Любопытство сгубило кошку

Нами недаром прозвали «Кошкой-воровкой» - она ловкая, хитрая, живучая и… до жути любопытная. Первое время её, конечно, всё ужасно настораживает. Она глядит на глупого резинового мальчишку и не понимает, как ему удалось победить Багги с его оравой супер-клоунов, вот ведь он сидит – чешет пятернёй себе макушку и хохочет над толстой чайкой, которая кричит, крыльями машет, но никак не может подняться в небо. А ведь, однако же – всей цирковой шайке-лейке накостылял, и откуда что взялось? Если бы Нами не боялась близко сходиться с людьми, тем более, с пиратами, она бы обязательно выспросила у Луффи о его родной деревне, ей ужасно интересно, откуда он – такой чудной – взялся. Но Нами ничего не спрашивает, только дарит Луффи с досады увесистый подзатыльник – чтобы прекратил уже хохотать над бедной чайкой, придурок. Охотник на пиратов её пугает до чёртиков, да и она ему, по всей видимости, сильно не по душе. Но сомнение закрадывается в душу Нами, когда она замечает, что Зоро в принципе не умеет выглядеть дружелюбным, даже когда спит, выражение лица у него строгое и угрюмое. Такое же лицо он сохраняет, когда Луффи со скуки принимается виснуть на нём, дёргать за золотые серёжки в ухе и теребить край зелёного харамаки. «У него никакого чувства самосохранения нет!» - с ужасом думает Нами, а потом вдруг замечает, как на какую-то долю секунды суровое лицо Зоро разглаживается спокойной и вполне себе добродушной улыбкой, когда Луффи с криками вскакивает ловить сверкающего на солнце жука. После этого бояться охотника на пиратов у неё уже как-то и не получается. Когда к команде присоединяется Усопп, Нами испытывает что-то вроде удивления, и больше ничего. Усопп не выглядит странным, он вообще довольно скучный парень – только, разве что, трусливый сверх меры. Умом Нами понимает, что Усопп, всё-таки, не самый последний трус, раз взялся защищать свою деревушку, не сбежал в кусты от опасности. И, в конце концов, Луффи позвал его к себе в команду, и это почему-то становится главным аргументом в пользу того, что Усопп их маленькой команде нужен. (Нами, как это вообще часто бывает с людьми, в тайне от самой себя, отнекиваясь и отказываясь верить, начинает испытывать к бедовому Королю Пиратов искреннюю симпатию, начинает ему до-ве-рять. Только тсс, не говорите ей, что мы об этом узнали). Со временем Нами даже начинает испытывать к Усоппу симпатию – он оказывается единственным нормальным человеком на сумасшедшем корабле, он умеет бояться, умеет ошибаться, рядом с ним Нами не стыдно за собственную трусость, в то время как Луффи и Зоро всё меньше и меньше кажутся ей людьми, и всё больше – ужасными монстрами, которые не знают слов «страшно», «отступаем», «с этими чудовищами нам не совладать!». Нами падает на дно отчаянья, когда пытается вбить в глупую луффину башку, что нельзя влезать в неприятности, а он в ответ хохочет и канючит: «Но, Нами, весь смысл того, чтобы быть Королём пиратов, заключается в неприятностях! Иначе было бы дико скучно!». Только Усопп со своей болезнью «Не-хочу-высаживаться-на-этот-остров» в такие моменты – её опора и поддержка. Но с самого начала было кое-что, что вызывает в ней отчаянное любопытство. Усопп – он ведь ещё и забавный. У него всегда на языке какая-нибудь насквозь лживая, но весёлая байка, у него волосы смешно кучерявятся, как у барашка, он весь угловатый и нескладный, несформировавшийся ещё подросток, не чета жилистому Луффи, монументальному Зоро или стройному Санджи. Но самое смешное в нём – это выдающийся нос, за который очень удобно хвататься в моменты ярости, когда кучерявая сволочь где-нибудь напакостит – в комнату ворвётся без стука, или бумагу для карт