Часть 2
6 июля 2015 г. в 21:23
Мы познакомились в апреле.
Хмельной выдался вечерок. По-апрельски холодный дождь назойливо стучал по окнам.
Культурная столица частенько радовала меня такой погодой, нередко приходили мысли, что в родном сибирском городе солнце и то чаще выглядывало. Как водится у всех творческих личностей,застой подкрался незаметно. Во всех смыслах.
Абсолютно пустой лист, прикрепленный к мольберту, полупустая бутылка вина и чуть подрагивающие пальцы - признаки внезапно нагрянувшего творческого кризиса. Этакая творческая импотенция. Пренеприятнейшее чувство, скажу я вам.
В животе который час требовательно урчало, но мне было не до этого. Сидя перед листом с карандашом, я не знала как к нему подступиться, и это волновало меня гораздо больше, нежели низменные потребности.
За двадцать лет своей жизни я, конечно, испытывала далеко не один творческий кризис, бывали и застои в работе и простая лень, но до чего же все-таки это отвратительное чувство, когда хочешь, но не можешь! Для человека упрямого, нет, скорее упертого как баран, это было сродни череде маленьких инфарктов, истерик и смертей. Давило и то, что конкретно сейчас сроки сдачи поджимали,наваливаясь на меня сердитой бабулькой.
Еще пара дней и не то, что на вино, на минералку денег не будет.
Только переехав в этот замечательный город с месяц назад, я была полна вдохновения, желания творить, и сон... Пфе. Сон для слабаков. Видно, этот месяц выжал из меня все соки.
Я часто искала вдохновения странными способами. Однажды, сидя в шутовском колпаке, я покрасила Крысолову пушистый серый хвост малиновой акварелью... Эх, молодость. Кот не подходил ко мне с неделю.
Живот, в очередной раз заурчав, снова напомнил о себе. Тряхнув головой, я попыталась отогнать мысли о еде, но желудок был настойчив. На ватных ногах добрела до кухни, решив особо не заморачиваться и сделать себе бутербродов.
Лениво нарезая колбасу,я снова задумалась. Я не любила конкуренции, но эта работа, этот город диктовали свои правила, и если я хочу продержаться на плаву, мне необходимо научиться творить, независимо от своего вдохновения.
АПЧХИ!
Меня согнуло пополам. Левую руку резануло болью.
Я говорила что без ума от больших ножей? Не говорила? Так вот. Нож с превеликим удовольствием и ловкостью соскользнул с несчастного сервелата и прошелся по криво поставленной руке, рассекая кожу от перепонки между большим и указательным пальцами до запястья.
Сначала был шок, потом чувство пульсации, потом покалывание и боль.
- Ну бл... - тихо выдохнула я, когда обнаружила, что из крана течет ржавая вода.
Попутно были перевернуты все ящики, где могла находиться аптечка, но даже перекиси в них не нашлось.
Выматерившись еще раз, прижимая кровоточащую руку к груди,я побрела в коридор натягивать кеды. Благо аптека находилась недалеко.
Уже держа руку на дверной ручке, опешила от резкого звонка - с той стороны кто-то был, трезвонил в дверь. Кто мог заявиться в десять часов вечера?
Не знаю , что делают в таких ситуациях другие хрупкие, одинокие девушки, не имеющие соседей на этаже, но здоровой рукой я нащупала биту в подставке для зонтиков и, тяжело вздохнув, прислушиваясь к стуку сердца, отдававшему в уши, резко открыла дверь.
