Рон, или Кто был у тебя первым?

Нет, здесь пролетарием не пахнет. Ученое слово, а бог его знает, что оно значит… М. Булгаков

*** Промозглая в этом году осень, давно таких не было, ветер до костей пробирает. Первогодки очень сильные, есть надежда, что из безликой массы смогу взять в команду вратаря с хорошей реакцией. Не любит молодёжь спорт. То ли дело были мы… Хотя рано я себя в старики записываю. Мне всего-то тридцать один. Нет, стоп, или тридцать два? Да какая разница! Правильно мадам Помфри говорит, что во время войны год идёт за три. Странно, иногда старые проклятия неожиданно дают о себе знать: тут не увернулся, там плохо закрылся, смотришь — и спустя десяток лет у тебя хвост начинает расти. Без интереса смотрю в окно и вдалеке замечаю идущую от аппарационной зоны Гермиону, нагруженную тонной книг. Чего она их тащит, а не левитирует или попросту не уменьшит? — Тяжелы, видать, знания, — бурчу под нос, провожая взглядом скрюченную фигуру. «Мог бы и помочь, — напутствует внутренний голос. — Она, вообще-то, твоя жена… — И что с того? — затыкаю совесть». Не на такой Гермионе я женился... Куда делась та беззаботная девчонка, забрасывающая нас с Гарри снежками? Сколько прошло? Каких-то семь-восемь лет, не больше. Помню, как мы ходили в волшебный зоопарк, когда Роуз исполнилось четыре. Гермиона тогда отрывала большие хлопья сахарной ваты и звонко смеялась, пытаясь накормить меня. Надо же, дочка уже учится на втором курсе (первая из Уизли, попавшая в Райвенкло), а Хьюго уже давным-давно не малыш и колдует не хуже меня. Бесит, что все считают меня идиотом. Конечно, на фоне ходячей энциклопедии — моей супруги — я действительно кажусь полным кретином, имбецилом, обезьяной со снитчем… И кто этому виной? Гермиона! Она методично, из года в год капает мне на мозги, постоянно твердя, что я всё делаю не так. Да, я не знаю, что будет, если медянку третичную собрать во вторую фазу луны, нарезать квадратиками по полтора сантиметра и смешать с кубышкой обыкновенной. Но кто-нибудь задумывался: а за каким хреном я должен это знать? На кой леший мне сдалось трансфигурировать будильник в кепку? Я что, не смогу тренировать игроков, если не составлю гороскоп для МакГонагалл на следующий год? Просто кто-то шибко умный выдумал стандарты и считает, что все вокруг должны к ним стремиться. Только я не соображу, отчего Гарри в устах Гермионы никогда не был тупоголовым обжорой или упрямым бараном! Достали придирки по поводу и без… — Пап, преврати бабочку в гусеницу, а? Внезапно появляется мой сын. Какие у него живые глаза. Такие давным-давно были у Гермионы. — Я хочу посмотреть, как она снова вылезет из кокона… Надо помочь, а то не отстанет: — Deformo! — взмахиваю палочкой и произношу заклинание. Ни черта не происходит, Мерлин бы подрал этого мотылька! А, может, я ошибся в окончании? — Deforma! — опять ничего… — Ладно, пап, расслабься. Я отдам Роуз, а она попросит мистера Снейпа. Он точно сможет! — Что за «расслабься», Хью? — Лан, пап. Забей! — лицо Хьюго расплывается в улыбке, и он убегает играть на лужайку у Волшебного озера. Когда я слышу имя сальноволосого ублюдка, у меня все внутренности сводит. Объясните, что может быть общего у двенадцатилетней девочки и этого нетопыря?! Я устал говорить, что против их общения! Только кто меня слушает? Вот именно — никто! «Мама разрешила…» — гнусавит Роза и, вздёрнув нос точь-в-точь как Гермиона, достаёт со стеллажа толстенный талмуд и уходит в подземелья, где торчит до самого отбоя. Ей, видите ли, интересно с профессором… Если эта мразь хотя бы пальцем притронется к моей