изведёт под свои рисунки. Нами от его носа взгляда оторвать никак не может, а интерес у неё такой, что щёки каждый раз румянцем заливаются: «А как же он, - думает временами Нами. - Целуется, с таким-то носищем? Мешается ведь, наверное?». И любопытно, а как спросить – Нами не знает, боится, хотя никто во всём Ист Блю не сможет обвинить её в излишней скромности, совсем даже наоборот. Любопытство жжёт щёки румянцем, но ответ на свой вопрос Нами неожиданно получает в день, когда рушится Арлонг Парк. Нами чувствует себя так, будто бы вся эта махина обрушилась на неё, будто бы она лежит под кучей обломков, которые мешают ей дышать и видеть солнечный свет, ей так больно, что она уже не может чувствовать боли. Нами сначала плачет, потом смеётся, и снова плачет, потом она ничего не помнит и вот, снова плачет, смеётся, и так по кругу весь бесконечный вечер, первый за многие годы вечер, когда она – абсолютно свободна. Она не может поверить, что завтра утром она тоже будет свободна, и послезавтра, и каждый следующий день своей жизни. В таком страшном раздрае её застаёт Усопп – бедняга свалился со своего пьедестала, не допев две тысячи шестьсот двадцать пятой песни в честь себя любимого. Устал. Все они чертовски устали, кажется, на всю жизнь вперёд. Усопп что-то хрипло лепечет сорванным, но радостным голосом, глядит добрыми глазами в глаза Нами. Он ужасно смешной в своём балахоне, волосы растрепались сильнее обычного, на смуглом лице румянец от выпитого алкоголя, от него щёки выглядят как бока спелого бархатистого яблока. У него даже кончик носа порозовел. «Хорошенький» - думает вдруг Нами и цапает рукой Усоппа за нос, отчего тот сначала удивлённо замолкает, а потом начинает смеяться. - Нами, ты чего делаешь, я же ничего дурного вроде не натворил? – гнусаво интересуется снайпер. - А вот и натворил, - отвечает Нами. И тянет его за нос к себе, отпускает, а сама губами прижимается к удивлённо раскрытому рту, крепко-крепко жмурится и чувствует, как на щеках расцветают красные цветы стыда. Она боялась, что усоппов нос упрётся ей в глаз или даже в ноздрю, а ничего такого и не случается – тёплый носище мягко прижимается к её щеке, она чувствует, что оголённым плечам, которые холодил вечерний ветер, стало хорошо, потому что Усопп её крепко обнял. Да и вообще, хорошо – Нами растеряла весь запас смелости, она бы давным-давно выпустила Усоппа, если бы тот не перестал удивлённо на неё таращиться и не перехватил инициативу в свои немного подрагивающие, но всё равно уверенные руки. «Какого чёрта это сейчас было?!» - буквально кричит взгляд Усоппа, весь его вид, он сейчас скажет это вслух, но Нами внушительно зыркает на него взглядом: «Заткнись и делай, что я скажу!». Но она не говорит, что ему делать, потому что сама ничегошеньки не знает и не понимает, как ей дальше быть, она только сегодня получила в руки долгожданную свободу и не умеет ею пока ещё распоряжаться. «Пожалуйста, пусть все объяснения и разговоры будут завтра» - просит она Усоппа умоляющим взглядом, и тот вдруг серьёзно кивает, усаживает Нами к себе на колени, заворачивает её в свой дурацкий плащ и прижимает к себе, как маленькую девочку. Нами сильно закусывает губу, чтобы не заплакать, потому что последний раз её так прижимала к себе Беллмере-сан, это было так давно, что кажется уже неправдой, но тело помнит и расслабляется в чужих руках, пока бестолковое сердце медленно успокаивается в груди. Прежде чем закрыть глаза и уснуть, Нами лениво думает, что завтра, перед тем, как начнутся разговоры и объяснения, нужно ещё раз проверить, точно ли усоппов нос не мешает при поцелуях - так, чтобы на всякий случай иметь в запасе больше аргументов в свою пользу.