Барсиковы Будни

Понедельник начался, как обычно — со стонов. Недели две назад, до моего падения с балкона пятого этажа, когда меня здорово шандарахнуло на землю… какую гигантскую роль играло это падение в моей жизни! Когда я очнулся, я ведь не сразу понял, что начал мыслить, как человек. Минут через пять я только почувствовал, что что-то не так. Ещё через минуту я понял, что именно. Сначала я был напуган. Где это видано, чтобы домашний кот понимал, что говорят его хозяева, и чтобы он мыслил, как эти прямоходящие! Да от меня же все соседские кошки шарахаться будут! Потом только я понял, как это хорошо, что ты можешь подслушивать разговоры хозяев, а они об этом даже не будут знать. Так, что-то я опять разговорился… На чём мы остановились? Ах, да, да… До моего рокового падения я мог только слушать эти вечные стоны рано утром в понедельник, теперь я мог их понимать. Но лучше от этого мне не стало. Наоборот — только хуже. Ворчали все, ворчали об одном и том же. Точнее, все, кроме Сережи, по другой версии, Папы. Уж не знаю, какое из этих имён было правильным, и почему разные члены семьи называли его по разному. Вообще-то у всех членов нашей семьи было по два имени. Например, самого младшего и надоедливого члена семейки могли называть и Сыночком, и Владом. Я очень остроумно вышел из этого положения. Я соединил оба имени в одно. Таким образом, в нашей квартире жили Сынолад, Дочарин, Паперёж и Маматаш. У одного меня имя было одно. Это было очень банальное и обычное имя — Барсик. Опять я заговорился! Нет, ну что ж такое… И так, ворчали все, кроме Паперёжа. - Не хочу на математику! — ворчал Сынолад. — Там скучно! Почему бы не выбрать первым уроком физкультуру? Она гораздо легче! - Не ворчи, — уныло ответила Дочарин. — У тебя хотя бы четыре урока, а у меня целых семь. Не хочу в школу! Можно я сегодня пропущу, мам? Маматаш вздохнула и ответила: - Марин, нельзя же пропускать два раза подряд под предлогом усталости. Я понимаю, если бы ты из последних сил трудилась всю неделю, но ведь мы только вчера вернулись с дачи. К тому же скоро летние каникулы. Потерпи немного. А сама продолжала ворчать. -Вам хорошо, вы только полдня в школе будете, а я до вечера буду торчать на работе. И пошло, поехало… Меня опять начал мучить вопрос, что такое работа и школа, и почему люди так не хотят туда идти. Может, это какие-то пыточные, где их терзают раскаленным железом и прочими ужасами? Но тогда почему Маматаш гонит своих родных детей в это ужасное место? К тому же, когда кто-нибудь из детей или взрослых приходит из этой таинственной школы или работы, я начинаю внимательно осматривать их и ещё не разу не обнаружил следы ранений, ожогов или следов удушения. Что такое уроки, для меня тоже оставалось загадкой. Стоны эти мне порядком надоели, и я решил перейти из коридора в комнату к Паперёжу, где ворчаний почти не было слышно. Вообще я любил Паперёжа: он был самым спокойным и менее приставучим из всей семьи. Обычно этот мужчина средних лет сидел на мягком стуле перед каким-то белым ящиком, стоящим на столе, и тыкал пальцами в какую-то доску, лежащей здесь же, прямо перед этой коробкой. Я слышал как-то, что это его обязанность — сидеть перед этой коробкой и тыкать пальцами по чёрной доске, потому что он… Как его… Проганист, что ли… Нет, программист — вспомнил! Что это такое, я понятия не имел, но когда Паперёж садился за эту коробку, в воздухе создавалась уютная атмосфера, и я волей не волей расслаблялся. Постукивание его пальцев об эту загадочную чёрную доску наводило на меня сонливость. Ещё иногда он уходил по какому-то вызову или в магазин за