Стеклянная броня

— Никит, Никит! — звонкий голос прорезал тишь и благодать мастерской. Хмурый широкоплечий парень недовольно оторвался от учебников по кузнечному делу и исподлобья подглядел на нарушителя покоя. — Смотри! Я призвал! Выучил заклинание! Я маг! Никита молча скептически переводил взгляд с запыхавшегося скачущего вокруг него мальчишки в робе мага на кружащего на месте от скуки огненного атронаха. — Ну, ну чего ты молчишь! В этот-то раз точно получилось! — стремился растормошить кузнеца Улетевший. — Илья, — устало вздохнул Никита, не горя тем же энтузиазмом, что его гости. Ворошить привычную, даже избитую, тему… Зачем? Впрочем, на кузнеца нахлынул тот вид усталости, от которой становится настолько всё равно, что и сил просто отмахнуться нет. — Я не пойму, зачем ты опять… Ладно если бы на нас это срабатывало, но хоть себя не устал обманывать? Радоваться удачной покупке новых свитков я не стану, не проси. — А с чего ты взял, что я со свитками! Вдруг у меня открылись способности! — Сейчас? Вот прям так на вайтранском рынке? Даэдрить, кого же ты послушаешь… Фаринго? Александра? Меня-то ты уже давно не слушаешь… Не открываются способности на ровном месте в твоём случае, перестань меня дергать. Если бы вправду открылись, весь Скайрим бы трясся от твоих криков… Ну, не может вот так просто исчезнуть такой глобальный баг! Вроде, обсуждали уже, да и чего я тебе втираю… Упертый как баран, и по-хорошему не понимаешь. — А у тебя все равно нет доказательств, что это со свитка! — Да? — хмыкнул Никита. Именно в этот момент атронах вспыхнул и исчез. — Давай, призови его снова. Мана уже, небось, сто раз восстановилась. — Ээ… Я… У меня это… — близость к поражению становилась очевидна, но сдаваться Илья не спешил. — Ты же знаешь, я болею часто! У меня сейчас это… Разжижение мозга, вот! Мана не восполняется, не хватит на атронаха. — К алтарю отвести? — язвительно усмехнулся Кожаный. Илья насупился и пристыженно опустил голову. Ему нечем было крыть в этот раз, и Никите даже стало как-то неловко от того, что издевается над другом. Не хотелось в очередной раз в это впутываться, но… Сейчас вполне могло получиться подобие серьезного разговора, может, в этот раз Илья не станет уклоняться от него, и можно будет потолковать по делу. Только вот придется подключить весь арсенал красноречия и подобрать нужные слова. Никита крепко сжал зубы, подняв глаза к потолку и молясь про себя всем вспомненным богам, чтобы сейчас как можно убедительней вдолбить в упрямца истину, но при этом не слишком сильно его задеть. «И почему я должен? Как назло, все остальные разбежались на квесты, один я тут… Я ж ничего не смогу ему сказать! Никогда с этим не справлялся, проще драконов бить! И почему никого из девчонок рядом нет, когда они нужны… Ай, к даэдрам все!» — Послушай меня, — Никита заставил Илью сесть на скамейку и сел рядом сам. — Я всё думал, ты образумишься, но время идет, а я так и не могу понять до сих пор, зачем тебе это? — Что зачем? — просипел Илья. — Зачем тебе перед собой-то притворяться, будто ты маг? Как будто сам в это веришь… То сам признаешь, что все бесполезно, то начинаешь паясничать, изображаешь будто все получилось, прыгаешь вокруг как шут гороховый. Теперь даже если вдруг ты и правда сможешь хоть какую-никакую магию сотворить самостоятельно, тебе все равно никто не поверит. Да даже если и так… Есть ведь у тебя твои свитки, зачем тебе вообще своя магия? — Никита чувствовал, что говорит не то и уводит разговор не в ту сторону, но с раздражением ощущал, что ни на что лучшее в беседе не способен. — Но не могу же я бросить попытки! Вдруг. получится… — парень опустил голову еще ниже. — Я и спрашиваю — почему… Смысл упираться в магию, когда и без того есть куда деться? Ведь ты умный, толковый, по-любому талантливый, — кузнец замок и неловко закашлялся, сердясь на