Новый отсчет

«Мы победили. Мы бились и были храбрыми. Земля - наш дом, и теперь ангелы тоже знают об этом. Сейчас мы ликуем, и мы счастливы, но наши дома разрушены, а больницы и школы в ужасном состоянии. Нам нужно начинать новую жизнь. И я, Джейсон Ли, говорю вам, что программа "Восстановления" лучшее, что мы можем сделать. Это путь к новому, совершенному миру. С ней мы сможем сделать мир лучше, чем он был и чем он есть». Я просматриваю это видео уже в шестнадцатый раз и никак не могу понять, как за этим ослом могли пойти люди? Хотя, возможно, отчаявшись они верили в любые обещания. Тем более, когда им дают их такие люди, как Джейсон Ли. Одетый в дорогой, без единой складки костюм, с приятным лицом и добрыми глазами, в которых горит огонь энтузиазма. Он и в самом деле завоевал доверия. Тогда люди нуждались в таком человеке, в том, кто возьмет всю ответственность на себя и поведет их к новой жизни. Им нужен был лидер и им нужен был план. Мы получили все это, но совершенная на словах программа, оказалась несовершенной на деле. Вот уже десять лет мы, поколение Восстановления, пожинаем плоды этого совершенного несовершенства. Но я не могу писать об этом в своем докладе по истории, так как это было бы засчитано как административное нарушение. Я грызу карандаш, не могу ничего с собой поделать, это уже четвертый карандаш за ночь. Кстати, который час? Экран будильника показывает мне, что уже 06:00 утра, и через полчаса я уже должна быть в школе на построении. Думая о том, что я скажу мисс Эвери о своем несостоявшемся докладе, я не слышу скрипа половиц у моей двери. Поэтому стук в дверь немного испугал меня. - Пейдж, милая, пора вставать, - это был голос моей мамы.  — Мам, входи, я уже не сплю. Она осторожно открывает дверь моей спальни и идет к моей кровати.  — Ты хотела сказать, что даже не ложилась? — она вопросительно приподняла бровь. Я протягиваю ей стопку пустых листов, в самой вершине которых находится титульный с названием темы. Она берет его в руки и читает вслух, она всегда дома читает вслух.  — Программа "Восстановления", путь к идеальному миру. Потом она смотрит на кучку пустых листов и тяжело вздыхает.  — Это трудно. Писать ложь всегда трудно.  — Я пыталась, но все, что всплывает у меня в голове, это одно слово: разочарование. Я хочу написать это слово на каждом листе сотни раз, - к концу реплики мой голос чуть громче, хотя, возможно, это заметно не всем, ведь обычно я говорю настолько тихо, что мой голос похож на шепот. Мама берет меня за руку, и я тут же успокаиваюсь.  — Я думаю, твоя учительница поймет. — На ее лице появляется выражение лица номер пять: сочувствие. Моя мама очень эмоциональна и выражение жалости, вообще, по сути ее работа. Она работает врачом в центральной больнице. Но мне не нравится, что они применяют свои приемы на мне.  — Надеюсь, - я встаю с кровати и направляюсь в ванную. Там я умываюсь и чищу зубы, пытаясь оттянуть время от встречи с зеркалом, но это неизбежно. Я хочу бросить быстрый взгляд и сразу же надеть маску и, как всегда, не могу оторваться от своего лица. Оно ужасно. Шрамы на лице самые страшные. От обоих уголков губ к ушам идет дорожка из рубцов, из-за которых кажется, что я зловеще ухмыляюсь. Я аккуратно провожу по ним кончиками пальцев и тут же надеваю маску. Маска сделана из того же материала, что и стандартный костюм, поэтому она прилипает к лицу, но я все же могу дышать. Девочка Франкенштейн, так назвала меня моя первая и последняя подруга. Затем так прозвала меня вся школа. Я иду в спальню и открываю дверь шкафчика. Я беру один из многочисленных стандартных костюмов. Он представляет собой комбинезон с длинными рукавами лишь с неким разнообразием в виде полос серебреного цвета по бокам. Он обтягивает тело настолько, насколько позволяет свод правил о дозволенных нормах в поведении. Я выхожу в коридор и смотрю в зеркало ростом с меня. Я вижу девушку среднего