Only The Good Die Young: Падший ангел

Только там, где движутся светила, В искупленье собственного зла Им Природа снова возвратила То, что смерть с собой унесла: Гордый дух, высокое стремленье Волю непреклонную к борьбе, Все, что от былого поколенья Переходит, Молодость, к тебе. Н. Заболоцкий

- Но ты обещаешь быть милой? – в десятый раз спросила Мария, наблюдая за сестрой. - Я обещаю быть милой, - ответила Татьяна, в десятый раз переставляя на столе тарелки. Генри скептически дернул бровью. По его лицу отчетливо читалось, что в намерение жены быть милой он мало верит, но от комментариев пока воздерживается. - В конце концов, Ольга старшая, – заметила Мария. – Ей бы пристало раньше всех выйти замуж. Она и так припозднилось. К ней еще ТАМ сватались. Радоваться нужно, что она, наконец, встретила достойного человека. По плотно сжатым губам Татьяны и ее каменному лицу было ясно, что достойным Ольги она сочтет разве что Финрода. Да и то после долгого предварительного собеседования. На край террасы вдруг пролился поток искристого света и прямо на перилах появился маленький встрепанный ангелочек. Спрыгнул на пол, на ходу теряя крылья и оборачиваясь симпатичной белокурой девочкой лет двенадцати в пестрой майке и лосинах. - Я не опоздала? Ой... – девочка вместе с крыльями потеряв равновесие, неловко покачнулась, но ногах устояла. - Нет, - Татьяна критически ее оглядела и вынула из волос застрявшее там перышко. – Ты как раз вовремя. Но приведи себя в порядок, Лесли, мы все-таки гостей ждем. Вернее гостя. Лесли кивнула и поспешно провела вдоль тела руками, обращая свой костюмчик в довольно приличное кружевное платьице. Потом, кивнув Марии, подошла к Генри и, обняв его за шею, начала что-то шептать на ухо. Татьяна косилась на них с подозрением, но вопросов не задавала. - Вот вышла бы она тогда замуж за этого принца, – фантазировала дальше Мария. – Уехала бы в Румынию, стала королевой. И не было бы ее с нами сейчас! - Не вышла бы. Он ей ни за каким... то есть совершенно не был нужен. И вообще – он к тебе сватался! Родители хотели, чтоб к Ольге, а он к тебе. - Мне 14 лет было! – возмутилась Мария. – О каком замужестве я тогда могла думать! - Ты думала, - беспощадно напомнила Татьяна. - Ты хотела выйти замуж за солдата и родить, по меньшей мере, двадцать детей. - А мне еще, между прочим, не поздно! - Таня, - начал Генри. - Нет, - быстро отрезала Татьяна. - Нет – что? - Нет – все. Что бы вы там ни нашептали. Генри переглянулся с Лесли и развел руками: «В другой раз». - А в чем дело-то? – спросила Татьяна. - Обсудим позже. Когда ты немного упокоишься. - Я спокойна! - Я вижу, - Генри выразительно указал глазами на настенные часы. Татьяна оглянулась на них и прикусила губу. Маятник метался, как ошпаренный, стрелки бешено вращались, наматывая часы. Мария шумно вздохнула и украдкой поправила на столе неуклонно сползающие к краю тарелки. В этой области Света было устроено так, что Татьяна, будучи женой, являлась хранительницей очага и домашнего уюта, от ее настроения напрямую зависело самочувствие самого дома. Поэтому, когда она нервничала или злилась, дома ни с того ни с сего бились чашки, скрипели половицы, сами собой хлопали двери, терялись нужные вещи и барахлили электроприборы. Генри же как муж был хранителем и защитником, от него зависело, что происходило вокруг их обители. По тому, как сияло солнце и голубели небеса, расцвеченные кое-где радугами, было ясно, что настроение у Генри, бывшего короля и действительного Архангела самое лучезарное. *** Ангелы бывают разные: пламенные Серафимы и прекрасные Херувимы, ближайшее окружение Творца, непосредственные исполнители его воли, суровые Архангелы-Полководцы, простые ангелы: хранители, утешители, вдохновители, целители, наставники и просветители. И становятся ангелами тоже по-разному. Недаром говорят: «Лучшие умирают молодыми!» На то есть своя причина. Иногда Богу не хватает ангелов в своем Воинстве и для очередной битвы с Тьмой он призывает с Земли лучших из людей. Призывает часто в спешном порядке, внезапно, и на Земле такие смерти вызывают недоумение. Был такой герой и так нелепо умер! Так попал сюда и Генри, в прошлом король Англии Генрих Пятый. Ему самому первое время горько становилось при мысли о том, до чего же абсурдным выглядело завершение его земного пути. Одержал величайшую победу, женился на любимой женщине и через год после этого скоропостижно умер! Да еще и от дизентерии. Даже если Всевышнему совершенно срочно необходим был воин, неужели нельзя было придумать менее глупую причину? Хорошо хоть сына и наследника успел произвести на свет, это несколько утешало. Правда, на Небесах его возвели в чин полководца и Архангела, видимо, в компенсацию за недожитые годы. Первое время он сильно скучал по Катерине и чувствовал, что и она скорбит по нему. Осмелился намекнуть, нельзя ли им и здесь быть вместе? Уже сейчас? На что услышал стандартные ответы про то, что «каждому свой срок» и «только лучшие умирают молодыми». Однако долго он не тосковал. Отсюда многое виделось иначе. И даже собственные победы уже не казались Генриху такими уж значимыми. Но и пересматривать свои взгляды на земную жизнь он пока не собирался, поэтому и с Жанной д’Арк они общего языка особо не нашли. При упоминании о победах другого каждый из них думал: «Тебе просто повезло, что МЕНЯ там уже/еще не было!» Впрочем, теперь они были в одном Воинстве, и Генри девчонку уважал и даже немного жалел. Нет, он понимал: Богу нужны ангелы и цель оправдывает средства, но костер - это уж как-то слишком круто для достижения небесного величия! А потом небесная жизнь обрела новый смысл и цель. Он все-таки нашел свою настоящую Королеву. Они встретились случайно, на Олимпе. Классический греческий профиль и чуть вьющиеся темные волосы ввели его поначалу в заблуждение, и он принял девушку за одну из местных. Не иначе как за саму Психею или Гебу. Близкие контакты между обитателями разных граней Небесного Кристалла особо не поощрялись, но и запрещены не были. И хотя он с облегчением узнал, что они все же единоверцы, но если бы это и было не так, разве бы его это остановило? Слишком уж удивительные у нее были глаза. Сапфирово-синие, глубокие и печальные, такие странные на ее холодном и строгом лице. Его озадачивало только, что она в нем нашла. Хотя в бытность свою на Земле они вращались, пусть и в разное время, но в одних сферах, здесь Татьяна была по положению гораздо выше его. Начать с того, что она и на Земле уже была канонизирована, имела возможность наблюдать за тем миром не только сверху, но и глазами икон, прислушиваться к молитвам смертных, обращенных непосредственно к ней. Правда, на Земле она не была слишком популярна, и особых хлопот с этим не было. Однако здесь, на Небе Татьяна сразу удостоилась звания Серафима, то есть высшего ангела, уступающего в своей силе и славе только Ангелам Престола. Татьяна сопровождала его и в битвах. Обычно Серафимы в битвах не участвовали, но никто не может запретить жене быть рядом с мужем, даже он сам. Генри, когда ему впервые довелось увидеть ее в ангельском воплощении, сам был поражен. И дело тут не в трех парах крыльев, хотя и они производили сильное впечатление. При взгляде на