себя, что начинает перебарщивать и позволяет выйти тому, чему не место между ними. — Похвально конечно, упорный, прям как норд, но видишь же, что магия у тебя не получается и вряд ли получится когда-нибудь. Никита осекся, подумав, что последние несколько слов явно были лишними. Сам он, коренной норд, к магии относился скептически и счел бы эти самые слова за комплимент, но ведь у Ильи-то другое мнение на этот счёт. Кожаный не терпел, когда смеялись или принижали то, что он любил и ценил, но сам сделал это же по отношению к дорогому человеку. «Придурок, — корил он себя, — тролль с разжижением мозга!» Однако Илья, казалось, вовсе не заострил на его выпаде внимания. Вместо этого он вдруг разразился такой тирадой, что ни слова поперек не вставить: — Я же тебе рассказывал, семья Улетевших поколениями выбирала магию и тем прославилась! Знал бы ты, сколько в науку и подвиги Тамриеля они вложили, сколько рассказов о наших предках-магах передается в семье! Да, не самые известные имена на свете, но их вклад неоценим, точно тебе говорю! Я все об этом изучил, даже к синему цвету именно потому попутно привязался — прям чую, что моё! Родители всегда надеялись, что я продолжу дело, и я вместе с ними… Они ведь до сих пор не перестают верить! Чего, кстати, — вздох, — я уже не могу сказать о себе… И ведь именно у меня, у того, кому магия нужнее всего, нет даже базового ее набора! Ни способностей, ничего! И ни одного тома заклинаний я так и не смог выучить, сколько не стучался о них головой! У всякого, в кого пальцем ни ткни, у каждого, кто в жизни магию не использовал и не собирается, она есть! И ее нет у меня единственного! Да, ты прав, и правы все, кто говорят, что магом мне не быть. Но я поставил на это «обучение» все, что у меня есть, я больше ничего не умею и даже не знаю, готов ли учиться. Боюсь, поздно мне уже… А свитки ведь могут использовать все, независимо от способностей. Хоть какая-то видимость магии, ощущение чего-то подобного в своих руках… Я уже привык, что мне не дано связать жизнь с тем, с чем хочу, и знаю, что ничего не получается, так что это — что-то вроде утешения, пойми. Наберу побольше свитков, авось да пригодятся, и вроде не такой уж никчемный и не беззащитный. Но не хуже тебя я знаю, что не быть мне настоящим искателем приключений — если в качестве исключения вдруг в мирной жизни в неприятности попаду, свитки помогут, а если захочется самому неприятностей поискать, то… Лучше не рисковать и сидеть дома, да. Выпалив все это и завершив монолог решительным ударом локтей об стол, Илья с размаху опустил голову на руки и замолк. Никита же только хлопал глазами, тщетно стараясь подобрать слова и прийти в себя после столь эмоциональной и откровенной исповеди. Не каждый день увидишь упавшего духом Улетевшего, и хотя бывалого приключенца мало что могло удивить, но это было что-то. Ну, насмешил конечно с тем, что ему поздно переучиваться, хотя в целом было не до смеха. «Про любимый цвет-то зачем… — смущенно приходил в себя Никита. — Главное, чтобы он не подумал, что я слишком за него пекусь и лезу». — Я не говорил, чтобы ты отказывался от свитков, — наконец нашелся парень. — И не требовал таких подробностей. Я спросил, почему ты такой упрямый, а ты мне выдал… всю биографию свою. Слушай… Если хочешь расхаживать в поисках приключений, то на здоровье. Но все это время ты делал упор не на то, а теперь уверен, что не можешь научиться чему-то новому. Ты взгляни реальности в глаза. Ты если как-то и защищаешься, то лишь оберегами из тех же свитков. А что будет, когда они кончатся? — Я и говорю — дома сидеть… — Я не про то. Я про то, что тебе нужно защищаться от реальных опасностей. Сколько влезет тренируйся и надейся, что магия проявится, но зачарованная одежда тебя от меча не спасет. Пока магии нет, тебе нет смысла ее носить, — наконец-то Никита подошел к