роста и со спортивной фигурой. У нее большие карие глаза, светлая кожа и черные прямые волосы длинной до подбородка. Больше обо мне ничего нельзя сказать, так как маска прикрывает пол-лица. Ее специально для меня сделал один из друзей сестры. Она прикрепляется за ушами и не ощущается на коже. Поэтому ее будто и нет, но она есть. Мама зовет меня снизу, и я спускаюсь на первый этаж. Там, на кухне, мама уже приготовила завтрак, а Пенрин сидит за столом в джинсах и майке и читает газету. Пенрин единственная, кому можно делать все, что она захочет, потому что она вне системы. Ее бояться. Основатели программы сделали мою сестру неким изгоем в социуме. Человечество, которое она спасла, отвернулось от нее. Только ради призрачной надежды.  — Привет, сестренка. Эй, сниму маску, как ты есть собираешься? — Пенрин сморщила нос и протянула руку, чтобы снять маску.  — Ты же знаешь, здесь это предусмотрено, - я поправила маску и нажала на кнопку за ухом и в маске тут же появилось отверстие в области рта и два отверстия вокруг ноздрей.  — Так ты похожа на Дарта Вейдера. Она не собирается меня обижать, поэтому я не обиделась. Рин не знает, каково это - иметь такое лицо, как у меня, впрочем, и все тело мое покрыто шрамами. Пенрин выглядит на восемнадцать в свои двадцать восемь лет. Внешностью она похожа на принцессу эльфов из сказок, но характером она настоящая воительница.  — Завтра ваша школа устраивает ежегодный бал в честь победы над ангелами? — мама, сказав это, разложила омлет по тарелкам. Рин тут же набросилась на двойную порцию завтрака. Обычным людям нельзя есть больше дозволенной нормы 1500 ккал в день, но ей можно все. - Да, завтра начнется это помешательство. — Мама и на мою тарелку положила кусок омлета, который все же был больше дозволенного размера. В каждом доме Восстановление установило камеры для тотального контроля над людьми, якобы для их блага. После этого они вели жесткие правила в отношении еды, чистоты дома и даже тела человека. Это значит, камера стояла даже в душе, и никто не имел права отключать ее. Но нас это не касалось, благодаря моей сестре, в нашем доме нет камер.  — Не понимаю, с чего люди, вообще, решили, что они победили ангелов? — говорю я.  — Тщеславие, — коротко ответила сестра. Она смела весь омлет и теперь взялась за салат. С набитым ртом она проговорила:  — Слушай, Пейдж, а давай я пойду с тобой? Я ведь не совсем старо выгляжу? — она радушно улыбнулась мне.  — Ты же знаешь, что выглядишь, как подросток, но все же нюанс, в виде заметно округлившегося живота, немного не вписывается в образ, — я посмотрела на ее живот и поняла, что он и вправду уже довольно большой. Уже шел восьмой месяц ее беременности.  — Совсем чуть-чуть, — произнесла она, поглаживая живот и улыбаясь. В ее глазах было тепло, но в нем было и еще кое-что. Рин будет великолепной мамой, ведь она сестра лучше которой и пожелать-то нельзя. Съев завтрак, я обнимаю маму и сестру, и полная нежности иду в этот псевдо-идеальный мир. Школа, в которой я учусь, является единственной на побережье, и потому ее назвали просто школой №1. Несмотря на это, было всего две параллели классов, в каждом из которых число учеников едва достигало пятнадцать человек. Предметы, что мы должны были изучать, выбирала за нас система, и потому нас разделили на классы. Даже здесь не было никакой свободы выбора. Программа делает все за нас, это и есть наш идеальный мир. Иногда мне кажется, что они выбрали именно такую форму обучения, чтобы вырастить из нас на этих странных уроках людей не умеющих мыслить. У нас были только азы алгебры и геометрии в начальных классах, физика удостоилась всего двух уроков в начале пятого года обучения, а химии так вообще не упоминалась. В нашем расписании стояли такие предметы, как правоведенье, чистота мыслей, военная подготовка, уроки самообороны, садоводство, кулинария, шитье. Последние три пункта так вообще были