нее Генри хотелось перефразировать слова своего предка, первого Плантагенета : «Ни в Вальхалле, ни в Валиноре не видали таких королев»! Генри за нее не волновался (почти!) – Серафимы по идее были неуязвимы. Они ведь только одной парой крыльев летали, а другие две использовали как броню, которую пробить было практически невозможно. Обязательный для каждого Серафима огненный меч и умение метать змеевидные молнии тоже смотрелись весьма уместно на поле боя. Вроде бы Серафимы еще умели принимать облик грифона и пламени, но до этого еще ни разу не доходило. Сама Татьяна была решительно против таких крайностей. - Это демонам нужны все эти побрякушки и яркие тряпки, - говорила она. – Нужно не гнаться за формой, а наполнять ее содержанием. Она и в бытность свою человеком была величественна и прекрасна, статью и ростом истинная императрица... Таковой удел ей и готовился. Сначала у царственной четы ее родителей не было наследника, а когда он родился, у него обнаружили неизлечимую болезнь. Государь рассматривал проект изменения закона о престолонаследии, готовился назначить своей преемницей старшую дочь Ольгу. Но кроткая, нежная, мечтательная Ольга, хоть и изучала прилежно жизнеописания российских императриц, твердо решила, что если с братом случится несчастье, трон она уступит волевой, решительной Татьяне. Сам наследник цесаревич, любивший «милую Таню» больше других сестер, взял с нее слово, что она всегда будет рядом и станет помогать ему в делах управления государством – честолюбивый мальчик не собирался раньше времени умирать. В конце концов, Татьяна таки стала бы императрицей. Или правой рукой императора, в крайнем случае. Но судьба распорядилась иначе. Видимо, Богу опять не достало на Небе ангелов. И Татьяна вместе с сестрами, родителями и братом удостоилась мученического венца в 21 год. Характер у Татьяны был сильный, слишком сильный для девицы, нрав суровый, но сердце бесстрашное и душа чистая, как кристалл. Такие девушки редко находят свое счастье, ибо нуждаются в человеке, обладающем еще более сильным духом, чем их собственный, а где такого найти? Татьяне повезло. В делах служения Творцу и в битвах они с Генри были равносильны, а в личной жизни он умел быть мягким и веселым, что покорило не только саму Татьяну, но и ее сестер. Семья княжны сначала встретила Генри, как врага, посягнувшего на их главное сокровище. Если родители, понимавшие, в чем счастье дочери, скрепя сердце, смирились, то брат и в особенности сестры Татьяны долго пребывали в отчаянии от необходимости с ней расстаться. Все четыре сестры-принцессы были очень разными, и внешне, и по характеру, но Татьяна все равно выделялась меж ними. Во-первых, единственная брюнетка среди них. Во-вторых, самая высокая. В-третьих, самая спокойная и уравновешенная. Татьяна редко давала волю чувствам и казалась со стороны холодной и высокомерной, но при более близком знакомстве с ней становилось понятно, что это от внутренней робости и скромности. Ее сестры, по сравнению с ней, были необыкновенно эмоциональны, правда старшая, Ольга, успела научиться при жизни владеть собой, а вот младшие так и остались несдержанными буйными девчонками. Несмотря на то, что здесь все четверо сразу получили ангельские ипостаси, девушки продолжали жить с родителями в области Покоя, это не возбранялось. Между Татьяной и Ольгой не было и двух лет разницы, они всю жизнь были в прямом смысле неразлучны, даже жили всегда в одной комнате. Хотя трудно было представить себе две более разные личности: золотоволосая Ольга была всегда погружена в мир музыки, книг, стихов и мечтаний, а Татьяна любила домашнее хозяйство, кукол и верховую езду. Они обе были черезвычайно умны, но Ольга умом глубоким, предрасположенным к наукам и философии, а Татьяна – острым и практичным. Они так и не сумели разлучиться. Когда Татьяна вышла замуж за Генри, Ольга переехала к ней. Генри поначалу несколько напрягся по этому поводу, но Ольга, образчик деликатности и тактичности, совершенно не была им в тягость. Пожалуй, от младших сестриц, которые навещали старших чуть ли не каждый день, хлопот и шуму было куда больше. *** Ангелы обитали в Свете, куда попадали лишь те, кто был готов служить этому Свету всей душой, не щадя себя. Свет делился на несколько областей: Абсолютный – обиталище самого Творца, Вечный – тот, где ангелы обитали в своих ипостасях, Истинный – цитадель познания... И Чистый Свет, та область Зарассветья, что ближе всех к Покою, куда ангелы уходили отдыхать от трудов воистину праведных и пребывали в привычных им земных воплощениях. Здесь им не возбранялось иметь дом и семью. Конечно, своих детей у ангелов быть не могло, но они могли заводить приемных. Уж в ком, в ком, а в невинных юных душах, до срока попавших сюда, недостатка ни разу за всю историю человечества не наблюдалось. Дети, даже и ангелами, все равно дети, им нужно, чтобы о них кто-то заботился, опекал, наставлял... Детские души не приемлют одиночества. У Генри и Татьяны было две приемных дочери одиннадцати-двенадцати лет. Супруги решили, что для них, поскольку они сами еще довольно молоды, это самый приемлемый возраст. Правда, Татьяна хотела еще и мальчика, но не получилось, подходящих мальчиков пока не нашлось. Однако на поверку девочки оказались ничуть не хуже. И хотя такой же тесной дружбы, как между Татьяной и ее сестрами, у них между собой не получилось, они ладили и даже скучали друг без друга. Вот и сейчас Лесли небрежно поинтересовалась, утянув со стола ломтик сыра: - А Нинка где? - Скачет, - ответила Мари. - С твоим? - Угу. - На каком это языке вы разговариваете? – кисло поинтересовалась Татьяна. - На русском, - не задумываясь, ответила Мария. - Нет, это тарабарский язык! С детьми надо разговаривать правильно, литературно. Мария возвела глаза к потолку. Потом обернулась к Лесли. - Твоя приемная сестра Нина сейчас на прогулке верхом с моим... женихом капитаном Николсом, - она снова повернулась к Татьяне. – Так устроит? - Вполне. И я не понимаю твоего сарказма... Закончить фразу ей не удалось, потому что в этот момент на поляну перед террасой стремительно вырвались две лошади – вороная и белая. Вороная неслась почти на целую голову впереди белой и, казалось, готова была протаранить террасу. Однако в последний момент, послушная натянутым поводьям, встала на дыбы, разворачиваясь. С лошади спрыгнула девочка в красной черкеске с растрепанными длинными черными косами. - Я выиграла! – задорно крикнула она. - Просто у тебя лошадь резвее, - усмехнулся ее недавний соперник, по виду – молодой офицер. - Ничего подобного, - вступился за своего коня Генри. - Тогда, значит, он джентльмен и даму пропускает вперед. - А ты? - Я – всенепременно. Но не в состязаниях. - Может, повторим? – прищурилась княжна Нина. - Нет, не может, - Татьяна старалась, чтобы ее голос звучал строго, но при этом она с трудом подавляла гордость за свою любимицу. Вернее, за любимиц – лошадью она тоже гордилась. – Потому что сейчас ты идешь переодеваться, причесываться и вообще приводить себя в порядок. У тебя двадцать минут. - Да это можно сделать за две секунды! – удивилась Лесли. - Я бы все-таки предпочла, чтобы она выглядела как барышня. А не как уличный мальчишка в