Бумажный чародей и музыка сфер

      Сегодня Сэмюэль Хант очнулся в недобром здравии, в прескверном настроении и в провонявшей ржавчиной клоаке. Во многом из-за того, что засыпал он в орлесианской темнице. Отчасти — от схватки с драконом и его выводком, от выкапывания двенадцати могил под проливным дождем и от ноющих после крушения костей. И на самую крохотную, мельчайшую долю — от ощущения чьего-то любопытного взгляда, не первый час буравящего дыру в его черепушке. Приоткрыв глаз, Сэм раздраженно гаркнул:       — Не надоело еще пялиться?       Издалека донесся тихий смешок, а затем юный, почти что мальчишеский голос ответил:       — Посиди здесь с мое — даже полоски на подошве считать начнешь, — он говорил весело и непринужденно, хотя Сэм отлично видел, что их разделяют как минимум две решетки. — Я, кстати, Паркер. За что тебя к нам?       — Вчера говорили, что за убийство, отступничество и оскорбление чести дворянина. Может, сегодня еще что накинут.       — А есть причины?       Сэм пожал плечами и нехотя сел. Уши его действительно не подвели — в соседней камере, опираясь на брусья, стоял непримечательного вида парень в темно-синей форме. Средний рост, среднее телосложение, средние пропорции. Из всей его среднести выделялось разве что бледное пятно на шее — огромных размеров ожог, давно полученный и зарубцевавшийся, но оставивший свой след. Парень нисколько его не скрывал — мало того, он его не стыдился: даже немного повернулся, чтобы дать рассмотреть его во всей красе.       Кашлянув, Сэм подошел к решетке и привалился к ней плечом — тем самым, где была нашивка. В глазах Паркера тут же зажегся неподдельный интерес.       — Скажем так, — доверительно сообщил ему Сэм. — Насколько я знаю, вчера я оскорбил честь дворянина из Орлея.       Паркер присвистнул.       — Так ты к нам залетный из Тедаса, что ли? Из Инквизиции или из Серых Стражей?       — Из миротворческих сил ООН, — невозмутимо ответил Сэм. Паркер прыснул.       — Хорошая же у нас здесь собралась компания: вояка, биотик, пилот… — он прижался к брусьям решетки. — Эй, Синдзи! Еще раз, кем там твой сосед себя называет?       — Государственным алхимиком! — раздался издалека совсем юный голос: Сэм не дал бы крикнувшему больше пятнадцати лет.       — Ну вот, алхимик, — продолжил Паркер. — Насколько я знаю, дальше сидят принц Семи Королевств, принцесса — правда, не ясно, чего — парень, двинутый на французской революции, и женщина, помешанная на докторах и спойлерах. Такая чудная коллекция залетных психов.       — Залетных куда? — непонимающе спросил Сэм, пытаясь рассмотреть других пленников. Паркер развел руками.       — Если по-простому, то не в свои вселенные, — ответил он. — Вот ты, думаю, не на Зимнем балу Императрицы в своем голубом берете разгуливал.       Сэм неопределенно хмыкнул.       — И я ослушался приказа и отправил капитана к его турелям вовсе не из-за того, что мне жить резко расхотелось, — добавил Паркер, а затем постучал костяшками пальцев по решетке. — Я знал, что он нас предаст. Я, в общем-то, почти всю игру наперед помню. И твою неплохо представляю. Алхимик вообще в книжку попал. И кому-то это ой как не нравится.       — И к чему ты подводишь? — настороженно спросил Сэм.       — К тому, дражайший мой миротворец ООН, — с тем еще сарказмом ответил Паркер, — что всех нас, залетных, планомерно выдергивают обратно и запирают на этом раздолбанном ведре, с которого никому ни сбежать, — перехватив взгляд Сэма, он развил мысль: — Мы парим над каким-то городом, у всех на виду, да еще и под надзором двух таких же тюрем. Тревогу поднимут, даже если ты попробуешь себе окно прорубить, чтобы дышалось легче. Решетки усилены эффектом массы; мне, например, их не разогнуть — только разнесу биотикой половину корабля и сам сварюсь. Алхимик, было, пытался попасть в коридор, так его отшвырнуло в стену с такой силой, что в ней вмятина осталась. Еще он говорил, что материалы, из которых собран наш корабль, такие дерьмовые, что против них можно с палками идти. Следовательно, бунт нам не поднять.       — И что тогда остается? — без особой надежды спросил Сэм.       Паркер пожал плечами.       — Ждать, — предложил он. — Ждать, скучать и донимать других. Если у тебя еще остались силы, можешь лелеять надежду. Ведь когда-нибудь все эти камеры заполнятся, и тогда — кто знает? — возможно, нам дадут ответ, чего ради нас здесь заперли. Ну, а пока… — он вновь прижался к решетке. — Эй, народ! Кто хочет потравить байки о коммандере Шепард?       Когда в ответ раздались недовольные вопли и вздохи, а Паркер гаденько захихикал под нос, Сэмюэль Хант впервые в жизни пожалел, что не остался в орлесианской тюрьме.