смехотворны. Похоже, люди в правлении просто не знали, что еще им впихнуть в наше расписание для того, чтобы мы не были слишком умны, и нам легче было запудривать мозги. Я дохожу до школьных ворот за десять минут, у нас тут нет транспорта, и все ходят пешком для сжигания калорий, хотя вот именно эта единственная стоящая идея. Здание школы похоже на небольшой двухэтажный дом с футбольной площадкой на заднем дворе. Оно выглядит скудным на цвет, все белое с контрастом в виде зеленого газона. Я захожу во двор школы и сразу чувствую, как все мое хорошее настроение покидает меня. Подойдя к двери, я достаю маленькую пластиковую карточку с моим именем, и вставляю ее в щель на поверхности двери. Механизм срабатывает тут же, и двери открываются, представляя моему вниманию узкий коридор с белыми стенами. Все здание школы походило на стерильно-чистую лабораторию. Я иду к спортзалу для построения. Войдя, я встаю ровно посередине шеренги и жду своей очереди. Еще одна сумасшедшая идея для того чтобы держать все под контролем - это делать перепись каждый день и также медицинский осмотр. В моем понимании это просто тюрьма со своими причудами. Шеренга выглядит однообразно. Каждый человек в этой шеренге похож на предыдущего. У девушек и парней нет ни грамма лишнего веса на теле, и это заслуги постоянного контроля за питанием и физических нагрузок. Передо мной стоит Элен Потс, девочка с идеальными показателями в учебе и дисциплине. Она является ярой представительницей той части общества, которая уверенна, что Восстановление лучшее, что могло с нами произойти. Кучка глупцов со стадным инстинктом. Ее спина стала идеально прямой, когда к ней подошел смотритель. Так они называют наших тюремщиков, объясняя это тем, что они смотрят за идеальным порядком. Он фотографирует ее и берет кровь из вены, затем подходит ко мне. Он не может меня сфотографировать одна из привилегий девочки, которая спасла мир, хотя я даже не помню этого. Нашествие произошло тогда, когда мне было всего семь лет, но после своего восьмого дня рождения я растеряла все свои воспоминания о том промежутке. Пенрин говорит, что все эти люди живы благодаря мне, но это звучит неубедительно. Как такой инвалид, как я, мог спасти мир? Смотритель только лишь берет мою кровь для анализов и проходит дальше. Конечно же, это не нравится моим одноклассникам и особенно Элен. Ее блондинистая персона однажды на чистоте мыслей выразилась довольно ясно о таких, как я. Она сказала, что такие люди, как я, портят нам наше прекрасное будущее одним лишь своим существованием. Звучит, конечно, жутко, но этим людям промыли мозги и очень основательно. После построения мы все идем в класс истории. И тут мои ладони потеют и сердцебиение учащается. Мой страх по поводу доклада достигает критической точки. Даже если мисс Эвери меня поймет, у моих одноклассников появится еще один повод для ненависти ко мне. Конечно, в идеальном мире насилие запрещено, но их ненависть и презрение настолько плотные, что я чувствую их удары вполне реально. Я понимаю, что я никогда не буду в этом обществе своя, да и, вообще, в любом. Моя внешность сделала меня безобразной и неспособной к нормальной жизни. Я никогда не смогу влюбить в себя и создать семью, спокойно работать и приносить пользу людям. Я хочу быть детским врачом, но какой человек в здравом уме придет к мисс Франкенштейн и тем более приведет своего малыша. Я глубоко вздыхаю и сажусь в углу класса. Эта парта для меня, и она стоит далеко от других парт. Они боятся меня. Они презирают меня. Они хотят уничтожить. Я чужая, но все же держусь, ведь помню, есть люди, которым хуже, чем мне. И это неживые. После того как их изгнали из общества, они скитались по лесам и умирали уже взаправду. После долгих скитаний они построили маленькую деревню, которую правление хочет уничтожить. В их совершенном мире нет место несовершенству. Придет время и они займутся мной.