платье. - О нет, барышней я никогда не стану, - засмеялась Лесли. – Больше вероятности, что обращусь в мальчика! - Очень на это надеюсь, - поддержал ее Генри. – Не на то, что станешь мальчиком, то есть. На то, что не превратишься в барышню - Ей это и не грозит, не плачьте, - отмахнулась Татьяна. – Тот еще сорванец. Ниночка к этому времени уже убежала переодеваться. Как-то так получилась, что Лесли больше льнула к Генри, а Нина сблизилась с Татьяной, да и то сказать, они были практически из одного круга, жили в одно время, были соотечественницами... Нина тоже была княжной, принадлежала к не очень известному, но древнему грузинскому роду Джаваха. Она была прекрасно воспитана, умна, жадна до знаний, начитанна, и в то же время бесстрашна, благородна и искренна. Умерла она, не дожив до двенадцати лет, от чахотки, и по ней было пролито столько искренних и по большей части детских слез, что в ангелы ее приняли почти сразу же. У Ниночки был только один потенциальный грех – гордость, но она его успешно подавляла. Ангелами становятся по-разному. И ангелами становятся разные люди. Не только во плоти живущие. Часто происходит так, что созданные людским воображением герои легенд, книг, песен, фильмов удостаиваются ангельского воплощения. Тем же, чем и люди: праведной жизнью, мученической смертью, подвигом, невинностью души. Если только кто-то из людей полюбит их, как живущих, прольет над ними слезы скорби и скажет про себя: «Он/она теперь ангел!» И это сбудется. Лесли и Нина как раз такими ангелами и были. И Джеймс Николс, жених Марии - тоже. Когда родным Мари стало известно, что она собирается обручиться с человеком ВЫМЫШЛЕННЫМ, это был шок. Конечно, к «таким» относились без предубеждений... Ну... Почти. К тому же Татьяна совсем недавно вышла замуж, заключив такую блестящую партию, что на ее фоне предполагаемый брак Марии казался чуть ли не мезальянсом. Да, конечно, офицер, герой и англичанин (К ним в семье отношение всегда было теплое, несмотря на приведший к ее гибели отказ английского монарха предоставить им когда-то убежище. Да что там, дело прошлое, к тому же в результате они теперь вот ЗДЕСЬ и вместе, а монарх этот где? О том только Татьяна и ведает). И все-таки... Не слишком ли поспешное решение? Больше всех противилась Татьяна. Она даже пыталась провести воспитательную беседу с сестрой... Намекнуть ей, что, возможно, этот человек не совсем то, что ей нужно. Однако эффект эта беседа имела крайне неожиданный. Мария, кроткая, нежная, добрейшая Мария, которую всю ее земную жизнь назвали не иначе как ангелом, проявила по этому поводу поразительную непокорность и закатила сестре полновесную истерику. Она то кричала, темнея глазами и бледнея лицом, то, уперев руками в бока, сыпала язвительными замечаниями. Да, конечно, она, Мария, не то что некоторые, ей не удалось заарканить короля и Архангела, она катастрофически разочаровала семью своим выбором и тем не менее... - А мой Джеймс ничем не хуже твоего Гарри! – взвивалась она, снова переходя на крик. – И он тоже герой, и он тоже воевал! И он, между, прочим, В БОЮ погиб! Произнеся последнюю фразу, Мария поняла, что несколько перегнула палку, и захлопнула рот из опасения получить по лбу змеевидной молнией. Но Татьяна несколько опешила от такого напора. Кто бы мог подумать. Хм, кажется, это действительно чувство. С этим не поспоришь. Да и то сказать, Мария пригрозила, что в случае, если «ее Джеймса» не примут, она уйдет из Света вообще, вернется на Землю. Реинкарнируется и будет там искать свое счастье. Конечно, это все были пустые угрозы, но Татьяна встревожилась: Марию собирались в скором времени возводить в ранг Серафима, и такие неосторожные речи были вовсе ни к чему. К тому же сторону капитана Николса приняла Ольга, а затем и Генри, поэтому, в конце концов, Татьяне пришлось признать, что, пожалуй, лучшей пары для их Мари было не найти. Тем более, что после помолвки с капитаном у нее начисто пропали извечные, еще с Земли принесенные комплексы: «я толстая и некрасивая» и «меня никто не любит». Николс был очень мил. И добр. И умен. И талантлив. Разве что немного ребячлив, но уж с этим Татьяне, скрепя сердце, приходилось мириться. Тем более ее собственный муж иногда впадал в детство в гораздо большей степени. Самое главное в супружеской жизни какая-то неуловимая и незаметная со стороны черта, какой-то внутренний стержень, который сближает и объединяет. То, что называют родством душ. Мария так и не успела толком вырасти, замерла на пороге, который отделяет девушку от подростка. Капитан Николс хоть и вполне зрелый умом, ответственный и взрослый годами человек, тоже в душе оставался ребенком. Поэтому им было так хорошо и легко вместе. А в трудные минуты они словно преображались. Татьяна помнила их последние дни на Земле, унизительный плен и томительное предчувствие неизбежного конца: Мария оказалась тогда сильнее всех, была главной опорой матери и брату. Татьяна не сомневалась, что и Джеймс Николс способен, подобно ее сестре, проявлять чудеса стойкости и самоотречения. Наблюдая за этой парочкой, Татьяна часто задавалась вопросом: что же в таком случае общего у них с Генри, что их объединяет? Ее муж, несмотря на высокий ранг, был простым, общительным и веселым в дружеском семейном кругу. А она от своей непреодолимой застенчивости и диковатости вечно напускала на себя холодность и строгость, пряталась в них, как в доспехи. Может, сближало их то, что Татьяна смутно чувствовала: жизнерадостность Генри - это тоже доспех, еще более непроницаемый, чем те латы, что он носит в битвах. Он словно постоянно менял одну маску на другую: то легкомысленный бесшабашный принц, то суровый безжалостный король. Что там, за этими личинами знала только Татьяна. Она не была уверена, есть ли ЭТО, то самое в ней самой... Но за это она готова была во время боя закрыть его всеми своими шестью крыльями. Если бы он позволил. Татьяна знала, что последует за Генри всегда и везде. Даже если он в чем-то будет не прав. Даже если это лишит ее ангельской силы и превратит в бесплотный дух. И откуда-то она знала, что и Мария сделает то же для Николса. ...Единственное, чего хотелось Татьяне, так это чтобы Мария не демонстрировала своих чувств так уж откровенно. Вот и сейчас, стоило Николсу подняться на террасу, она беззастенчиво повисла у него на шее и с детской непосредственностью потерлась о нее носом. Николс слегка покачнулся. Мария была девушкой, мягко говоря... КРУПНОВАТОЙ, при жизни она всегда выполняла почетную роль «носильщицы» их слабосильного брата Алексея, а как-то раз, когда ей было шестнадцать, подняла на спор взрослого мужчину. Татьяна подозревала, что она и своего Николса с удовольствием носила бы на руках, и это ее раздражало. - Мари! - Ох, ну что? - Веди себя прилично. - Я прилично... Ох, зануда ты все-таки! Мария с шеи Николса слезла, но продолжала держать его под руку. - Некрасиво демонстрировать свои чувства при посторонних, - упрямо продолжала Татьяна. - Здесь все свои, - мягко напомнил Генри. - Какая разница? Это может быть неприятно окружающим. - Я лично тут ничего неприятного не вижу, - заметил Генри. - Я тоже, - вставила Лесли. – Это же здорово, когда люди... Любят друг друга. - Против любви