Возможна ли еще любовь.

- Грей, а если я умру, ты будешь сожалеть? Спросил он, зная ответ заранее. Натцу выкладывал из бумажного пакета провиант, пытался прятать лицо, только иногда скользя взглядом по макушке своего возлюбленного. - Конечно. Что ты вообще несешь? Хватит, - Грей опустился на кресло, задерживая в руках пачку мармелада, закинул одну с апельсиновым вкусом, и был доволен. - И что ты скажешь? Что я был твоим другом? - Не только другом. Глаза у Натцу загорелись, он даже поднял лицо, скулами которого можно было резать хлеб. - Ты больше , чем друг. Мой брат, ты же знаешь, - уголки губ Грея скользнули в улыбке. - А я думаю, что всё будет иначе. Брови Грея вздернулись к верху. - Он тот, кто был моим любовником, еще до того как облажался. - Не пори чушь. Я люблю тебя, но... - Только не продолжай, - Натцу махнул рукой, протестуя. Друзья поужинали вместе, как обычно. Смотрели какое-то кино через экран монитора, изредка перекидывались фразами, блеклыми по сравнению с тоской в сердце. Натцу слышал, как его пульс отдается в теле даже в тех местах, где невозможно. Он посматривал на профиль Грея, пытаясь уловить последние ноты любимого сердцу аромата, ему хотелось протянуть руку и прикоснуться к отстраненным порывам своего друга. Ночью, когда в квартире навис мрак, и Натцу остался один, он ворочился в кровати, цеплялся за тихие и больные воспоминания, смотрел кадры той жизни, где были они вместе, он хранил в себе прошлую любовь, любовь, которая открылась вновь однажды под шелест молний и липких капель дождя. Грей стягивал с себя толстовку, а Натцу сжимал от холода зыбкие и непослушные пальцы, в которых мокла сигарета. Когда Натцу почувствовал на себе одежду друга, он от неожиданности дрогнул. Дрогнуло его сердце. И больше его не отпускало. Но сейчас он один в пустой квартире. Один с грузом своих мыслей и любовью, для которой больше не будет ответа. Он не уснул. Он взял швабру и начал намывать полы. Всё убрано по полочкам, одежда сложена по цвету в шкаф, книжки по алфавиту заняли трюмо. Натцу принял душ, надел все самое новое и чистое, и вышел из дома. Его всегда привлекала высотка недостроенного дома, расстилающаяся на красивой панораме, заслоняющая ветер. Но ветра на высоте 25 этажного дома хватило бы на тысяче Натцу, жар его кожи отражал хлесткие удары ветряных прутьев. - Когда солнце зайдет, когда летняя ночь наступит своей ленивой поступью, я произнесу слова, которые бьются в моей груди всё это время, всегда. Он закурил свою последнюю пачку сигарет, пять сигарет как пять минут, как вся жизнь длиною в пять. Натцу снова поднялся на ноги и подошел к краю расколотой крыши. - Раз, два, три, четыре, пять...25. С Днем Рождения, друг, - он кинул в воздух легкую пушинку конверта с лепестками роз, раскрашенных акварелью всеми цветами. Его нога скользнула вслед за попутным ветром. - Я люблю тебя, чёртов друг! - животный крик изрезал небеса. А где-то неподалеку Грей поднял голову к небу и решил загадать желание, как обычно делал Натцу.