дочери, Мерлином клянусь — задушу гада собственными руками. «Да ничего ты не сделаешь!» — ехидно замечает внутренний голос. Наверное, он прав, я только хорохорюсь... Еще одна проблема заключается в том, что мои дети на меня не похожи. Все Уизли были рыжие, мои племянники — Джеймс Сириус и Лили Луна — нашей масти, а эти — словно бракованные. Мама говорит, что это странно… Хьюго на лицо — копия мистера Грейнджера, а Роза вообще ни на кого из родственников не похожа, а от её сканирующего взгляда у меня мороз по коже. Уже семь лет мы живём в Хогвартсе. Гермиона, закончив Британскую Академию магии, стала преподавать Нумерологию, а потом заменила профессора МакГонагалл на посту декана Гриффиндора. Я третий год тренирую школьную сборную по квиддичу и два дня в неделю обучаю первогодок полётам, помогая мадам Хуч. Наши комнаты тесно заставлены разной мебелью, начиная от гардероба моего деда и заканчивая уменьшенной копией Всемирной библиотеки. Мама отдала старый ковёр, и я настоял, чтобы он лежал перед камином. Особенно я горжусь зачарованной Рози полкой в серванте — здесь стоят выигранные мной кубки. Правда, раньше они занимали два верхних отсека, но дочери неожиданно взбрело в голову собирать каких-то изуродованных лысых птиц, погружать их в банки с формалином и расставлять, словно коллекцию — отвратительное зрелище. По выходным мы ездим в Нору — дом, родной дом. Как ни странно, но там мне нравится больше. Вот не знаю, несмотря на то, что я уже преподаватель, ем за профессорским столом и мне не надо сдавать ТРИТОНы, в стенах замка я чувствую себя ущербным. К слову сказать, Невилл наоборот — освоился и командует в теплицах почище Спраут. Странно всё это. Я думал, когда мы победим Волдеморта, наступит раздолье и праздник станет неотъемлемой частью нашей жизни. Тёмный Лорд пал, притупилась боль утраты близких, всеобщее ликование утихло. Недолго думая, я сделал Гермионе предложение, и она, на удивление, согласилась. С церемонией решили не тянуть, и спустя месяц стали мужем и женой. Мы с ней ведь даже не спали до свадьбы. Оказалось, у неё уже кто-то был… Нет, я не жалуюсь, всего лишь удивляюсь. Я, как дурак, верил, что её единственная любовь — это библиотека и книги, выяснилось, что нет. Я не задавал вопросов — очень надо знать, что она побывала в постели с Симусом или каким-нибудь Криви. Хотя ещё отвратительней, если это был Гарри или кто-то из моих братьев… Но ведь они бы сказали мне?.. Стоп! Нет и ещё раз нет! Я дал ей слово не думать об этом, она имеет право на прошлое! Почти сразу появилась Роза — Гермиона забеременела во время медового месяца. Мать говорит, от стресса бывает, что дети рождаются раньше срока, война же была… Дочка хоть как-то отвлекала мою маму от навязчивых мыслей о Фреде. Гермиона разрывалась между Академией, малюткой, а тут ещё Гарри сделал предложение моей сестре, и вся семья с удвоенным рвением принялась готовиться к очередной свадьбе. Я думал, мужняя жизнь совсем другая: сытный ужин, ласковая жена, вяжущая свитер, куча мелких спиногрызов. Поначалу так оно и было, но со временем в нашем доме поселились уныние и раздражающая суета. Отец рассказывал нам с братьями, что юношеская пылкость перерождается в чувство глубокой преданности, уважения, даже восхищения матерью твоих детей. Страсть с годами притупляется, а на её месте вырастают понимание и нежность к супруге. Странно, но я не хочу проводить время с женой, она словно чужая… И всё у неё будто по часам: приходит с занятий, падает на диван и отдыхает минут двадцать; потом где-то полчаса выясняет, как провел день Хьюго, изучает