я ничего не имею. Но демонстрировать при всех телячьи нежности, это глупо. - Хотелось бы мне, чтобы и ты у меня хоть немножко поглупела, - вздохнул Генри. - Вот спасибо! - Завидовать нужно молча, - пробормотала Мария, думая, что Татьяна не услышит, но та, конечно, услышала. Поджала губы и нахмурилась, но потом, решив не портить себе и другим окончательно настроения, пренебрежительно махнула рукой. - Впрочем, меня твое поведение не удивляет. Тебе всегда было свойственно... Вешаться на шею офицерам. Мария вспыхнула. - Что ты выдумываешь?! Кому это я вешалась?! - Да вспомнить Деменкова... - Ничего же не было! – возмутилась Мари. - Еще бы было! Ох, я помню, он как-то стоял в карауле у дворца, а ты принялась кричать и махать ему с балкона, чуть за перила не вывалилась! Позор какой! Великая княжна – простому офицеру... - А ты ханжа, однако... - И по телефону ему на фронт звонила... - Папа же разрешил! – чуть не со слезами воскликнула Мария. - Все равно неприлично. - Что-нибудь еще про меня доложишь? – Мария уже всерьез разобиделась. - Я и рада бы, да не припомню за тобой других прегрешений в твоей земной жизни... За исключением хищения со стола марципановых булочек в шестилетнем возрасте. Татьяна решила обратить все в шутку, но Мария вдруг стала серьезной. - Нет, было. Ты просто не знаешь. Когда началась война с японцами, я им всем пожелала смерти – даже детям. Подумала: вы мерзкие карлики, вы топите наши корабли, убиваете наших матросов, что бы и вы все тоже... - Я думаю это ты тогда... от необразованности, - сказала Татьяна, несколько растерянная этим внезапным признанием. - Если это самое плохое, - тихо сказал Николс, - что ты можешь вспомнить, Мэри... - Да разве может что-нибудь быть хуже, чем желать кому-то смерти?! - Да, - сказал Николс. – Например, убивать. Мария смутилась. - Я вовсе не имела в виду... И потом, у убийства может быть причина и оправдание, а у злых мыслей – нет. - Не печалься, - сказала Татьяна. – Ты ведь раскаялась в этом? Из тебя все же выйдет хороший Серафим. - Но ты мне и Херувимом милее всех, - улыбнулся Николс и потрепал Марию по щечке. - Надеюсь, я тоже вам мила простым ангелом. Ибо мне другого и не светит. Анастасия умела появляться незаметно. Но Татьяна уже научилась не вздрагивать при ее внезапных появлениях. - Крылья дома, между прочим, снимают, - сказала она сурово. Теперь почти все сестры были в сборе. Не доставало только старшей – Ольги. И – виновника сегодняшнего чаепития. *** На днях к Анастасии зашла ее подруга, Анна Франк, они вместе играли в театре. Анна знала, что Анастасия в это время обычно бывает у старших сестер, но не застала ее. - Я ее отправила в библиотеку, - объяснила Татьяна. – Сдать книги. Все равно без дела мается. - Ничего, я подожду. Татьяна кивнула, но не так уж она была и рада. Анна как-то обратилась к ней с просьбой, не может ли она как Серафим добиться пересмотра участи ее отца, находящегося в Чистилище? Татьяна честно пыталась что-то для нее сделать, но против своей совести она тоже идти не могла. Анна, конечно, ни в чем ее не упрекала, но в ее присутствии Татьяне теперь всегда было немного неловко. К счастью совсем скоро вернулась Анастасия. Вошла, беззаботно помахивая плетенкой, в которой уносила книги. За ней странной походкой вошел Алексей. Он тащил здоровенную кипу книг придерживая их обеими руками и подбородком. Татьяна обомлела. - Что это? - То, что ты просила, - ответила Анастасия сладким голосом. – Что-нибудь новенькое от Шекспира и Диккенса. Татьяна вспыхнула. - Я просила ЧТО-НИБУДЬ посмотреть! А ты что, все притащила? - Ну тащил-то в основном я, - скромно вставил Алексей, сгружая книги на столик. - Ты же мальчик! Естественно, я тебя попросила помочь. Алексей деликатно не стал упоминать, что в бытность мальчиком его как раз ничего таскать не заставляли. Наоборот самого таскали на руках. Ольга подсела к столику с книгами задумчиво поводила пальцами по корешкам. - Он, что, уже столько написал? - Кто? - Ммм... Шекспир. И Диккенс. - Как видишь. - Ох... Они пишут быстрее, чем я читаю. - Вот, а я все ленюсь, - сокрушенно вздохнула Анна. – Нет, решено сегодня же сажусь за новый роман. - За какой это новый роман ты сядешь? – забеспокоилась Анастасия. – У нас скоро премьера! Даже две премьеры! Сосредоточься на этом, пожалуйста! Это ведь совсем новая пьеса Мольера, мы ПЕРВЫЕ ее играем! Нужно ответственно отнестись! - Я отношусь, - кротко сказала Анна. - Ответственно. Но мне все-таки кажется, что Чехов важнее. - Ты просто драматическая актриса по натуре, - возразила ей Ольга, - а Настасья – характерная. Поэтому ей, конечно, Мольер важнее... а тебе Чехов. Ольга уже примостилась за столик и начала перелистывать книги. - У нас не дом, а изба-читальня, - вздохнула Татьяна. - Я только посмотрю... - Неужели тебе на работе чтения не хватает?! - А Горин ничего нового не написал? – спросила с надеждой Анна. – Ты не спрашивала, Настя? - Спрашивала, но – нет. - Он же недавно здесь, - вступился за драматурга Алексей. – Дайте человеку обвыкнуть. - Я слышала, некоторые перестают писать ЗДЕСЬ, - заметила Мария. – Интересно, это правда? - Да, правда, - сказала Ольга, не поднимая глаз от книг. – Гайдар, например. Или Булгаков. Но мы за них боремся. Я НЕ ВЕРЮ, что можно отречься от своего призвания до конца. Ольге, недавно возведенной в чин Серафима, действительно приходилось по работе иметь много дела с чтением. Она занималась спасением душ писателей и поэтов... И не просто спасением, но и ходатайствовала о причислении их к Свету. В последнее время она активно билась за Марину Цветаеву, причем не только с Небесным Руководством, но и с самой мятежной поэтессой, которая все никак не могла определиться, с кем ей действительно по пути, с ангелами или демонами. То, что такая душа в Покое не усидит, было ясно сразу. Уже за одни эти метания и сомнения Марина была нежеланной персоной в Свете, но Ольга как главный аргумент использовала ее творчество, поистине светоносное. Прикрываясь ее стихами как золотым щитом, княжна проявляла чудеса смелости и упорства. - Я до Самого дойду, если потребуется, - говорила она, и сестры не сомневались – дойдет. Ольга могла получить чин Серафима уже давно, вместе с сестрой, а может, и раньше ее. Но она сама избрала в первое время скромную долю ангела-хранителя. Причем еще при жизни. Ольга пожелала оберегать своего возлюбленного, мичмана Воронова, с которым ее, княжну, при жизни разлучили, вынудив его жениться на другой. Татьяну до сих пор терзали смутные угрызения совести по этому поводу, ведь именно она тогда обратила внимание матери на симпатию сестры. Однако Татьяна и тогда, и сейчас продолжала считать, что мичман был недостоин ее Ольги. Но с ее точки зрения никто до сих пор достоин не был. Нет, конечно, Татьяна хотела, чтобы сестра нашла свое счастье – очень! – и в тоже время отчаянно ревновала ее к каждому мужчине или ангелу, которые появлялись на ее пути. Один раз только она готова была сделать исключение для Михаила Бестужева-Рюмина, младшего из казненных декабристов... И сестрам, и родителям, и самой Ольге, молодой человек, кажется, очень нравился – красивый, романтичный, остроумный. Но помолвки не случилось, наверно, потому, что они были ровесниками, а молодые девушки все же тяготеют к мужчинам немного старше их... ...