Сны

Я говорю: - Ничего. Элиота бьет дрожь, его ребра ходят ходуном, подгоняемые судорожным дыханием. Я хочу коснуться его хоть раз, лгать хоть не одним голосом, но пальцы подводят, дрожа мелко и трусливо. Я повторяю: - Ничего, Элиот. Всего лишь дурацкие сны. Меня подмывает сбежать прочь и подальше. Бросить друга лежать здесь ничком и молоть бритвенно-острые видения в черную труху, пока не полегчает. Мне кажется, даже дерево под подошвами охотливо пружинит, желая дать мне озлобленного пинка. Подрагивают колени. Я так хочу сбежать. Мне страшно, мне стыдно, мне невыносимо, мне хуже, Элиот, глупый ты размазня, в тысячу раз хуже! Элиот косится на меня мутным взглядом. Я не знаю, кто из нас тяжелее дышит. Мне кажется, что я сейчас разревусь, как последняя девчонка. Я, наверное, ужасный друг. То есть, я, конечно, сочувствую ему, но это непомерно тяжело, когда чувствуешь в сотни раз больше. Мне жалко нас и себя. Мне кажется, я сделал все верно тогда, в расщелине. Я не заслужил того, чтобы черная мгла гонялась за мной по пятам. Точнее, она ловит Элиота. В глубокие, холодные объятья. А сбежать хочу я. Нестерпимо. Элиот больше не дрожит, ладони его больше не пятнистые от мурашек, а с лица будто медленно сходит иней. Даже я могу сделать шаг, выбираясь из бурлящей топи, в которую Элиот с силой толкает меня всякий раз, когда начинает свои рандеву с кошмарами. - За что мне это? - спрашивает он болезненно. Эхо вопроса звучит в голове так ярко, так ярко. Я прячу глаза со стыда. Я говорю: - Ничего. Ничего, Элиот. Всего лишь дурацкие сны.