Между жизнью и смертью

Я сидел на лестнице, снова погруженный в себя. За окном гроза, гремит гром, непрерывно блистают молнии, льет, как из ведра. Я люблю такую погоду, можно грустить без повода, греться у камина и проводить время с семьей. Я всегда любил осень. Осенью мы с отцом часто коротали время за чашкой чая, наблюдая, как дождь тарабанит в окна и беседуя о своем. Мать пекла нам вкуснейшее в мире печенье с тыквой. Это были лучшие вечера в моей жизни… Я невольно вспомнил Розенбергов, их беседы... Возможно я был не прав, портя им жизнь, но это все в прошлом. Они сами уже в прошлом. Ингрид напоминала мне мать - такие же добрые зеленые глаза, такое же светлое личико. Она напоминала мне обо всем, что я любил. Даже об осени. Мне казалось, она похожа на меня, а, возможно, мне хотелось, чтобы это было правдой. Я спустился вниз. Она пьёт чай и что-то записывает в тетради. Мне стало любопытно, я подошёл и заглянул. Она пишет стихи… Строчка за строчкой, быстро, под вдохновением, затем задумавшись… Как же легко это у неё выходит. Я начал читать. Застыло все в оцепенении Холодным пасмурным дождем. В бесчувственного ветра дуновении, И в этом солнце ледяном. Не видно неба, Только тучи. И, словно сказочная быль, Мне ветра посвист милозвучен, Он отнесет куда захочешь - За сотни, тысячи и миллионы миль. Ингрид зачеркнула последнюю строчку и стала задумчиво смотреть в окно. Все еще шел дождь, он усиливался, тучи стали еще темнее и насыщеннее. На улице практически никого не было, только изредка мелькали силуэты людей с зонтами. Весь день будет дождливым, весь день мы проведем дома. Ингрид встала из-за стола и ушла наверх, я тут же сел на ее место. Мне безумно понравились ее стихи. Они были чувственными, эмоциональными, словно живыми. Я взял ручку и написал, выводя каждую букву: "Это стихотворение просто волшебно!" Я не мог больше молчать, мне хотелось выразить свои впечатления, показать себя. Я все еще помнил неудачный опыт с Элизабет Розенберг и надписью на столе. Мне оставалось только надеяться, что Ингрид не побоится меня.