Анна ушла домой, Алексей галантно отправился ее провожать. - Бедная девочка, - пробормотала Татьяна. Ольга все понимала с полуслова. – Она снова говорила с тобой... о своем отце? - Нет... Уже нет. Но когда она приходит, я по глазам вижу, что она надеется.. А я ничем не могу ей помочь. - Это ужасно, - вздохнула Мария. - Когда дочь ангел, а отец в Чистилище... И ничем не помочь... Хорошо хоть мать и сестра в Покое. Как же я на самом деле благодарна Творцу, что мы ВСЕ ВМЕСТЕ! - А я вот думаю о наших девочках, - тихо сказала Ольга. У них с Татьяной всю жизнь все было общее. Поэтому их с Генри приемных дочерей она считала своими. - Таким детям еще труднее здесь, Мы-то со своим родителями всегда увидеться можем... И вот Анна. Тут уж утешаешь себя тем, что «все тут будут», так или иначе... А если и родители вымышленные? Если такой вот персонаж в книге и погибает, а родители остаются, то они там и остаются. И все такие люди... Не только дети, они так же, как мы помнят свою жизнь, но в отличие от нас, они знают, что со своими родными и друзьями не встретятся НИКОГДА. - Ох, не надо о грустном! – воскликнула Анастасия. - Какая же ты, - с укором сказала Мария. – Неужели не можешь понять... - Ну хватит, хватит, - в глазах у Анастасии плясали лукавые искорки. – Я поняла. Такие люди здесь очень одиноки. О них надо позаботиться... Вроде как Джеймс, да, Машка? Вот ты о нем и заботишься. - Я совсем не об этом тебе говорила! – возмутилась Мария. - Ха, о чем тогда? Разве не так? - У меня, между прочим, - сказала вдруг Ольга гордо, - тоже есть... - Кто? – хором спросили Мария и Анастасия. Ольга смутилась и стала смотреть в сторону. - Друг, - сказал она, наконец. - Друг, в смысле друг? – осторожно уточнила Анастасия. – Или друг в смысле... Ольга долго и тщательно разглаживала складки платья на коленях. - Или, - сказал она, наконец, все же не поднимая глаз. Анастасия потрясенно и восхищенно ахнула. Татьяна села очень прямо, рот ее приоткрылся, но она не успела ничего сказать. Потому что Мария, ловя момент, бросилась сестре на шею. - Ой, Оленька! Как же я за тебя рада! Наконец-то! Ольга улыбнулась ей, но с тревогой смотрела на Татьяну, ожидая ее реакции, но та молчала. - Ты уже представила его родителям? – спросила Мария. - Нет, мы только совсем недавно... - Ольга бросила отчаянный взгляд на Татьяну. – Обручились, - прошелестела она едва слышно. Татьяна закрыла глаза. - Но это же прекрасно! – раздался вдруг голос Генри. Он, оказывается, уже несколько минут стоял в дверях и прислушивался к разговору. – И когда же мы будем иметь счастье лицезреть твоего избранника? Или ты действительно сначала хочешь представить его родителям? Когда мы с Таней заключили помолвку, нам не приходилось выбирать. Этими словами он намекал, что они-то с Татьяной обручились, не уведомив предварительно никого из родни, просто поставив всех перед фактом. Поэтому Ольга тоже имеет полное право так поступить. Татьяне пришлось сдаться. Сделать вид, что не очень переживает. Поздравить Ольгу. И поддержать предложение Генри пригласить избранника Ольги к ним в гости. На чашку чая. - Он говорит по-английски? – уточнил Генри. – Или ему приятнее будет другой язык? Ольга почему-то сильно покраснела и ответила, что вообще-то родной язык ее «друга» испанский, но по-английски он тоже говорит с удовольствием. Языкового барьера, здесь, конечно, не существовало как такового, разве что из принципа кто-то мог быть против того или иного языка. Но до этого момента все складывалось идеально. Генри и Джеймс были англичанами, а в семье Романовых языком домашнего обихода тоже был английский. - Так уж сложилось, - объясняла Николсу Мария. – Для папа родной язык русский, для мама – немецкий. Они говорили между собой по-английски, чтобы никому не было обидно. Ну и мы с детства так привыкли... И первые песенки, которые нам мама по вечерам пела, были английские народные. По-русски мы со всеми остальными говорили, а дома – по-английски. И это, кстати, единственный язык, который наша Настька освоила, и французский немного... А немецкий так и не сумела. Ну ведь она у нас немного... Легкомысленная. Татьяна сильно сомневалась, стоит ли вообще приглашать на это чаепитие Анастасию и Алексея. В конце концов, Анастасию было решено все-таки позвать. Да она в любом случае пришла бы сама. По крайней мере, с нее взяли слово, что она не станет дурачиться, задавать неуместные вопросы и вообще особо встревать в разговор. Татьяна в глубине души надеялась, что Анастасия сильно опоздает, и можно будет закрыться от нее и не пустить, но Анастасия явилась вовремя, минут за пятнадцать даже. Теперь ждали только Ольгу – и ее избранника. Ольга никогда не опаздывала. Но и раньше времени никогда не появлялась. - Я так нервничаю, так нервничаю, - ледяным тоном сказала Татьяна, покосившись на Генри. - Что тоже хочется ногти грызть. - Ну так грызи! - Меня не так воспитывали! - Не волнуйся ты так... И кстати, может все-таки поставить на стол вино? Это способствует... дружеской атмосфере. - Нет. Категорически. - Но что плохого, если поднять по бокалу за знакомство? - А что хорошего? А потом с утра будет голова болеть. - У ангелов не бывает похмелья, не придумывай. - У тебя будет. Я сделаю. - Ну ладно, - сдался Генри и подмигнул Николсу. – Мы потом... В индивидуальном порядке. - Я же просила – никакого вина в доме! - А я просил, чтобы вы с Ольгой не носили сами воду для купания! Вы меня как мужчину позорите! - Но если мы так привыкли? Дома... На Земле мы всю жизнь сами себе носили воду для ванны! Нас не белоручками растили, чтобы... Но в этот момент по террасе разлилось специфическое розовато-золотистое сияние и разнесся запах сирени, что обычно предшествовало появлению старшей из сестер Романовых. Сама Ольга предстала перед ними уже в человеческом облике, она как-то умела неуловимо быстро перевоплощаться, пока еще не рассеялось сияние портала. Как будто стеснялась своего ангельского облика. Да и то сказать – шесть крыльев на террасе бы уже не поместились. Все присутствующие синхронно поднялись навстречу Ольге и ее спутнику. Им оказался молодой человек, лет двадцати пяти, довольно высокий, с пушистыми золотистыми волосами до плеч и прозрачно-серыми глазами. Лицо у него было необыкновенно красивым и каким-то располагающим к себе, а улыбка очень светлой. Одет он был в белый костюм, по моде конца двадцатого века, под которым угадывались неслабые мускулы. Татьяна при взгляде на него обреченно поняла, что даже ей он, пожалуй, нравится. Ольга осторожно кашлянула, и Татьяна осознала, что они так и стоят все в молчании, пожирая глазами спутника княжны, даже на ее «добрый день» никто не ответил. - Ой-ой, - спохватилась и Мария. – Здравствуйте. - Разрешите представить, - Ольга краснела и волновалась. – Игнасио, мой... мой жених, - казалось, ей стоило большого труда произнести это слово. После того, как все церемонно раскланялись и обменялись приветствиями, снова возникло неловкое молчание. - А давайте я вас всех сфотографирую, - предложила вдруг Анастасия. – Вы так удачно смотритесь все вместе. Фотографировать Анастасия любила всегда, и у нее это