— Эти двое, они хорошо смотрятся вместе.
Лидия едва заметно касается его руки, всего на секунду их взгляды встречаются. Это должно было давно пройти и оказаться в прошлом, но почему-то внутри все обрывается, и Стайлз молит время остановиться, чтобы стиснуть ее руку и молча быть рядом. И почему-то она смотрит на него не так как раньше, но он не понимает. Она хотела бы того же. Но вместо этого они неловко извиняются и говорят мимолетное «прости». Они друзья.— У них нет суперсилы, самурайских мечей, но они все равно живы.
Чтобы почувствовать тот запах не надо быть оборотнем. Ее духи смешались с холодным и привычным ароматом крови, до последнего хочется верить, что чужой. Стайлз останавливается всего в паре шагов, потому что силы покидают его, весь мир становится каким-то безликим. Она улыбается, потому кто-то может влюбиться в эту улыбку. Измученную, полную боли и слез, но искреннюю и настоящую. Она хочет, чтобы он верил — с ней все хорошо. И он смотрит на нее дольше, чем полагается смотреть на друзей.— Она все еще нравится ему, да?
И снова больничные стены. Как когда-то давно он сидит в коридоре, только уже без шарика на руке и знает, что его будут ждать. Во всяком случае продолжает верить в это и в то, что она справится. А за дверью Лидия открывает глаза и едва слышно произносит его имя. Ей тоже хочется во что-нибудь верить. Верить в то, что он совсем рядом. И что она для него больше, чем друг.- Да, но уже по-другому.
Они смотрят друг на друга иначе. Он готов схватить ее за руку и прижать к себе, потому что она все еще слишком глупа и не понимает его. Ей слишком приятна мысль, что она нужна ему. Стайлз не отпустит ее, она не уйдет без него. Да, они действительно хорошая команда. Команда, которая лишь кажется друзьями.- Видела бы ты, как он раньше вел себя, когда был с ней рядом. Он был одержим ею, но это было не плохо.
Глядя друг на друга, они вспоминают, что было раньше. Она смеется, он краснеет. Лидия любила поклонников, а Стайлз любил ее, все тогда было просто, но одновременно чертовски сложно. Сейчас их уже невозможно разобрать. Будь возможность, он пригласил бы ее снова на бал? Вероятно, и тогда он услышал бы тоже самое. Вот только она бы пошла, с улыбкой на лице, и не ушла бы куда-то потом. Они танцевали бы всю ночь, и когда музыка бы закончилась, никто уже не смог бы их назвать друзьями.— Знаешь, Лидия раньше притворялась, что она глупая. Стайлз был единственным, кто знал это. — Как? — Он обратил внимание.
На уроках она всегда скучала, но слушала. Говорила, что думала и всегда угадывала. Он сидел позади, она всегда лишь на первых партах. Пройдя мимо, она не замечает его в толпе и никто не замечает, как она несет в руках учебники для старших классов. Сидя на лавочке он наблюдает за тем, как она читает, скрывшись от лишних глаз. Тогда он мечтал стать ее другом.— Он слушал ее.
Ей страшно, ему тоже. Стайлз прижимает ее к себе, едва слышно шепчет слова утешения. Кто бы это ни был, он прошел совсем близко. И это лишь их вина, их ответственность. Смерть Донована лежит на его плечах, а теперь и всех остальных. Она слышит как бьется его сердце, так быстро, что невозможно проследить ритм. Его страх смешан с тревогой. Лидия видела, что ему больно, она знает, что он снова что-то скрывает. «Я слышала, как ты бормотал во сне в библиотеке». Он лишь сильнее прижимает ее. «Ты шептал мое имя?» Стайлз напоминает себе значение слова «друзья».— Он помнил…
Когда опасность ускользает, она снова смотрит ему в глаза. Им надо отвлечься, как тогда. Они оба помнят, они оба знают. И когда она говорит: «О чем ты думаешь?» — он больше не может. Он наклоняется ниже и, словно боясь нарушить границы, замирает. И тогда границы нарушает она. И среди этих белых стен поцелуй напоминает им, что они никогда не были друзьями.