тому, что без лишних слов в свое время просто и понятно первым делом выпалил Маше, оглядев ее с ног до головы. — Тебе нужна броня. — Да ну, она тяжеленная и весит больше меня, — недоверчиво пробормотал Илья. — Я столько и поднять-то не смогу. — Мою не сможешь. А легкая броня нисколько не весит, но улучшенная защищает не хуже. Машка и та кожаное снаряжение носит. Мы с отцом его улучшили, а господин Фаринго зачаровал. И ничто ей не страшно, а весит все не больше десяти кило. — Да ладно! Круто! — А то. Так что она тебя не загрузит. На тебя доспехи сделать — раз плюнуть, да и в любом случае лучше, чем ждать, когда пригодится зачарование на простой твоей одежде. Продолжай себе использовать свои свитки, будешь магичить в броне. Что думаешь? *** Кожаный уже долго сидел, слепо уставившись перед собой, путаясь в ворохе мыслей и держа раскрытый каталог брони и оружия, не глядя в книгу и не вникая в написанное. Он давно уже определился с выбором, осталось кое-что уточнить (не такое существенное, но несомненно, чрезвычайно важное), но мысли пока витали вдали от кузницы. «Почему меня это заботит? Почему меня вообще хоть что-то так заботит? Точнее, кто-то… С каких пор так волнуюсь за него? Да, пожалуй, с самого детства… Почему хочу защитить? Ладно, да, я ведь хочу — ну, а чего себе-то врать! Только кто мне объяснит, почему? Понял уже, что не могу без него. Жизнь нас проверяла, не раз. Ведь ни по кому больше я так не скучал, когда мы расстались. И эмоций никто не вызывал. Никто еще так не бесил меня… И не заставлял улыбнуться. Ох уж мне этот легкомысленный бард. Что со мной не так? Разболтался с ним сегодня, он разоткровенничался — и я туда же. Сам слабак, и меня таким же делает! Стану сентиментальным из-за него — на смех все поднимут. Раньше бы сказал просто и понятно «тебе нужна броня!», и дело с концом — кому вообще надо так долго мусолить и объяснять! Ну… В крайнем случае, «хочу прикрыть твою тощую задницу, даже когда не могу быть рядом». Нет же, разошелся… Он же изнеженный мальчишка из столицы, слишком умный и культурный для Скайрима, с первого взгляда ясно, что не здешний — ну, пусть себе будет и разбирается с этим сам, а я-то куда ему уподобляюсь! Да и с чего вообще пристаю к себе со всеми этими «почему», с какой стати копаюсь в себе? Все беды из-за этого Ильи! Сначала спаси его, потом до дома проводи, а потом он напичкает тебя моралями да умными словами и сделает такого же… такого же… даже не знаю, как назвать! Был же нормальным воином, не заморачивался и к успеху шел, а тут чего доброго, сойду с дороги приключений еще. Хотя… Впрочем, нет, как раз-таки наоборот, он сам ведь хочет стать сильнее и уметь постоять за себя. Хоть и слабак, но храбрый, и какая там разница, кем он родился и как был воспитан? Жажду приключений просто так из своей жизни не выкинешь, даже если это будет значить постоянные опасности и огромный риск. Но он не боится и тоже это понимает. Может… даже от меня научился. Он ведь постоянно возле меня крутится. Если я могу его чему-то хорошему научить, то немного поучиться у него — невелика цена. Ну и ну, вот это мысли… Не иначе, с ума схожу». Обнаружив себя с дурацкой счастливой улыбкой, что не сходила с его лица все это время, Никита вновь поблагодарил богов за то, что никто в округе не умеет читать мысли. — Пап! — крикнул Никита, сунувшись в кузницу. — Ты не знаешь, стеклянную броню можно как-нибудь… подсинить? — Чего? Поменять цвет? А смысл? — Да это неважно! Но ты ничего не слышал о синем стекле? — С каких это пор тебя интересует внешний вид… Но вообще голубоватый цвет у стеклянного оружия я однажды видел. — Ну вот, так сразу по делу и говори! А ты знаешь, как делать такой цвет? Кожаный-старший хмыкнул и покосился на мятежного сына. Такое поведение — не редкость, а вот такая причина для него — еще какая редкость. — Вообще-то, дай