хорошо получалось. Правда из какого-то каприза или упрямства она до сих пор пользовалось исключительно допотопной «лейкой», наподобие той, какая у нее была еще до Первой Мировой войны. Татьяну, признаться, это ее увлечение немного раздражало, что хорошего, когда тебя подстерегают в самых неподходящих местах в самые неподходящие моменты и слепят вспышкой магния! Но сейчас это пришлось весьма кстати: пока Анастасия всех рассаживала и расставляла для снимка, командуя кому как повернуться, натянутость ситуации несколько сгладилась. К тому времени как сели, наконец, за стол, беседа завязалась более-менее непринужденная. Вел беседу в основном Николс, ему, как ни странно, проще всего оказалось общаться с гостем. Хотя, собственно, ничего странного в этом не было. Генри в присутствии малознакомых людей охватывала странная застенчивость и косноязычие (если речь не шла о государственных интересах Англии). Татьяна страдала тем же. Мария просто предпочитала слушать, а не говорить, отвечать на вопросы, а не задавать их. Анастасия же пока помнила о данном ею обещании. Ольга, обычно очень живая и непринужденная в беседах, на этот раз помалкивала, настороженно приглядываясь к сестрам, пытаясь понять, какое впечатление на них производит ее жених. - Давно вы здесь? – светски поинтересовался Николс. - Совсем недавно. Еще и двадцати лет не прошло, как я здесь воплотился, а сюда, в Свет, и вовсе попал не так давно. Ну, вы понимаете, постоянная бюрократия, кого куда, кто чего достоин... - Кхм, - Николс покосился на Татьяну, при которой вести такие несколько предосудительные речи не стоило бы. – Не помню точно, но, кажется, со мной быстро все решилось... Я-то, если посчитать, тоже совсем недавно здесь... - Как и мы все, - подхватила Мария... - Мы ведь еще и ста лет здесь не провели на самом деле, это такая мелочь... - Да, у нас один Гарри старожил, - согласился Николс. - Это, думаю, и от самого человека зависит, - добавил Игнасио. – Сколько времени решается его судьба. Иногда это бывает понятно сразу, - он одарил собравшихся за столом солнечной улыбкой - А чем вы занималась на Земле? – спросила Анастасия, слегка зардевшись. – Понимаете, Ольга нам совсем ничего про вас не рассказывала. - Я был спортсменом, - охотно сообщил Игнасио. - Автогонщиком. И одно время механиком. Татьяна подумала, что, интересно, у ее сестры могло быть общего с человеком такой профессии. Даже с очень красивым и обаятельным. - О, - тихо сказала Мария, - так вы из-за этого здесь оказались? Разбились во время соревнований, да? Татьяна решила, что пора расставить все точки над «и». - А вы собственно кто? - спросила она, изо всех стараясь, чтобы ее голос звучал не очень высокомерно. Судя по слегка укоризненному взгляду Генри, не очень-то у нее это получилось. – Откуда вы... ЗДЕСЬ? И, простите за любознательность, вы... были реальным человеком? Во плоти? - Я, как и многие здесь, персонаж вымышленный, – ответствовал Игнасио, ничуть не смутившись. – Герой Теленовеллы. Мексиканской. - Герой... чего, простите? – оторопело спросила Татьяна и перевела взгляд на Ольгу. Та слегка повела плечом, словно говоря «ну и что?» - Теленовеллы, - повторил Игнасио. – Мыльной оперы. Телесериала. Впрочем, вам, наверно, это ни о чем не говорит, видите ли... - Нет-нет, значение само термина мне известно, - прервала его Татьяна. – Просто я никогда бы не подумала... Что... Извините... - Что герой такого рода низкопробной экранной продукции может стать ангелом? – помог ей сформулировать Игнасио. - Что-то в этом роде. Игнасио пожал плечами. - Да, наверно, это большая редкость... Хотя на мне сработало все то же правило, что и с остальными. - Разве слезы, которые льют по сериалам, срабатывают? – спросила Анастасия напрямик. - Я думала они несколько другого рода. - На самом деле, конечно, так. Но мне повезло, по мне пролили именно ТЕ САМЫЕ слезы. Причем оба раза это было очень горько и искренне. - Оба раза? – удивился Генри. - Видите ли... Дело в том, что я... то есть мой персонаж в этой теленовелле погибал дважды. Первый раз это была авиакатастрофа... В самом начале сериала. Так нелепо – был гонщиком, каждый раз рисковал на соревнованиях, а потом выиграл главные гонки в своей жизни и погиб буквально на следующий день в авиакатастрофе! - Знакомая история, - пробормотал Генри. - Ну так вот... Его почти весь сериал в дальнейшем считали погибшим и оплакивали. А потом оказалось, что он выжил... Случайно... - Потерял память, - подсказала Анастасия. - Ну да, - не моргнув глазом, подтвердил Игнасио. – Потерял память и к тому же речь. И длинные волосы тоже. Зато приобрел бороду и несколько шрамов... - Ух ты, - восхитилась Анастасия. – Как, должно быть, брутально это выглядит. Вы нам потом покажетесь в этом облике? - Непременно. Если Ольга позволит. Мы, кстати, и познакомились, именно когда я был в том облике. И когда я в нем, у меня другое имя – Доминго. По сериалу он, то есть я, как Доминго жил простым бедным механиком... А потом встретил девушку, которую любил когда-то. Они поцеловались, и я все вспомнил. - Как романтично, - сказала Анастасия. - Да, вот только сразу после этого я так разволновался, что попал под машину и погиб, - закончил Игнасио. - Сурово, - посочувствовал Генри. - Это самый убогий, жестокий и бессмысленный сюжет, который я только слышала в своей жизни, – возмутилась Татьяна. – Как можно вот так... издеваться над человеком? Хоть и вымышленным, все равно! - Очень рад, что вы переживаете... Но на самом деле не все так уж страшно. На одну девушку... Вернее, девочку-подростка этот, как вы выразились, убогий и жестокий сценарий произвел по-настоящему сильное впечатление... Она действительно полюбила моего героя, искренне оплакивала его смерть, и назвала в душе ангелом. Вот так я оказался здесь. Можно сказать - случайно, - он пожал плечами, словно извиняясь за свое незаслуженное пребывание в Небесной Сфере. - Случайно ЗДЕСЬ не оказываются, - с нажимом сказала Татьяна. - Спасибо, - искренне поблагодарил Игнасио. Татьяна удивилась. - За что? - За вашу... Поддержку. Я вас несколько робею, Татьяна Николаевна, - признался Игнасио. – У меня никогда не было близких знакомых... такого ранга. - Такого же, как и у Ольги, - пожала плечами Татьяна. - Я имел в виду ваши заслуги, – возразил Игнасио. – Ольга говорит – вы героиня! А она не склонна к преувеличениям. - Она ко мне необъективна. - Но чем вы занимаетесь? - спросил Игнасио. – Помимо ваших основных обязанностей – нести Его Волю... Но ведь вы занимаетесь чем-то еще? - Да, я... Я принимаю участие в тех душах, которые жили во грехе и бесчестье, но совершили в своей жизни хотя бы один поступок, способный это искупить. Помогаю им обрести Покой. - Разве это не Престол решает? – спросил Николс. - Разумеется, да, но все же... – Татьяна смутилась. Она не привыкла обсуждать свои дела при всех, вообще с кем-то за исключением мужа и Ольги. – Я могу ходатайствовать перед Престолом за некоторые души... По поводу пересмотра их приговора... Если с моей точки зрения они этого заслуживают. - По-моему, это прекрасная работа, - похвалил Игнасио. - Дело в том, что не все ее одобряют, - тихо заметила Ольга. - Потому что я считаю, что просить можно и о тех