Мы снова научимся жить.

Гермиона. -Директор? Вы, кажется, просили зайти… - Да, мисс Грейнджер, проходите. – МакГонагалл указала на кресло у стола. – Чаю? - Нет, спасибо. – Девушка устало опустилась на указанное место и прикрыла глаза. – Что-то важное? Минерва немного виновато посмотрела на свою ученицу. Ей совершенно не хотелось взваливать на гриффиндорку новые проблемы, тем более что им столько всего пришлось пережить в этот год. Наконец, взяв себя в руки, она начала: - Гермиона, я пойму, если вы откажитесь, Вам, скорее всего, хотелось бы просто провести этот год с друзьями, войти более-менее в привычную жизнь, но я совершенно не представляю, кого бы еще можно было бы назначить… - Вы хотите назначить меня старостой? Старостой школы, я так понимаю? – директор решила проигнорировать, что ее так грубо перебили, и только кивнула в ответ. – Хорошо, девушка кивнула и поднялась из кресла. – Надеюсь, мои вещи уже там? – Директор снова кивнула, и девушка, вымученно улыбнувшись, вышла из кабинета. Блейз. - Корень мандрагоры. – Усатый джентльмен учтиво раскланялся, размахивая своей шляпой, и портрет повернулся, открыв перед юношей проход. Блейз шагнул в комнату, и стоило портрету за ним вернуться в нормальное состояние, буквально сполз по ближайшей стенке. Первый день в Хогвартсе выдался слишком трудным, несмотря на то, что он был готов ко всему. К косым взглядам в его сторону, к нескрываемому презрению, к страху и усталости в глазах других студентов. Наверное, впервые за праздничным ужином было так тихо, лишь иногда раздавались чьи-нибудь всхлипы, вызванные воспоминаниями о тех, кто уже никогда не вернется. Это выматывало и буквально выводило из себя. Тридцать семь. Он пересчитал. Не произвольно, не специально, но пересчитал. Тридцать семь учеников так и не окончат школу, тридцать семь детей больше никогда не увидят родителей. И только один из них был со слизерина. Да, их действительно было за что ненавидеть. Юноша стянул с себя теперь уже ненавистный галстук и швырнул в сторону. Наверное, оно даже к лучшему, что его назначили старостой. Отдельная комната, да и гостиную делить только с одним человеком,… а одиночество теперь его злейший враг, хоть и единственный друг. Они все остались без друзей. Забитые, замкнутые, и хоть причина на все и всех одна, война все-равно разделила, посадила каждого в его клетку. Портрет с шорохом отодвинулся и впустил девушку. Блейз поднял на нее глаза, и увидел, как та садится у стены напротив. Грейнджер обняла свои колени и облокотила на них подбородок. Она вдохнула побольше воздуха, собираясь что-то сказать, но только посмотрела в глаза Забини и закусила дрожащую губу. Блейз попытался улыбнуться, но вышло что-то больше напоминающее звериный оскал. Сколько прошло времени, он не знал, просто сидел у стены, наблюдая за ней, а она за ним. Слизеринец заметил гигантские синяки под глазами девушки, и слишком уж сильно очерченные скулы. Война ни для кого не прошла бесследно. Грейнджер закрыла глаза и опустила голову так, что бы спрятаться в собственных волосах, раздался всхлип, который после слишком долгой тишины буквально бил Блейза по ушам. Поднявшись с пола, юноша подошел к девушке и протянул ей руку. Он помог ей подняться и ушел в свою спальню. Спустя мгновение он услышал, как закрылась дверь в комнату Грейнджер. Гермиона. Она бежит по коридору, всюду слышны выкрики и стоны. Впереди лежит тело девушки, над ней, скаля зубы склонился оборотень. - Ступефай! – заклинание лишь немного отбросило чудовище, и вот он уже бежит за ней, она слышит его дыхание. Быстрее, еще давай же! Ноги не слушаются, в груди колет, но она бежит. Вдруг раздается грохот и прямо перед ней начинают падать камни. Оборотень близко, но девушка даже не думает о нем. На том месте, где сейчас лежат камни, только что стоял Фред Уизли. Гермиона просыпается от неприятного ощущения у себя во рту. Через секунду она понимает, что кусает подушку, чтобы не закричать. Накрывшись одеялом с головой, гриффиндорка снова пытается уснуть. Блейз. Ему не спалось. Одеяло лежало рядом, мешаясь. Вообще мешало все, начиная с неудобной подушки и заканчивая хрипами и стонами из соседней комнаты. Он сам не знал, почему не наложил заглушающее заклинание, просто лежал и вслушивался в эти звуки, находя в них отражение своих ночей. Каждого из них мучили кошмары и Блейз уже, кажется, привык просыпаться от собственного крика, но слышать крики соседей все-равно было страшнее. А ее стоны еще и очень непривычно. Ему почему-то казалось, что гриффиндорцы не кричат по ночам, как бы глупо это не было. Из-за стены донесся душераздирающий вопль, по-другому это было не назвать. Юноша накрыл голову подушкой и зажмурился.