Часть 1
21 июля 2015 г. в 03:35
За окном глубокая ночь. Капли дождя шумно ударяются о ветви деревьев и крыши домов. Ветер бушует с такой силой, что я ощущаю его порывы, даже сквозь закрытые окна и двери.
Поёжившись, закутываюсь в тёплое одеяло и мечтаю, чтобы эта ночь закончилась, как можно скорее. Бессонные ночи дают о себе знать, но я всё равно не могу сомкнуть глаз. Сердце наполнено болью и тревогой. А пустая и холодная половина кровати — лишнее напоминание об этом.
Прошло уже почти пятнадцать лет, с тех пор, как дистрикты одержали победу над Капитолием. Казалось бы, жизнь начала налаживаться, но прошлое не упускает возможности напомнить о себе лишний раз.
Конечно, первые годы после Революции были тяжелыми. Трудно было собрать себя по кусочкам и не утонуть в океане боли. Но мы с Питом справились. День за днём собирали осколки нашей прежней жизни. По началу, нам приходилось заново учиться общаться друг с другом. Это было нелегко, учитывая тот факт, что в его сознании всё перевернулось с ног на голову, и порой, он не мог отличить ложные воспоминания от реальных.
В этом нам помогла Книга памяти. Страница за страницей мы записывали все подробности, забыть которые было бы преступлением. Постепенно, я стала замечать, что Питу становится лучше. Приступы стали его посещать куда реже, но они не исчезли совсем. Иногда он замирал, стискивая спинку стула и ждал, когда поток воспоминаний схлынет.
Мы научились жить с этим. За все эти годы, ни разу не расставались надолго. Мы были поддержкой и опорой друг для друга. Он всегда был рядом. Ощущать его присутствие возле себя, стало настолько привычным и естественным, что казалось, будто мы одно целое.
Наверное, именно поэтому сейчас мне кажется, что от меня оторвали кусок плоти, и я истекаю кровью.
Я уже и забыла, какого это, когда леденящий душу страх, заполняет каждую клеточку тела. Страх за Пита, который сейчас находится в Капитолии. Снова. Я словно возвращаюсь в прошлое — в то самое время, когда он был далеко, и я ничего не могла сделать. Все эти дни я старательно пытаюсь убедить себя в том, что причин для беспокойства нет, но перебороть страх сложнее всего — это самый живучий инстинкт.
Возможно, ему бы и не пришлось никуда уезжать, если бы полгода назад, наша тихая жизнь не была нарушена внезапным приступом, который был подобен грому среди ясного неба. Я давно не видела Пита в таком состоянии и самое главное, не понятно, с чего всё началось и что именно послужило причиной срыва. Просто в один момент я почувствовала его руки на своей шее и увидела ярость, отражающуюся на его лице. Всё закончилось так же внезапно, как и началось, но не на долго.
Через несколько дней приступ повторился снова, а потом ещё раз и ещё…
Если бы это произошло лет пять назад, мы бы не стали так беспокоится. Пит бы миллион раз извинялся передо мной, а я бы тратила несколько часов, на то, что бы в очередной раз убедить его в том, что он не монстр и вовсе не виновен в том, что произошло. Прошло бы пару дней, и мы забыли бы об этом, продолжая жить, как ни в чём не бывало.
Но сейчас всё по-другому. Теперь мы не просто двое подростков, которые отчаянно пытаются забыть ужасы прошлого, и научится жить заново. Теперь мы стали родителями.
Четыре года назад у нас родилась дочь - Ива. И с тех пор всё изменилось. После всего, что нам пришлось пережить, после всех потерь, нам важно было найти своё место в этом мире. Понять, что всё было не напрасно. Нам нужна была надежда, стимул, чтобы не опускать руки и двигаться дальше.
И всё это у нас появилось, благодаря нашей дочери. Она словно лучик солнца во мраке. Она — живое доказательство того, что нет ничего невозможного и наша борьба, жертвы, что нам пришлось понести, были не напрасными. А самое главное, это маленькое чудо, стало смыслом нашей жизни. После её рождения мы научились ценить каждый прожитый день, и были благодарны за то, что нам был дарован второй шанс. Шанс начать всё с начала.
