Творить чудеса

Співала нам сталь про війну, про печаль. Клич до повстання, заклик до волі, Голос, що ти дав, перший коваль Онуки не чують на давньому полі.* Nokturnal mortum — Голос сталі

       С Балимунда пот тёк рекой. Жар в кузнице был, что надо. Кузнец взял заготовку. Не знающему человеку сложно себе представить, сколько усилий стоит приложить, чтоб превратить этот кусок стали в изящный меч. Балимунду было всё равно, к кому он попадёт: к кому-то из братьев Бури, легионеру или просто искателю приключений. Главное, чтобы будущий хозяин оружия умел владеть им. Взмах, и голова его врага катится на землю. Ещё один взмах, и грудную клетку другого противника пронзает этот клинок, напиваясь кровью. Со временем количество поверженных перестанет поддаваться подсчёту, а клинок выпьет столько крови, что любой вампир позавидует. Главное, чтобы хозяин клинка был умелым воином.        Стальная заготовка раскалилась докрасна. Осталось придать ей форму. И Балимунд берёт кузнечный молот… Взмах, и часть заготовки становится плоской. Твёрдая сталь, способная перерубить даже дерево, сейчас стала мягкой. Из неё можно лепить всё, что угодно.        Балимунд не переставал удивляться чудесам, которые творит огонь с твёрдым металлом. Сам кузнец не мог бы творить эти чудеса без огня.        Подобно всем кузнецам, Балимунд обладал хорошо развитой мускулатурой. Если целый день поработать в кузнице, поневоле она разовьётся.        Балимунд уже и забыл, когда был тщедушным подростком. К счастью, его отец не терял надежду, что сын пойдёт по его стопам.        — В кузницу? Он же тощий совсем! — говорила мать.        Отец просто её не слушал.       Балимунду первое время приходилось тяжело. Он даже кузнечный молот не мог поднять. Но ни слова упрёка он не услышал от отца. Тот никогда не говорил, что он неспособный слабак, хотя немало материала пропало попусту. Возможно, это и сыграло роль, что Балимунд кузнечное ремесло полюбил.        — Гляди, сынок, и не ищи чудес где-то далеко. Ты сам их творить можешь! — говорил сыну здоровенный кузнец.        После демонстрировал дивной красоты меч.        Постепенно Балимунд научился затачивать оружие, исправлять дефекты, которые появлялись от битв. Без них никак. Что немаловажно, сын кузнеца научился отличать умелого воина от того, кто носит меч лишь для вида. Такие, как правило, приносят оружие лишь поправить гравировку либо заменить выпавший драгоценный камень на рукояти. Никогда Балимунд не понимал, для чего оружию украшения. Оружие должна украшать лишь кровь противника. Он был доволен, когда приносили ему именно такой меч, на котором в ложбинках гравировки была засохшая кровь. Рука воина, как правило, была покрыта сухими мозолями.        Ещё Балимунд не любил чинить зачарованное оружие. За работу брался, ведь пара звонких септимов ему не помешает, хотя не любил. Поглаживая это оружие и чувствуя жар или холод, пронзавший пальцы, он с неохотой чинил клинок, испытывая неприязнь к хозяину клинка.        «Ну как же можно так портить оружие?» — думал Балимунд.        Настоящее оружие в ухищрениях не нуждается. Смотрится красиво, когда противник загорается от удара этим мечом, но это не настоящая битва. Настоящая битва — это схватка противников, равных по силам, не догадавшихся таким образом испортить верный меч.        Пришлось прервать работу. Кто-то пришёл.        — Хочешь посмотреть, как Балимунд творит чудеса, Грелха? — спросил кузнец у подошедшей женщины.        Вряд ли она за этим пришла. Грелха торговала на рынке порой таким, что Балимунда передёргивало от отвращения.        — Купи броню у Грелхи! Ещё внукам её оставишь! — часто доносилось с рынка.        Эта броня, сделанная нерадивыми мастерами, треснет от первой же драки, не говоря уж о том, что её удастся кому-то в наследство оставить. Покупатели у Грелхи были. Многие предпочитали не выжидать время, пока кузнец изготовит, после подгонит по фигуре, а всё куда-то спешили, надевая нелепо сидящие на них доспехи, купленные у Грелхи.        Она его конкурент.        — Балимунд, у меня к тебе дело! — сказала Грелха. — Такой клинок у меня впервые. Оценишь?        Несмотря на то, что Грелха его конкурент, он не мог ей отказать. Женщина с крепкой фигурой и достаточно развитой мускулатурой ему нравилась. Жаль, что клинка на её поясе он не видел. Драться умеет, сразу видно по сухим мозолям на правой руке.        Грелха появилась в Рифтене без всякого оружия. Вернее, оно было, но она его продавала, а не использовала по назначению.        — Чем скорее ты купишь, тем быстрее я уберусь отсюда! — доносилось до кузницы с рынка.        Балимунд искренне не понимал, что же заставило эту женщину, истинное дитя Скайрима, покинуть страну. Не знал он, почему она перестала носить клинок. Голой он её не видел, но был уверен, что на её теле есть шрамы, оставшиеся после битвы. Видимо, что-то произошло в жизни Грелхи, что она так кардинально решила сменить место жительства.        — Берешься, Балимунд? — спросила Грелха, протянув ему меч в ножнах.        Кузнец взял его в руки. Нет, чарами клинок не отдавал. Он вытащил его из ножен и опешил.        