью отдался воле судьбы, которая наградила сего чилийца за его терпение. Теперь ты знаешь, что такое предательство. А сейчас, проваливай. И помни: никому не доверяй! И самое главное: никогда не жди подарков от своих врагов!