Но в начале, всё было не так просто. Когда я только узнала, что беременна, меня охватил ужас. Я несколько дней не могла прийти в себя. Никогда не планировала заводить детей, потому что боялась за их будущее. Даже теперь, когда причин для паники нет, я не могу отделаться от мысли, что кто-то придёт и отберёт те крупицы счастья, что есть у меня. Я бы, наверное, с ума сошла от страха, если бы не крепкие объятия Пита и его тихий голос, утверждающий, что всё будет хорошо.
Но даже Питу, который всегда мечтал о детях, было не просто свыкнуться с мыслью, что скоро он станет отцом. Ребёнок — это большая ответственность. И бывали моменты, когда мы оба не были до конца уверенны, что готовы к этому. Мы не чувствовали себя достаточно взрослыми, даже после всего, что пережили.
Как бы там ни было, мы с этим справились. Научились относиться ко всему более серьёзно, особенно это касалось Пита. За последние несколько лет, у него почти не было приступов, что не могло не радовать. Но Пит переживал, что это лишь затишье перед бурей. Больше всего он боялся напугать Иву или ещё хуже — нечаянно навредить ей. Он безумно любит её и мысль о том, что с ней может что-то случится, тем более по его вине, сводила его с ума.
Но время шло, и никаких проблем не было. Мы жили, как все нормальные люди. Пит работал в пекарне, я иногда ходила на охоту. Мы растили нашу дочь и радовались каждому её достижению. Первые слова. Первые шаги. Всё это делало нас с Питом по-настоящему счастливыми. И казалось, что все беды остались позади. Так было до недавних пор.
После того, как приступы начали регулярно посещать Пита, он стал сам не свой. Старался держаться от нас с дочерью подальше. Для него это была пытка. Ведь всей душой он хотел находиться рядом, заботиться о нас, защищать.
Он и защищал. От самого себя. Я пыталась убедить его, что он зря всё принимает так близко к сердцу. Ведь ничего плохого не случилось. Но все мои попытки были тщетны и, как правило, заканчивались ссорой. Так продолжалось не один день. В конце концов, это начало сводить с ума нас обоих. И что ужаснее — пугало Иву. Она просто не понимала, что происходит на самом деле. Почему мама и папа постоянно ругаются, почему папа больше не играет с ней, не рассказывает ей по вечерам сказки.
Месяц назад Пит не выдержал. И принял решение, что так больше продолжаться не может. Тем же вечером позвонил доктору Аврелию, они о чём-то долго разговаривали, после чего Пит собрал вещи и уехал в Капитолий.
Я не хотела его отпускать. Просила подождать. Ведь мы находили выход и из более сложных проблем. Я верила, что мы сами сможем во всём разобраться, как и раньше. Но он был непреклонен.
— В том-то и проблема, Китнисс, что как раньше уже не будет. Теперь речь идёт не только о нас с тобой, но и о нашей дочери. В первую очередь мы должны думать о ней. Я больше так не могу жить. Мы не можем. Я не знаю, что со мной и как долго это ещё будет происходить. По этому, я должен уехать. Ради нас всех. Но я вернусь, обещаю.
Его обещание и надежда — это всё, это у меня есть. Мне не остаётся ничего другого, кроме как ждать. Я снова бессильна. И это невыносимо.
Без Пита дом кажется пустым и холодным. И это вгоняет меня в депрессию. Я не нахожу себе места, из рук всё валится. Иногда заходит Хеймитч. Пытается успокоить меня и убедить, что я зря так переживаю. В конце концов, тот факт, что Пит находится в Капитолии ещё не означает, что с ним должно что-то случиться. И убивать его тоже никто не собирается.
Я понимаю, что, возможно, веду себя очень глупо, но не могу с собой ничего поделать. Я никогда не забуду каким вернулся Пит из Капитолия — истощённое, покрытое множеством ран, тело — результат бесконечных пыток и издевательств. Этот образ навсегда останется выжженным в моей памяти. Я вижу это каждую ночь. Раньше кошмары посещали меня лишь время от времени. Рядом был Пит, который оберегал меня от ужасных картин прошлого.