душах... которые не раскаялись, - Татьяна покраснела, словно ее уличили в чем-то недостойном и посмотрела на окружающих чуть ли не с вызовом. - Да, я знаю, что гордыня – смертный грех, и все же считаю, есть деяния, которые искупают и это! Не всем же быть праведниками. В конце концов, мы даже к язычникам снисходительны, если они проявляют смирение. Так неужели упрямство человека, нежелание склонить голову должно служить главным препятствием к его спасению! Но покажите ему Свет, и он исправится скорее, чем если обречь его на все муки Чистилища. Николс покачал головой. - С такими взглядами ты в Серафимах надолго не задержишься. - И пусть! – Татьяна сердито дернула плечом. – Все равно своего мнения не изменю. - Вот-вот, - усмехнулся Генри. – Как же тебе и судить других за гордыню, когда мы сами грешны? Татьяна потупилась. Она не любила вспоминать об этом, но первыми, кого она спасла, став ангелом, были те два солдата, которые в свое время отказались убивать ее семью... С тех пор это и стало ее призванием. И да, она прекрасна понимала, что грешила гордыней и при жизни, но грехи юной души искупила простреленным и проколотым в нескольких местах штыками телом. А те, кому не так повезло нуждаются в ее помощи сейчас. - В любом случае, - сказал Генри, словно утешая, но глаза его весело блестели, - когда тебя разжалуют и сошлют, я буду сопровождать тебя в изгнание. - Ну да этого, я так полагаю, не дойдет, - взволновалась Ольга. - Да тебя раньше вышибут из Архангелов, - огрызнулась Татьяна. – Если не прекратишь... всякое такое... - А что такое? – встревожилась Анастасия. - Это семейное дело! - А я уже не член семьи, да?! - Настя, Настя, - Ольга предостерегающе подняла руку. - Успокойтесь! Никуда нас не сошлют, - отрезала Татьяна. – Максимум – разжалуют Генри за его... ммм... В общем, думаю, они уже раскаялись, что так спешено призвали его, не разобравшись, что он за птица. Это в самом крайнем случае. Но, скорее всего, нас вовсе не тронут. - Потому что вы самая красивая пара Зарассветья? – усмехнулась Мария. - Потому что Господь милосерден, - ответила Татьяна серьезно. Повисшее после этих слов молчание нарушила Ниночка. До этого момента она сидела тихо, как мышка, да и Лесли, как ни удивительно, тоже. - Как бы мне хотелось сделать что-то... по-настоящему важное! – произнесла девочка мечтательно. - Как это ужасно, что я никогда-никогда не смогу... что-то такое сделать. - Этого никто не знает наверняка, - заметил Генри. - И разве мало тебе того, что ты делаешь сейчас? – удивилась Лесли. – Дарить людям радость, освещать хоть немного чью-то жизнь... Разве этого мало? Человек, у которого не было случайных радостей в жизни, скорее вырастет плохим, чем тот, у кого они были. - Я это знаю, – вздохнула Нина. – Но мне хотелось бы чего-то особого. Подвига. Мученичества. Пострадать за Него... - Это ты по своей книжке говоришь, - фыркнула Лесли. Нина чуть побледнела. - И что с того? Я и тогда говорила, и сейчас... А тебе не худо было бы лишний раз книжку про себя перечесть. Там ты умнее гораздо. - Чем где? – с легкой угрозой спросила Лесли. - Чем... в фильме. - Про тебя и фильма-то даже не сняли, - насмешливо напомнила Лесли. - Славные у вас девочки, - засмеялся Игнасио. – И умные. - По ним сейчас не скажешь, что они умом блещут, - досадливо поморщилась Мария. – Нашли, спорить о чем... - А про меня вот и книги нет, - миролюбиво заметил Начо. – Это кого-нибудь смущает? - Нет, - быстро ответила Мария. - А чем вы сейчас занимаетесь? В основном? - спросила Анастасия, украдкой погрозив Лесли кулаком. - В основном тем же, что и раньше - спортом. Я покровительствую спортсменам. Некоторым из них... В первый раз это получилось как раз из-за той самой девушки. Она очень болела за одного фигуриста, мечтала, чтобы он выиграл Олимпиаду. Объективно это было невозможно совершенно: он был травмирован, давно не выигрывал серьезных соревнований, его основной соперник был на пике свой формы и популярности... Да и молились за них одинаково... Пришлось поднапрячься. - Так он победил, ваш протеже? - спросила Татьяна. – Каким же чудом? - Чудо здесь ни при чем. У него было то, чего не было у соперника – душа, большая и чистая... Как ни банально это звучит, но иногда... Это помогает. Если в человеке есть внутренние силы, стоит помочь ему их раскрыть. Его победа вызвала такую волну счастья... Так я решил, что именно этим хочу заниматься... Помогать таким людям... не обязательно спортсменам, просто – одержимым мечтой. Кстати фигурным катанием я тоже очень увлекся, теперь и сам занимаюсь. Хотелось бы и Ольгу привлечь. - Вряд ли вам это удастся, – с сомнением заметила Татьяна. - Она у нас такая... Неспортивная. - Я подумаю, - скорбно ответила Ольга. По ее виду становилось ясно, что она для своего возлюбленного готова на любые жертвы, но о предстоящей карьере фигуристки думает с тоской и ужасом. - Привлеките лучше меня, - предложила Анастасия. – Я бы с удовольствием научилась. Правда, у меня коньков нет... - У меня есть, - с готовностью сказала Лесли. – Я-то вообще ролики предпочитаю... Но и коньки... были. Знать бы только, где они лежат. - На антресолях, - сказала Татьяна. - Там же, где и лыжные ботинки. - В пакете? - Каком еще пакете? Просто лежат. - А вот неправильно! - взвилась Лесли. - Я недавно читала, что коньки надо непременно хранить в пакете из-под фруктов. - Где это ты могла такую чушь прочитать? – удивилась Ниночка. - В твоей книжке, - нежным голосом ответила Лесли. Она тут же вскочила и извлекла из-под томов Шекспира, по-прежнему лежавших на столике, весьма потасканного вида книжицу с названием «Для Дома и Семьи». - Вот тут. «Коньки лучше всего хранить в пластиковых пакетах, в которых в другое время вы храните свежие фрукты»... - Почему именно фрукты? – удивился Николс. - Чтобы хорошо пахли? - предположила Ольга. - Не знаю, - с сомнением произнесла Татьяна. – Я лично храню свежие фрукты в холодильнике. Но коньки я тебе туда класть не разрешаю... Гарри, ну что смешного?! Она ведь туда и затолкает! - Интересная книга вообще-то, - заметил Игнасио, листая потрепанный томик. – Не знал, что резиновую обувь можно для блеска покрывать паркетным лаком. - Действительно? – заинтересовался Николс. - Брось, Джеймс, - отмахнулась Мари. – Это же советский справочник 80-х, время дефицита и всевозможных подобных ухищрений... Как он вообще попал сюда? - Нинка притащила, - фыркнула Лесли. - А что? Я интересуюсь историей и бытом своей страны! - Это не история, это бред какой-то... - Какая бы ни была... - А вот еще послушайте, - Игнасио снова пресек намечающуюся перепалку. – Оказывается отставшие подметки к ботинкам лучше всего приклеивать с помощью велосипедной камеры! - Это как? – заинтересовался Николс. - Джеймс! – Мария закатила глаза. – Что тебя сегодня так интересуют вопросы обуви? Ты решил переквалифицироваться в сапожники? - А почему бы и нет? Господь наш в плотничьем ремесле искусен, значит и мне не зазорно. Мария вздохнула. - Читай, – велела она Игнасио. - Сейчас, где это... А, вот: «отставшие подметки к ботинкам лучше всего приклеивать с помощью велосипедной камеры. Для этого носки ботинок предварительно следует набить газетной бумагой. Потом поместить обувь в