вспомнить, учил меня мастер из столицы. Я думал, бесполезное знание, ан нет, сыну вот пригодилось. Дай хоть спросить, зачем тебе обязательно синяя-то? Тебя такие мелочи вроде никогда не интересовали. Заказ, что ли? — Какая разница! — Да никакой… Для Ильи? — Чт.. Откуда ты… — Я-то первое, что в голову пришло, сказал. Он же всегда в синем и больше ни в чем. А ты, стало быть, и правда для него. — Да, — ломаться уже поздно, да и бессмысленно. — Тогда мигом, без проблем. Но сроки, как я понимаю, сжатые? — отец как-то загадочно и многозначительно хитро улыбнулся на миг. — Если понадобится помощь — зови. Так, а для синего стекла… Для синего стекла тебе самому побегать придется. Я тебе все сделаю, когда сделаешь броню, или что ты там еще хотел, но ингредиенты все эти попробуй еще найди. К слову, цвет по большей части даёт именно зачарование, подумай над этим… — Пап, ну что ты, в самом деле! Просто скажи, что принести, по магазинам пройдусь, и дело с концом. *** Весь оставшийся день прошел в беготне по городу и его окрестностям. Дальше убегать Кожаный не решался, хотя становилось впору. Мало того, что вещи в списке и впрямь оказались из разряда «попробуй найди», так еще и оказалось, что для всего снаряжения, которое Никита запланировал для непутевого друга, его запаса малахита не хватает, и даже если одолжить запас отца, все равно не будет хватать. Плюс ко всему, вдруг он вспомнил неприятную деталь — он не Илья и торговцы ему не особо рады — не только в плане цен, но и даже товар перед ним выкладывают неохотно. Никита несколько раз уже по привычке порывался позвать Илью на помощь, но тут же вспоминал, что вот уж кого сейчас точно нельзя с этим дергать — сюрприз-то ему делается, да и все равно он со всей семьей уехал по делам в Виндхельм на весь день. С одной стороны, есть предостаточно времени, чтобы все выковать и зачаровать, можно не торопиться. А с другой — можно просто не успеть с приготовлениями, вон сколько времени у него заняла только беготня за всем нужным (и то еще и половины не собрано). Отправляться на зачистку пещер и подземелий — тоже не вариант, и к тому же, не гарантия. Как все сложно без Ильи! Вот тебе и «бесполезный». Все уже привыкли, что Илья всегда отзывается и помогает всем, чем может, а лучше всего у него с общением и красноречием, так что он может купить и продать что угодно по самым выгодным для себя ценам, поэтому его всегда звали с собой — а он и рад помочь. Но сейчас придется справляться своими силами. И Кожаный уже нервно стал подумывать о том, чтобы последовать примеру Улетевшего — отправиться в другой город, как вдруг услышал галдеж знакомых голосов со стороны городских ворот. Так и есть — девчонки с очередного похода вернулись. Обе еле тащились, обсуждая какое-то дичайшее подземелье, и обе явно с перегрузом. Никита со всех сил рванул к ним, здраво рассудив, что во-первых, после такого насыщенного путешествия у них с определенной вероятностью есть хоть что-нибудь из того, что ему нужно, а во-вторых — что если они сейчас дотащатся до торговцев или своего дома быстрее, чем он их догонит, то они либо скинут все в свои комнаты с тем, что продать или использовать по назначению у них руки дойдут через месяц как минимум (а вламываться в чужой дом и копаться в чужих вещах неудобно даже в самом крайнем случае, хоть дом фактически и стал давно общим), либо придется снова бегать по торговцам и перекупать все за удвоенную цену. Поэтому, сбив парочку стражников и деревянный столб, парень за несколько секунд оказался лицом к лицу с Машей и Наткой, чуть не врезавшись и в них. — Стойте! Где вы были? Как дела? — сбивчиво затараторил Никита, смутно отдавая себе отчет, что именно он сейчас говорит и не стоило ли перейти сразу к делу. («Ох уж мне этот болтливый Улетевший!») — Да нигде… Малахитовую шахту возле Виндхельма зачищали, — девочки немного