Но этот месяц — настоящая пытка для меня. Стоит закрыть глаза, и я тут же погружаюсь в мир беспроглядной тьмы и бесконечной боли. Мне и до этого не раз снилось, как я теряю Пита, но каждый раз, открывая глаза, я видела его перед собой — живого и невредимого. Сейчас у меня нет такой возможности. А потому я почти не сплю. И что бы хоть как-то себя успокоить, надеваю на себя его свитер, который он так часто носил, что бы почувствовать хотя бы частичку его тепла; утыкаюсь носом в его подушку, что бы вдохнуть родной запах; всё время верчу в руках ту самую жемчужину, будто в ней сама жизнь Пита и никто не сможет ему навредить пока она у меня.
Иногда целыми ночами сижу около Ивы, охраняя её сон. Она единственное, что не даёт мне замкнуться в себе. Я не имею права оставлять её одну. Я нужна ей.
Сквозь раскаты грома слышу топот маленьких ножек, затем из-за приоткрытой двери выглядывает маленькая головка. И в темноте загораются два маленьких огонька — её глаза.
— Мама, можно я побуду с тобой? — робко спрашивает Ива.
— Конечно, солнышко. Иди ко мне, — с улыбкой говорю я.
Она входит в комнату, волоча за собой медвежонка — её любимая игрушка. Я отодвигаю одеяло и помогаю ей забраться на кровать.
— Ты чего не спишь?
— Я не могу уснуть, мне холодно.
Руки у неё, и правда, холодные, но я знаю, что это не главная причина того, почему она не спит. Крепко прижимаю её к себе, желая отдать ей всё своё тепло.
— Так лучше?
— Да, — спустя пару мгновений она спрашивает. — Мама, а когда вернётся папа?
Этот вопрос она задаёт мне по несколько раз на день, и я уже не знаю, что ей говорить, чтобы не расстраивать ещё больше. Она такая маленькая и хрупкая. Так хочется защитить её, забрать всю ту боль и тревогу, что поселилась в её душе, себе. Но всё что я могу — это всё время быть рядом, дарить всю свою любовь и тепло, стараясь тем самым хоть как-то заполнить пустоту на месте, что принадлежит Питу.
— Я скучаю по нему, — её голос тихий и печальный.
— Я знаю, я тоже.
Я вижу это в её взгляде, её поведении, в её рисунках. Она вся в Пита — прекрасный художник. И пусть её картины пока ещё далеки от идеала, они наполнены огромным смыслом и тоской.
На одном из последних рисунков, она изобразила всю нашу семью - я, Пит, она, даже Хеймитч там присутствовал. Мы все вместе, как раньше. Это то, чего она хочет. Это то, чего хочу и я. Вопрос только в том, когда всё это станет реальностью.
— Не переживай, моё солнышко, папа обязательно вернётся и всё будет хорошо.
— Обещаешь?
Как я могу ей обещать что-то, когда сама ни в чём не уверенна? Но и сказать правду, я тоже не могу, поэтому приходится лгать.
— Конечно! Это же наш папа. Он никогда нас не бросит, — говорю я, при этом стараюсь, чтобы мой голос звучал твёрдо и уверенно, насколько это вообще возможно.
— Закрывай глазки и думай о папе. Он обязательно придёт, вот увидишь, — в ответ на мои слова, она лишь улыбается.
— Мама, спой мне, пожалуйста!
Петь сейчас совсем не хочется, но я не могу ей отказать. И начинаю петь ту самую колыбельную, слова которой очень простые и успокаивающие; в них — надежда, что завтрашний день будет лучше:
Ножки устали.
Труден был путь.
Ты у реки приляг отдохнуть.
Солнышко село, звезды горят,
Завтра настанет утро опять.
Тут ласковый ветер.
Тут травы, как пух.
И шелест ракиты ласкает твой слух.
Пусть снятся тебе расчудесные сны,
Пусть вестником счастья станут они.
Глазки устали. Ты их закрой.
Буду хранить я твой покой.
Все беды и боли ночь унесет.
Растает туман, когда солнце взойдет.
Тут ласковый ветер. Тут травы, как пух.
И шелест ракиты ласкает твой слух.
Пусть снятся тебе расчудесные сны,
Пусть вестником счастья станут они.