полиэтиленовый пакет и использовать камеру». - А дальше? – спросила Татьяна. - Все. Над столом повисла пауза. Лесли, трясясь от хохота, сползла куда-то под скатерть. - Либо я утратил нить повествования, - сказал, наконец, Генри. – Либо в этой книге нам чего-то не договаривают... *** День медленно угасал, закат раскидал в небе золотистые полосы. Лесли и Нина откровенно соскучились сидеть со взрослыми и, распрощавшись, ушли к себе. На террасе остались только сестры и их избранники. Наконец, Татьяна, воспользовавшись моментом, решила, что пора убрать со стола и удалилась с тарелками и сестрами на кухню. - Он симпатичный! – восторженно зашипела Анастасия, как только за ней захлопнулась дверь. – Прямо очень-таки! Блондин, высокий... - Как будто это самое главное! – пожала плечами Татьяна. - И славный такой, - прошептала Мария. – Очень нам понравился... мне. - Нам, - поправила ее Анастасия. Все трое синхронно перевели взгляд на Татьяну. - Конечно, по первому впечатлению судить трудно, - произнесла та нехотя. – Но он мне показался весьма интересным... и содержательным. Ольга без слов кинулась ей на шею и стиснула в объятьях. - И держится очень естественно, - сдаваясь, добавила Татьяна. – Насколько это вообще возможно в нашем, гм, обществе. Но только на коньках ты все-таки поосторожнее. - Обещаю, - сияя глазами проговорила Ольга. – Ох, я так рада... Просто камень с души... Я так боялась, что он вам не понравится. - Это что-либо изменило бы? – строго спросила Татьяна. - Нет... Не знаю.. я просто не представляю, как это было бы... Чтобы мы с тобой... Из-за чего-то были несогласны между собой. Или из-за кого-то. - Раз не представляешь, значит, такого и не было бы... Но только... Оля, а как же Воронов? Я всегда думала, ты любишь его. Ты даже ангелом хотела стать ради него... Еще ТАМ, помнишь? - Я знаю, - тяжело вздохнула Ольга. – Но он женат... - Генри тоже был женат. - Это все-таки разное. Не сравнивай. Твой Генри и женат-то был всего ничего. И жена у него... Ты меня, конечно, извини... Всю жизнь ему верность не соблюдала. И ЗДЕСЬ они всегда были чужими. А Воронов со своей женой всю жизнь прожил, и долгую жизнь. -Твоими стараниями, – заметила Мария. - Не только моими. Я, конечно... прилагала усилия, но для меня не долгие годы были целью... Хранила я его не только физически. Он всю жизнь хоть немного, но помнил меня. У него всегда оставалось какое-то смутное чувство вины, что он уехал тогда из России... а я... Глупость, конечно, что он мог бы изменить? Но все же... И то, что он помнил меня, это мне помогло... сблизиться с ним. Уже после смерти. Даже говорить с ним. Я всегда старалась быть его совестью... помогать... Выбрать нужный путь. Чтобы потом оказаться ЗДЕСЬ. - И ты в этом преуспела, - вставила Анастасия. - Да. Вот только за это время мы хоть и сблизились, да только как-то уж слишком. Стали друзьями, по-настоящему близкими, но все же это именно дружба. А вот с Начо... С Игнасио все совершенно по-другому. Кстати я его больше люблю, когда он бородатый... и с короткими волосами, - добавила она смущенно. - Тогда почему привела его таким? Длинноволосым и выбритым? – усмехнулась Анастасия. - Я просто думала, Татьяне он таким больше придется по душе... Дурочки, ну чего вы смеетесь? *** Игнасио, услышав приглушенный взрыв смеха со стороны кухни, слегка поежился - Кажется, смотрины я прошел, - неуверенно спросил он. – Или... Как вы думаете? Генри улыбнулся. - Прошел, я тебе ручаюсь. Самое страшное позади. - Мне еще с родителями знакомиться, - заметил Игнасио. Джеймс ободряюще махнул рукой. - Родители это пустяк по сравнению, родители у них святые... А вот если Татьяна скажет «нет»... Ольга без ее одобрения шагу не сделает. - Ее можно понять, - возразил Генри. - Они всю жизнь ТАМ были неразлучны, привыкли, что у них все общее, во всем они вместе... И тут появляется КТО-ТО и предъявляет права, по сути, на твою вторую половину... Я, признаться, тоже боялся, что Ольга «скажет «нет». - Думаешь, Татьяна ее послушала бы? – усомнился Николс. – Она не производит впечатления личности, подверженной чужому влиянию... Генри нахмурился. - Чувство долга, - сказал он, - для нее превыше всего. Превыше всех благ. И даже любви. Хотя, справедливости ради надо признать, - добавил он, - что сестру она любит не меньше меня. Но даже если бы это было не так. Все равно она бы не оставила семью, если бы считала, что ее долг это требует. - И ты это одобряешь? – тихо спросил Игнасио. Генри ответил не сразу, его серые глаза налились свинцовой тяжестью. За перилами террасы вдруг, словно повинуясь его настроению, налетел холодный ветер, небо подернулось тучами. - Да, одобряю, - сказал Генри, наконец. – Я сам такой же... Да, долг... То, что ТЫ САМ избрал своим внутренним долгом, это превыше всего. Никто не заставлял нас становится ангелами насильно. Никто не помешал бы нам остаться в Вечном Покое. И если уж мы сами выбрали себе это... Нужно идти до конца. Переступая через все. Я знаю, со стороны это кажется... Неправильным, и нас с ней мало кто понимает... Но это и неважно. Главное, мы понимаем друг друга. - Вас монархов и не понять, – усмехнулся Игнасио. - И не надо, - хмуро ответил Генри. – Нам достаточно верности и преклонения. А вот ни понимать, ни любить нас не надо. - Что уж так-то строго? - Зачем? Им все равно не понять НИКОГДА. Ни королей, ни ангелов. На то они и смертные. Из праха вышли и во прах обратятся. Кто из них, когда задавался вопросом о том, что это значит: все чувствовать и понимать, но поступать не по-своему, а по Божьи? Они живут и дышат благодаря нам, но они даже понять этого не в состоянии, не то что оценить. Упрекают монархов в том, что нам недоступны человеческие чувства... А сами идут и расстреливают невинных девушек, сжигают их на кострах – это как, по-человечески? - Гарри, успокойся, - тихо сказал Николс. – Гроза начинается. Напугаешь... девушек. Генри прикрыл глаза. - Их этим не напугаешь. - Зато я очень боюсь до сих пор, - признался Игнасио. - В первый раз в жизни боюсь, - задумался и добавил. - Действительно, в первый. - Ну тогда привыкай, - заметил Генри все еще жестко. – Знаешь, по-настоящему кого-то любить, это значит всегда бояться. Игнасио неуверенно моргнул. - Даже... здесь? - Особенно здесь. - То есть? Я, конечно, здесь человек новый... Но что может случиться ЗДЕСЬ? Генри уже открыл было рот, чтобы ответить, но тут на террасу выглянула Татьяна. - Гарри? Что-то случилось? Генри улыбнулся. Тучи на небосклоне разошлись, и лучи солнца снова упали на террасу, позолотив волосы бывшего английского короля, заиграв на ожерелье бывшей русской великой княжны. - Все в порядке, милая, - сказал Генри. Татьяна кивнула, не глядя взяла что-то со стола, словно за тем и приходила, потом вдруг наклонилась и звонко чмокнула мужа в макушку. И тут же упорхнула в сторону кухни. Через минуту оттуда снова донесся приглушенный смех. Генри смущенно потер щеку и кашлянул. - Может все-таки шерри? – предложил он, стараясь не встречаться взглядом со смеющимися глазами Николса. – По рюмочке за знакомство? - Не откажусь, - сказал Джеймс. - Я вообще-то не пью, - тоном примерного спортсмена ответил Игнасио. – Но за знакомство, что ж. С удовольствием.