опешили от такого пристального и внезапного внимания, попробуй тут спокойно и по существу ответить. «Нет, в жизни не может так везти!». — А с собой у вас малахита этого случайно нет?! И вам случайно ледяные привидения не попадались? И… Слушайте, можно мне посмотреть, что у вас там есть? Мне кое-что срочно нужно, если у вас есть, давайте я куплю, чего вам до рынка переть! Маша с Наткой молча переглянулись, так толком ничего не разобрав и уловив только то, что парень явно не в себе и ему что-то от них нужно. Делать нечего — да и так даже лучше, не тащить же все на себе до дома, а торговцы за то же самое гроши отдадут. Поэтому они тут же перечислили Кожаному все, что у них было в добыче, откуда тот сразу же выхватил эссенцию ледяного привидения, морозную соль, несколько штук голубого горноцвета и великий камень душ — дорогущий, но уж всяко лучше, чем у торговцев брать. Насчет малахита же Маша сказала только, что и так собиралась его отдать Никите или его отцу, но тут вмешалась Натка (и в этом вмешательстве тоже чувствовалось влияние Ильи — будь он рядом, именно это он бы и сказал): — Маша, в конце концов, так нельзя! Любой труд чего-то стоит, особенно здесь. Задаром отдавать такую вещь — просто расточительство. — Да, правда, я ведь все равно собирался его покупать. Вы меня и так очень выручили, так что не спорь и забирай мои деньги! Чуть ли не насильно впихнув Маше в руки кошель с монетами и подхватив последние необходимые ингредиенты, грозный воин неуклюже, но быстро припустил к себе, громыхая доспехами и врезаясь в дома и прохожих. А Довакин с подругой лишь смотрели ему вслед, переглядывались и молчали. Следующие несколько часов прошли неотрывно от кузницы. Когда взлохмаченный и перепачканный Никита наконец оторвался от работы и осмотрел результаты, была уже глубокая ночь. В целом он остался доволен снаряжением, и даже более чем. Мелькнула даже самодовольная мысль в духе «лучшая моя работа». Даже не удержался и примерил шлем, больше напрягаясь с его лёгкости, чем если бы он был тяжёлым. Он знал, что все сделал правильно и броня совершенно надежна, но по сравнению с тем, что носил он сам, это было почти как воздух и все равно не внушало особого доверия. Никита торопливо снял шлем и продолжил работу, сердясь на себя за легкомыслие. Предстояла подгонка. Он помнил фигуру Улетевшего так отчетливо, словно тот стоял перед ним, и не смог бы никому, в том числе и себе, объяснить, как он смог проследить его изгибы и очертания. Вероятно, он невольно изучал их подробнее и чаще, чем сам замечал это за собой… Слитков хватило чтобы улучшить каждую вещь, и теперь дело оставалось за зачарованием и еще кое-чем малым, но чрезвычайно важным, и Никита пошел будить отца. *** — Здравствуйте, я к Илье. Можно? — несвязно выговорил взъерошенный кузнец, ввалившись в дом Улетевших с каким-то свертком следующим утром. Нетрудно было догадаться, что он не спал всю ночь или даже больше, и хотя он постарался привести себя в порядок, глаза и голос выдавали его целиком, причем выдавали не только недосып, но еще и радость, почти что счастье, как ни странно. Господин Улетевший с женой переглянулись — гость не неожиданный, они уже привыкли к таким вторжениям и ждали их, и были даже рады им. Только утомленный, но довольный внешний вид гостя немного сбил их с толку. Впрочем, несмотря на то, что сами они вернулись ночью и проспали всего несколько часов, чета Улетевших приветливо заулыбалась: — Конечно, только он сам спит еще. Может, скоро и проснется, или уже. Да ты может присядешь хоть? — Нет, спасибо, можно я сразу к нему? Передать кое-что нужно. Если спит, я просто положу и уйду. — Да ты просто бери и буди его. Нечего дрыхнуть до полудня, — отозвался господин Улетевший. Никита тихо прошел в комнату своего маленького сонного барда. Маленькая, в общем-то чистая комната с небольшим