К тому моменту, когда я заканчиваю, она уже засыпает. Я люблю вот так просто лежать возле неё, смотреть, как она спит. Вид у неё безмятежный, а уголки губ слегка приподняты вверх, словно она улыбается. Надеюсь, ей и правда снится что-то хорошее и светлое.
С ней я чувствую себя спокойнее. Наверное, потому что в ней есть частичка Пита. Та, что заставляет меня улыбаться и верить в лучшее. Не смотря на тёмный цвет волос, который ей достался от меня, во всём остальном она похожа на Пита. Такая же бесконечно добрая и невероятно талантливая. Глядя на неё невозможно не улыбаться. Она словно маленьких ангел с небесно-голубыми глазами. Такими же как и у Пита.
Наверное, мне всё же удалось немного поспать, потому что, когда я открыла глаза, за окном уже было светло — первые лучи солнца пробивались сквозь закрытые шторы — и Ивы уже не было рядом со мной. Но прежде, чем я успела запаниковать — куда же она подевалась — с первого этажа послышался звук закрывающейся двери и радостные крики дочери.
— Папа! Папочка вернулся!
Молниеносно вскакиваю с кровати и бегу со всех ног, что бы убедиться в том, что это не галлюцинации. Спускаюсь по лестнице и тут же замираю на месте.
Неверие, удивление, облегчение, и наконец, всепоглощающая радость — я словно задыхаюсь от нахлынувших эмоций.
Перед моим взором открывается прекрасная картина — в дверях стоит Пит и обнимает нашу дочь. Она буквально висит у него на шее, крепко вцепившись в его рубашку своими маленькими пальчиками и громко смеётся. Я так давно не слышала её смех.
На негнущихся ногах подхожу к ним, словно не верю своим глазам. Но вот Пит протягивает ко мне свободную руку и касается моего лица. От этого прикосновения тело покрывается мурашками и хочется плакать. Ещё мгновение и он уже нас обеих сжимает в своих объятиях.
Кажется, что в тот момент, когда Пит вошел в дом, всё вокруг ожило и расцвело. И будто бы и не было месяца разлуки.
Вечером, сидя у камина, я наконец-то могу насладиться семейным уютом, которого мне так не хватало. Пит и Ива что-то рисуют на холсте, новыми красками и кистями, которые Пит привёз с собой. У моих ног калачиком свернулся Лютик, этот уродливый кот до сих пор жив. Я чувствую себя умиротворённо, как давно уже не ощущала и хочется растянуть это момент навечно.
Проходит не один час, прежде чем Питу удаётся уложить Иву спать. Она боится его отпускать от себя. Боится, что когда она проснётся, папа снова исчезнет. Он просит у неё прощения за столь долгое отсутствие и обещает, что больше никогда не оставит её.
На часах около полуночи, когда Пит ложится рядом со мной на кровать и я могу вдохнуть родной запах. Одна его рука покоится на моей талии, а второй он рисует невидимые узоры на моей ладони, нежно касаясь кожи.
— Наконец-то уснула, — в его голосе слышится едва различимая усталость.
— Ей не хватало тебя. Как и мне.
— Мне тоже вас не хватало, — его голос пропитан болью, и мгновение спустя он добавляет. — Прости меня.
— За что? — его последняя фраза вызывает у меня волну удивления и непонимания.
— За то, что снова бросил тебя одну. За то, что заставил волноваться, но другого выхода не было.
— Тебе не за что извиняться. Всё уже в прошлом. Главное, что ты здесь. И теперь всё будет хорошо. Правда или ложь? — с надеждой спрашиваю я, вспоминая нашу старую игру.
— Правда.
Чувствую, как он начинает покрывать каждый миллиметр моей кожи легкими поцелуями, словно продолжая извиняться. Веки, щёки, скулы, ключица — я буквально пылаю от его прикосновений. Ощущаю его дыхание на своей шее, от чего по телу проносится легкая дрожь и это не ускользает от внимания Пита.
— Тебе холодно?
— Да, — чуть помедлив, решаю пояснить, — когда тебя нет рядом.
— Но теперь-то я рядом, — будто в подтверждение своих слов, он сильнее прижимает меня к себе, окутывая своим теплом…