Биту я все же отложила, но недалеко, так, чтобы быстро ее схватить. За порогом оказался мужчина. Согнувшись, он одной рукой продолжал по инерции нажимать на кнопку звонка, а другой, казалось, пытается вырвать у себя кусок грудной клетки - так сильно он вцепился в нее. После минутного замешательства я все же решила не звонить в полицию, а потому взвалив на себя эту махину, не задавая пока вопросов, довела (читать "дотащила эту тяжеленную тушу") мужчину до расправленного дивана (да, мне лень заправлять постель).Уложив беднягу, я наконец смогла рассмотреть его. Изящный, но крепкий, очень высокий, он обладал бледным аристократическим лицом, сейчас скорченном от боли, обрамленном угольными волосами, отросшими по плечи. Глаза его были сжаты во время путешествия от двери до дивана, но сейчас он мутными вишневыми (линзы?) глазами указывал мне на ворот темной рубашки, видимо намекая на то, что бы я ее расстегнула.
- Может лучше скорую? - неуверенно и подозрительно уточнила я.
Гость лишь резко мотнул головой, всем своим видом показывая, что и менно этого он и не хочет.
Сглотнув, пересилила себя и трясущимися пальцами медленно стала расстегивать пуговицы. Расстегнув их все, я все же обратила внимание на то, что скрывала мягкая ткань одежды.
На груди отчетливо проступала пульсирующая рана. А рана ли? Распахнув рубашку, я застыла, не в силах отвести широко раскрытых глаз от замысловатого рисунка, огненными линиями рассекающего бледную кожу. Рисунок казался неправильным, поплывшим, искривленным... И все бы ничего, но края раны чернели, и эта чернота растекалась по коже, словно капли туши по чистой воде. Ему было больно. Я видела, чувствовала...
Как в бреду, опершись правой рукой о диван, левой, все еще кровоточащей, я провела по краям.
Мне показалось, или пульсация уменьшилась, а чернота немного отступила?
- Что за хрень тут происходит?! - Испуганно отдернув руку, заверещала я.
Уже собравшись вскочить с места и лететь в ближайшее отделение чего-нибудь, как сильная рука ухватила меня за локоть и дернула вниз, заставив упасть на попу ровно рядом с незваным гостем. Тот больше не церемонился и, кажется поняв, что ему нужно, свободной рукой резко раздвинул края раны и приложил окровавленную руку к своей груди, крепко держа запястье, не давая возможности вырваться.
В защиту себя скажу, что я молотила, пиналась, кричала, даже вцепилась зубами в удерживающую меня руку, прокусив ту до крови, но мужчине было все до фени - чернота исчезала, рисунок обретал правильный вид и форму, в которой можно было угадать странную печать. На лице гостя читалось облегчение, рукой я чувствовала, как под ней расслаблялись мышцы.
Ему лучше.
А мне нет.
Меня начало мутить - не переношу вида собственной крови и, судя по всему, больных красивых мужиков в своей кровати. А еще голод - я ведь так и не поела.
Когда рана затянулась до состояния черной, ровной будто татуированной линии, мужчина окончательно расслабился и отпустил мою многострадальную руку, которую я, тихо всхлипнув, тут же прижала к груди, пытаясь подавить в себе слабость.
- Благодарю, мон шер. - хрипло произнесли над ухом, нежно отнимая больную руку от моей груди и легко целуя порез.
А голос у незнакомца оказался красивым... Низким, выразительным, с хрипотцой. При других обстоятельствах я бы обязательно пофлиртовала с таким интересным молодым мужчиной, но...
Прохладные губы не спешили покидать рану. Хоть я и отвернулась в сторону, чувствовала его горячее дыхание, казалось, он, извиняясь, пытается загладить это недоразумение.
- Вот и все. - хмыкнув, сказал он, отпуская мою руку.
Недоверчиво глянув, я с удивлением обнаружила, что от неприятной раны осталась лишь едва заметная розовая полоска.
Пока в течении десяти минут мой хмельной мозг пытался осознать, поверить, переварить, мужчина ушел и уже успел вернуться с кухни с тарелкой, полной бутербродов и кружкой чая.
- Спасибо за помощь. - Еще раз поблагодарил он меня и, завернувшись в одеяло (мое одеяло!) лег на диван, отвернувшись к стенке.
Раздался щелчок его пальцев, и свет в квартире погас.
Не знала, что у светильников есть такая забавная функция.
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.