живописным беспорядком. Магические книги, так и не нашедшие своего применения, обычные книги, всегда находящие своего читателя, коллекция всяких мелких артефактов, доставшаяся еще от предков-магов, интересные безделушки для украшения — конечно, все только синего цвета. Полотнища с символами гильдий и коллегии магов. Никита прекрасно все это помнил и мог без проблем воспроизвести подробнейшее описание этой комнаты с небывалой точностью, потому что в обстановке ничего не менялось. Только хозяин ее постоянно перемещался и каждый раз был в новом положении, даже спал каждый раз по-разному. Сейчас он милейшим образом уткнулся щекой в подушку, которую обнимал, периодически вздыхая и пыхтя. Никита замер на пороге, помедлил и как можно тише подошел, чуть ли не прокрался, поближе. Воина просто трясло от того, как хотелось прикоснуться, обнять или просто схватить и затискать. Но вместе с тем было и осознание того, что нельзя. Такое можно только созерцать, чуть только прикоснешься — и все очарование куда-то девается, присвоишь себе — и теряется вся прелесть. Поэтому Никита продолжал умиляться с этого хрупкого телосложения и забавно надутой симпатичной мордашки, напрочь забыв, что он, вообще-то, грозный гордый воин, что он планировал тренировать этого непутевого барда и сделать его сильнее, что только вчера возмущался его неприспособленности, что его всегда бесили такие слабаки. В такие моменты Никиту все устраивало, и он часто ловил себя на том, что только спустя долгое время после их знакомства он будто впервые увидел, что Илья даже внешне тоже очень хорош, пусть и по-своему. Может, Кожаный слишком к нему привык и привязался, а может, это Улетевший подрос и изменился (что маловероятно — ведь узнал же его Кожаный с первого взгляда после такой разлуки), но, видимо, больше никто его особенным красавцем не считал. Конечно, Илья мил, харизматичнен и обаятелен, да и как могло быть иначе у самого красноречивого имперца, но Никита чувствовал, что его привязанность зависит не только от этого. От чего — непонятно, да и объяснить некому, но парень все надеялся, что осознание придет само. А пока можно еще немного посмотреть на торчащие во все стороны мягкие волосы, раскрасневшиеся ото сна щеки и смешно оттопыренную верхнюю губу. «Просто победитель в конкурсе «кто лучше всех дрыхнет». Черт, какой же ты все-таки милый, особенно когда спишь… зубами к стенке. Так за тобой хоть уследить можно, а то скачешь и бесишь. Но знаешь, такому тебе что угодно можно простить. Вот всегда б ты таким был, а… Хотя, в общем-то, лучше не надо — и такие моменты ценить перестанешь, и если Улетевший не носится и не радуется жизни, значит все очень плохо. Чертов маленький недомаг, в кого ты меня превратил, в какого-то сентиментального многословного олуха. Да еще и приучаешь меня к мысли, что не так уж это и плохо…» В этот момент Илья завозился, выпустил подушку из рук, потянулся и уставился в потолок, хлопая глазами и ничего не видя. Вдруг вскочил и вперился глазами в Никиту, теперь видя его, но ничего не понимая. — Привет, — сонным голосом с сонной улыбкой пробормотал Улетевший. — Давно ты тут? — Только что пришел, — попробуй тут удержись от ответной улыбки. — Ночью что ли вернулись? — Ага. А ты чего с утра пораньше? Обычно же я тебя вытаскиваю ни свет ни заря. — Я не вытаскиваю. Я тебе принес кое-что. Следующие несколько минут бард просидел молча, круглыми глазами уставившись на сверкающую переливающуюся голубоватую с золотистым броню и не мог сказать ни слова. Кузнец не знал, как тут можно прокомментировать и объяснить, что к чему, но решил не молчать — должен же он узнать, что значит такая реакция. — Это тебе. «Блин, надо было заранее подумать, что я скажу! Вот балбес». — Смотри, у брони зачарование как на твоей нынешней одежде, и даже лучше, к тому же, не единственное — господин Фаринго