Балимунд помнил каждую минуту, когда создавал это чудо. Стальная заготовка, одна из многих, которых полно в его кузнице. Сложно себе представить, во что она переродится. Этого не знает даже сам кузнец. И тогда он не ожидал, что из неё получится что-то особенное. Заготовка раскалилась, засияв огнём. После несколько ударов молотом сделали её плоской. Осталось лишь придать форму. И Балимунд смог сотворить это чудо впервые, к гордости своего отца.        — Да ты превзошёл меня, сын! — сказал кузнец и на радостях обнял Балимунда.        Балимунд хранил этот меч. Пусть последующие у него получались красивее, но не было в них той частички души, которую он вложил в этот клинок. После дня, проведённого в кузнице, он смотрел на этот меч.        Так бы ещё продолжалось долго, если б клинок не украли. Треклятая Гильдия воров однажды взломала замок и вынесла всё мало-мальски ценное, в том числе и этот меч. Если б этих мерзавцев не покрывала Мавен Чёрный Вереск, то клинок быстро нашли бы в Крысиной норе, в которой они сидят.        После пропажи меча Балимунд несколько дней не мог работать. Он напивался в «Пчеле и жале».        — Откуда он у тебя? — спросил кузнец у Грелхи.        Та пожала плечами.        — Какой-то ненормальный продал его мне, — рассказала женщина. — Говорил, что купил по дешёвке у какого-то сомнительного типа. Но как этот меч у него появился, так всё пошло наперекосяк. Он сказал, что в этом мече словно живёт чужая душа, и из-за того он не может им размахивать, как предыдущими.        Балимунд удивился. Действительно, он сотворил чудо, которое не позволяет клинку попасть в плохие руки.        — Так сколько примерно стоит этот меч? — спросила Грелха. — Говори же! Чем раньше я его продам, тем скорее уберусь отсюда!        Балимунд не мог ответить. Ему не приходило в голову перевести этот клинок в звонкую монету.        — Его цена — моя жизнь! — грустно сказал кузнец, немало удивив Грелху.        — Слушай, Балимунд! Пойдём, напьёмся, и ты мне всё расскажешь! — предложила Грелха.        Балимунд снял грязный фартук, и они пошли в «Пчелу и жало».        Там он поведал ей, как создавал этот клинок, как смотрел на него, как протирал от пыли, как берёг от сырости.        — Значит, меч ищет достойную руку, которая будет держать его, — сказала Грелха, немало удивив своими словами кузнеца.        Балимунд обнял меч, не желая с ним расставаться. Мысль, что этот клинок, чудом вернувшийся к нему, будет принадлежать кому-то другому, претила кузнецу.        — Решайся, Балимунд! Меч не должен висеть на стене без дела, — подбодрила Грелха.        И это говорит та, которая торгует невесть чем!        — Я всегда тебе завидовала, — решила поделиться женщина. — К тебе приходят настоящие воины. А у меня покупают одни слабаки.        Балимунд с каждой минутой всё больше восхищался этой дочерью Скайрима. Она знает, что её хлам никуда не годится.        — А, забирай его, — сказала Грелха. — Я не хочу, чтоб такой клинок попал в руки недостойного. Пусть уж лучше у тебя на стене висит.        Женщина встала и пошла к выходу из «Пчелы и жала».        Балимунд размышлял над её словами. Крепкая рука сжимает рукоять. Взмах, и из рассечённой груди хлынула кровь. Ещё взмах, и меч пронзает грудь противника навылет. Воин сбрасывает нанизанного на меч врага и потом с новой силой бежит в бой.        Кузнец опрометью выбежал из таверны.        — С-с-стой! А платить кто будет? — донёсся голос Киравы, аргонианки, хозяйки «Пчелы и жала».        Неважно. Они знают, где его найти. Балимунд занесёт деньги, но сейчас есть дело поважнее.        — Грелха! — он догнал женщину.        Кузнец протянул меч ей.        — Покажешь, на что ты способна? — спросил он.        Грелха не решалась.        — Ну же, Грелха! — просил Балимунд.        — Я не могу, — прошептала она.        — А я уверен, что можешь! — сказал кузнец.        Грелха стояла, вспоминая то, что отчаянно пыталась забыть. Она была в рядах братьев Бури. Шла очередная битва. Но каково ей было, когда она сняла шлем с поверженного ею солдата Имперского легиона и узнала в нём родного брата. В детстве она, младшая, всегда старалась побить его, он шпынял девчонку почём зря. Это ей не удавалось. Желание со временем притупилось, но сбылось таким способом.        И вот сейчас Балимунд заставил вспомнить прошлое. Он держит её под руку и тащит в сторону кузницы. После суёт меч ей в руку, а сам берёт щит.        — Ударь, Грелха! — говорит он.        И она не удержалась. Сталь с треском врезалась в щит.        — Ещё, Грелха! — просил кузнец.        Ещё взмах, и щит треснул напополам.        — У тебя достойные руки, Грелха! — сказал Балимунд. — Ты — дитя Скайрима и не должна его покидать.        Грелха молчала, прижав к себе этот как-то полюбившийся ей клинок.        — А ты не боишься его потерять вновь? — спросила она.        Балимунд не боялся его потерять. Теперь он наверняка его не потеряет.        Кузнец подошёл к Грелхе и обнял её.        — Я и не потеряю. Ни его, ни тебя, — сказал он. — Но при условии, если притащишь тот хлам, который ты продаёшь, мне на ремонт.        Так они и стояли, обнявшись. Между ними был этот меч, но пораниться истинные дети Скайрима им не боялись.