О межвидовых связях, патриотизме и особенностях дипломатии

Гаррус. Нормандия. Шепард совсем не похожа на турианку. Она прохладная и мягкая. И такая нежная, что страшно видеть отметины, которые медленно тают на её коже после его прикосновений. Но такая сладко-отзывчивая, что невозможно остановиться и НЕ трогать. Приходится осаживать себя едва ли не каждую секунду, чтобы не смять, не расплющить, вжимая в себя. Её руки легко находят чувствительное место под гребнем и все мысли, тонут в его довольном урчании. У него вся чешуя стает дыбом от её неловких жарких ласк. — Ниже… — подсказывает он и снова стонет, когда она находит нужное место. Шепард, задыхаясь, просит его говорить и он, раздуваясь от глупого самодовольства, шепчет все, что приходит в голову. Кажется, ей нравится. Она тянет вверх футболку и, под оставшейся одеждой, он с легкостью угадывает очертания её груди. Руки сами тянуться, чтобы потрогать, но турианец останавливает себя, наклоняясь к ней. Умм… Снова мягко. Поразительно, что у такого человека, как Шепард, столько мягких мест. Невыносимо больше терпеть. Схватив её за талию, Гаррус ловит губами один из маленьких бугорков и слышит томный стон. Он на верном пути. Глупая одежда только мешает и, избавившись от нее, турианец наконец-то чувствует под пальцами её кожу. Оказывается, она может быть еще более мягкой, еще более гладкой. И пахнет так же: сладко и мягко. Шепард прижимается и трется о него, извиваясь в его объятьях. Приходится снова напоминать себе о необходимости быть осторожным. Если бы ему не нужно было сдерживаться, она уже давно бы лежала поперек кровати… Слова Шепард врываются в его сознание, наполняя его красочными картинами. Руки непроизвольно сжимаются и требуется несколько вдохов, чтобы вновь овладеть собой. Она, правда, это сказала? «В рамках и за ними…» Насколько он может судить, они уже давно за рамками, но для этой женщины, похоже, нет пределов. Гаррус усмехается и скользит языком по её коже, Шепард издает глухой гортанный звук и выгибается навстречу его прикосновениям. Становясь все торопливее, она стаскивает с себя штаны, и воздух наполняется её сладким запахом. Едва он произносит это вслух, как его пальцы оказываются прижатыми к самому горячему месту на всем её теле. Шепард стонет, ощущая малейшее движение его пальцев. Гаррус поднимает руку к лицу, чтобы насладиться её ароматом и, не в силах сопротивляться желанию, пробует на вкус. Внутри что-то урчит от удовольствия, а Шепард, нашарив рукой кровать, почти падает, не в силах стоять. Хочется разорвать оставшийся клочок ткани, чтобы, наконец, прижаться к самому мягкому и сладкому местечку на её теле, но он сдерживает себя и не торопясь стягивает с нее одежду. Теперь она полностью обнажена перед его жадным взором. Шепард дрожит от предвкушения, а Гаррус, ошеломленный, не может отвести глаз от открывшегося его взгляду зрелища. Это что… эмблема Альянса? Шепард открывает глаза и, встретив его задорный взгляд, сразу понимает, почему он остановился. Сначала она хмурится, но потом, вздохнув, улыбается и закатывает глаза: — Ладно, Вакариан, не держи это в себе… Довольно разведя мандибулы, Гаррус рокочет: — Очень патриотично, Шепард… Когда гулкий смех утихает в его груди, Гаррус лукаво спрашивает: — Как думаешь, Шепард, а то, что я собираюсь сделать, может быть расценено, как вторжение? Она тоже смеется и сладко потягивается, а потом резко притягивает его голову ближе, заставляя уткнуться прямо во влажный жар её тела.  — Если тебя это так беспокоит, Вакариан, начни с переговоров…