постарался. А вот меч и щит, могу немного научить, как ими работать. Правда, у меня с ними не очень хорошо, надо будет потом найти тебе хороших учителей. Тебе лук должен больше понравиться, да и с ним у меня получше. Воина из тебя я делать не собираюсь, но защититься оружием ты должен уметь. После длительного неловкого молчания Илья повернул голову в его сторону. — Это… мне? Это что такое? Вот этого вопроса Никита вообще не ожидал. Да и как понять, в каком смысле его задают? Он рад или готовит истерику? Или ещё не проснулся? Что за вопрос такой? — Да, это твоя броня. Помнишь, позавчера про это говорили. Стеклянная броня это, легкая, с весом проблем не будет, останется предостаточно места и для свитков твоих, и для чего угодно еще. Отец помог и цвет поменял немного, зеленый на голубой. Это — лучшее из всего, что я пока умею. Я думал, тебе понравится. — Понравится? Эта броня слишком хороша для меня! Я попросту ее недостоин! Ты и сам не спал, делал все это! Я не могу это принять! Мне и за всю жизнь с тобой не расплатиться. «Боги мои, что? Что за дурь? И это — то, о чем он сейчас думает? Ну, теперь хоть понятно, что броня нравится, но что он несет про «недостоин» и «расплатиться»! Вот кретин!» — Ты расплатишься тем, что будешь в безопасности. Хотя бы ради меня. Это подарок. Раз уж ты такого высокого мнения об этой броне, считай, что это подарок на все прошедшие за годы нашей дружбы праздники, с которыми я тебя не смог поздравить. Один большой вместо кучи маленьких. Кажется, это прозвучало убедительно, и Илья явно счел это приемлемым поводом (а степень его красноречия ощутимо поднимается с… не самого высокого уровня). И раскрасневшийся Никита, сам в шоке от того, что так хорошо высказался, наблюдал, как восхищение приходит на смену неловкости, а успокоившийся Улетевший рассматривает каждую деталь, и хоть теперь понятно, что он рад. — Сколько можно глазеть. На тебе ее надо смотреть, а не лежащую где попало. Напяливай давай. Через несколько минут перед Кожаным стоял внушительный, но не менее милый воин в полном вооружении. Никиту и так все в Илье устраивало, но тут было просто глаз не оторвать. Никита и сам бы поглазел подольше на такое зрелище. Илье не только все подошло по фигуре и прекрасно смотрелось, но еще и особо суровым он не выглядел, оставался таким же Ильей Улетевшим. Словом, загляденье. Впрочем, через несколько секунд и гордая поза сменилась суетливым осматриванием самого себя и несвязным стеснительным бормотанием. — Да стой ты спокойно, дай хоть посмотреть на тебя. — Даже цвет ради меня менял… Я недостоин такое носить! Спасибо, но… — Потом благодарить будешь, когда эта броня твою задницу спасет. Вообще-то, тебе очень идет, — Кожаный смутился и прокашлялся. — Никому из тех, кого я в ней видел, она так не была к лицу… Я даже немного испугался — ты ведь теперь выглядишь даже мощнее меня. Может, пройдемся, поучим тебя мечом махать? Или просто к девчонкам зайдем показаться. В этот момент на нижнем этаже господин Кожаный так гаркнул, у них ли его сын, что сам сын услышал. — Блин, я совсем забыл, мы сегодня собирались всей семьей к дяде в Ривервуд, опаздываем уже… А потом после приезда буду отсыпаться. В общем, привыкай к своей броне, покажись родителям, а я побежал. Удачи! — Никита. — Чего? — Спасибо. *** — Можно к Никите? — Да, конечно. — Никита! Пошли Натке поможем форт в Рифтене зачистить! — А что, сама не справится? Стой, а почему ты в своей обычной одежде? Где броня? Тяжелая, что ли? — А, это… Понимаешь, я тут подумал, она все-таки для меня слишком хороша, мне неловко ее носить. — Так ты к ней и не привыкнешь, если не будешь ходить в ней и использовать по назначению. — Я не думаю, что смогу привыкнуть. Я очень ценю то, что ты для меня сделал, она очень красивая, но я не буду ее носить, я ее на манекен для красоты повесил. — Я УБЬЮ ТЕБЯ!