продуктами, а также отправлялся с Сыноладом на прогулку. Да, это безусловно хороший человек. Единственным недостатком Паперёжа была его скукота — он почти ничего не говорил, и наблюдать за ним быстро надоедало. Вот и сейчас он сидел за столом и ударял пальцы об доску. Я пробрался к нему и ткнул его носом в ногу. Он опустил голову и посмотрел на меня. -А, это ты, Барсик! — Паперёж почесал меня немного левой рукой по моей полосатой спине и снова уставился в этот белый ящик. Я обиделся. -Серёж, мы уходим! — послышался голос Маматаши. -Пока, пап! — крикнул Сынолад. -До свидания! — ответил Паперёж. Хлопнула дверь и воцарилась тишина. Да, снова воцарилась скука. Я снова был дома один (Паперёж не в счёт, по понедельникам он всегда только и делает, что смотрит в свой ящик) и должен был оставаться в таком положении почти весь день. Но я не унываю. Я ведь не человек, который только и делает, что ноет и стонет изо всяких пустяков, я — хитроумный, мудрый, справедливый, находчивый, добрый, славный царь природы, я — великий кот, а не какой-нибудь там человек. Я не собираюсь подчиняться правилам своих домашних питомцев! Я покажу, как коты умеют развлекаться! И так, слушайте и записывайте мои рецепты. Сначала я пошёл на кухню и начал напихивать своё брюхо тем, что найдётся у меня в миске. А там нашёлся сухой корм. Я съел всё это. Где-то через полчаса будет готово то, что я называю «пахучий сюрприз». А пока этот сюрприз готовится, я иду устраивать первую пакость. У нас на кухонном столе стоит тарелка с фруктами, которая была главным образом заполнена бананами. Я запрыгнул на стол и сбросил все бананы на пол, а потом уселся прямо на них, да так, что осталась одна жёлтая масса и кожура. Первая пакость была готова. Теперь время устроить вторую, которая называется «пушистый диван». Я запрыгнул на небольшое кресло, которое стояло сбоку от стола, и принялся что есть силы его когтить. Делал я это до того момента, пока из расцарапанного сиденья не показалась мякоть. Вторая невинная шалость была завершена. Я почувствовал, что пора делать третью. Усевшись прямо на пол, я совершил то, что называется «пахучий сюрприз». Вскочив на стол, я осмотрел кухню. Да, основное было сделано, недоставало лишь небольших штрихов, которые сделали бы картину более красочной и насыщенной. Я был словно художник из передачи, которую недавно показывали по телевизору. Я творил. Из чистого, белого листа я делал великолепно расписанное, сказочное, впечатляющее полотно. Уверен, что Паперёж бы оценил бы это. Так каких же штрихов не хватало моему замечательному произведению? Осмотрев полотно, я понял, каких именно. Посуда, стоящая в сушке. Она стояла слишком строгими, скучными рядами. Надо было её поразнообразить. Я запрыгнул на тумбу и принялся махать хвостом. Чашки полетели по всей кухне. Они разбивались об пол красивыми, разнообразными кусками и осколками. Затем я опрокинул все книги, стоящие на полке над диваном. Таким образом, остался всего один штрих. Осталось открыть кран с водой. Это не доставило мне особого труда. Скоро прохладная, чистая вода лилась прямо на пол. В это время на кухню вошёл Паперёж… Два часа я сидел запертым в туалете. Это было моим наказанием. Сначала меня долго ловили по всей квартире, а потом, наконец, бесцеремонно схватили за хвост и буквально втащили в «тюрьму». Какой позор для художника! И что я такого сделал? Особенно не понравился Паперёжу «пахучий сюрприз». Он назвал его ТАКИМ словом, что я даже не решусь его повторить. Кухню весь день проветривали. Хотя, по-моему запах был приятным. По крайней мере, гораздо приятнее ворчаний и стонов людей.