Может быть в другой жизни?

      Я шагаю сквозь пушистые облака, бреду по едва различимым тропинкам. Чувствую на щеке ладонь Пита, пытаюсь удержать ее, но она ускользает из моих пальцев, как туман.       Придя в себя, первое, что я вижу — это Прим. Она сидит рядом, держит меня за руку и смотрит в одну точку. Я все ещё надеюсь, что все пережитое мною ранее — всего лишь очередной кошмарный сон, но заплаканное лицо сестрёнки, говорит о том, что это произошло на самом деле. Я, действительно, потеряла его.       Убийственная правда, вновь накрыла меня с головой, от чего мне хотелось разрыдаться в голос. Но сил не было. Видимо я всё же издала какой-то звук, потому что уже через секунду всё внимание Прим было обращено на меня.       — Китнисс! Наконец-то ты очнулась! Как ты себя чувствуешь? Может маму позвать? Может… — похоже, она собиралась спросить ещё что-то, но запнулась. Наверное, все переполняющие меня эмоции отразились на моём лице.       — Китнисс, прости меня. Это все из-за меня. Этот взрыв… Я не успела среагировать, а он… Спас меня… Я не смогла ничего сделать. Я очень хотела… Но не смогла. Прости… — захлёбываясь слезами, и запинаясь через каждое слово, проговорила Прим.       Выходит, они не просто так оказались рядом друг с другом. Пит спас мою сестру, ценой собственной жизни. Он пожертвовал собой ради Прим. Но почему? Он ведь ненавидел меня, и всё, что со мной связано, после того, что с ним сделали в Капитолии. Ответ приходит сам — Пит всегда боролся за то, что бы остаться собой, и видимо, это желание оказалось сильнее, чем затуманенное сознание и ложные воспоминания.       Мне бы радоваться, что сестра жива и почти невредима, но я не могу сделать этого в полной мере. Сколько помню себя, я всегда заботилась о ней, оберегала, и мне казалось, что никого дороже, чем она, в моей жизни нет, и не будет. Но потом появился Пит и все изменилось. Я и сама не заметила того, как из просто напарника, он превратился в нечто большее. Ему удалось заглянуть в мою душу и поселиться там, куда раньше, кроме Прим, я никого не впускала — в моём сердце.       Пит и Прим. Два самых дорогих мне человека. Ради них я готова была пойти на всё, сделать что угодно, что бы защитить, но неужели, в конечном итоге, я, так или иначе, должна потерять одного из них? Почему? Неужели мы мало страдали?       Из раздумий меня возвращает непрерываемый поток извинений Прим. Она всё продолжает просить прощения, считает себя виноватой в том, что произошло. Хочется успокоить её, сказать, что я ни в коем случаи не виню её, но чувствую, как последние капли сил покидают меня, поэтому лишь слегка сжимаю её руку, пытаясь вложить в этот жест все несказанные мною слова.       — Ты не злишься на меня? — с надеждой спрашивает она меня.       Что? Она и правда думает, что я злюсь? Да, злюсь, но только не на неё, а на себя. За то что, не смогла уберечь их обоих. Не оказалась возле неё раньше, не сумела спасти Пита. Но всего этого я вслух не произношу, лишь слегка качаю головой и пытаюсь выдавить из себя улыбку. Но она получается слишком вымученной, в придачу, я вдруг ощутила острую боль в боку. Судя по всему, это отразилось на моём лице, потому что Прим тут же подскочила с места.       — Китнисс? Может мне все же позвать маму? Тебе сегодня сильно досталось. Но, к счастью, травмы не смертельны. Сказать точнее ничего не могу. К сожалению, мы не в больнице и потому у нас нет возможности провести должный осмотр. Мы вкололи тебе морфлинг, что бы было не так больно. Не думала, что его действие пройдёт так быстро.       Дальше она начинает рассказывать о том, что я пропустила за те несколько часов, что была без сознания. Оказывается, сейчас мы находимся в, чудом уцелевшей, квартире Эффи. Я здесь оказалась лишь потому, что больницы Капитолия переполнены ранеными, а до спятившей Сойки нет никому дела. Она выполнила своё предназначение, а значит, уже никому не нужна. Мне же лучше.       Так же из рассказа сестры узнаю, что сразу после второго взрыва, появилось ещё несколько планолётов и сотни солдат. Они поймали Сноу, сейчас он под стражей, а Койн взяла управление страной в свои руки. Но все это меня не интересует. А потому я почти не слушаю того, что говорит Прим. Это не скрывается от её глаз и очень скоро она замолкает, буквально на полуслове, тяжело вздыхает, а затем произносит:       — Ты устала, а я тараторю без умолку, прости. Я пойду, пожалуй, а ты отдыхай. Если что, я рядом.       Она уходит, и я остаюсь одна в звенящей тишине. Но это длится не долго. Уже через пару минут входит мама. Вид у неё усталый и мрачный. Подходит ближе и вкалывает мне какое-то лекарство, а затем смотрит мне прямо в глаза. Уже боюсь, что она начнёт утешать меня, но вместо этого мама лишь нежно проводит рукой по моим волосам и целует в лоб. На миг я чувствую себя ребёнком — когда я была маленькой, мама всегда так делала перед сном. Но это чувство быстро проходит, а уже в следующее мгновение, я засыпаю.