список вопросов Роуз (вся в мать пошла) и до вечера уходит в библиотеку. За ужином мы встречаемся в Большом зале, где Гермиона всегда сидит между Снейпом и Помфри, мотивируя это тем, что демонстрировать семейные отношения на людях неприлично. А потом она и этот старый хрыч уходят в лабораторию изобретать по заданию Министерства зелье Времени. Ненавижу Снейпа! Каково было моё разочарование, когда Гарри, взмыленный, как загнанный конь, ворвался в Нору и с восторгом выпалил, что зельевара нашли в каком-то маггловском захолустье и сейчас он в тяжелом состоянии находится в Мунго. Его уже и похоронить успели, и могилку облагородить, ан нет… живучий оказался гад. Ну почему, Мерлин, ты его не забрал? Нехорошо, конечно, так говорить, но всем было бы легче. Он ведь овощем пролежал почти год, а Гермиона, видите ли, чувствовала, что «мы ему жизнями обязаны, а сами бросили умирать», поэтому устроилась на подработку в больницу Св. Мунго и ухаживала за профессором, пока тот не очухался. Но и тут он повёл себя полной скотиной — выставил её вон. Жена ходила мрачнее тучи, вся прямо посерела. Зимой пришла пора сессии, и Гермиона отвлеклась на занятия — это её конёк; мы наконец-то зажили счастливо. Пока она училась в своей Академии, а я в школе Авроров, всё было гладко: Рози подрастала, Гермиона была внимательна ко мне, пару раз мы ездили отдыхать на море. У Джинни родился первенец, и Нора снова наполнилась радостным смехом. А потом, когда нас позвали работать в Хогвартс и мы туда переехали, всё пошло наперекосяк. А уж когда жена узнала, что ждёт второго ребёнка, словно с цепи сорвалась, слова поперёк не скажи — настоящая мегера. Шипела и огрызалась, как настоящая кобра, из-за любой мелочи. Она не хотела «уподобляться моей матери и становиться свиноматкой». Тогда я машинально засветил ей пощечину — не надо было маму мою оскорблять! А Гермиона — нет бы извиниться — дулась на меня месяца два и специально ходила с разбитой губой, демонстрируя всем, какой я подлец. Тогда Гарри прочёл мне лекцию, что женщин нельзя бить, ещё и пригрозил: если подобное повторится, он сам «начистит мне морду». Боюсь и прячусь! И не в таких передрягах бывали… Конечно, он прав, что уж спорить, но она меня довела. — Папа, я пить хочу! — вырывает меня из размышлений сын. — Попроси у домовиков… — Мама не разрешает их экспуировать! — Эксплуатировать, Хьюго! Тебе уже семь лет, говори правильно, не то уши надеру. — Мне восемь… — бурчит себе под нос и надувается, словно рыба Хо. — Вообще-то этим мать твоя должна заниматься! — выкрикиваю в спину удаляющемуся Хьюго. Раздражающе бренчат часы, подаренные Минервой на седьмую годовщину свадьбы. Уже десять, а Гермионы всё нет. Меня достало, что она постоянно отсутствует. Если миссис Занятость дома, то либо сидит, уткнувшись в книгу, либо возится с детьми. А мужу не надо уделять время? Недавно Гермиона упрекала меня в том, что я её никуда не зову, а я ей сто раз предлагал сходить на Пушек. Так нет же, ей не на стадион, а в театр, видите ли, хочется! Я на дух не переношу все эти вздохи и пустые слова, сказанные со сцены, а уж когда петь начинают — это вообще край. Помню, как-то Грейнджеры позвали нас в оперу. Мерлин свидетель, я едва досидел до первого перерыва. Зато буфет там хороший: маггловские бутерброды с сыром, икра, пирожные — всё вкусно. Больше всего я люблю мамину стряпню и прямо оживаю, когда в выходные обедаю в Норе. Жареное куриное бёдрышко, картофельное пюре со сливочным маслом, чай с корицей и яблоками. И никаких вам брокколи, пропаренной рыбы и прочей диетической дребедени. Гермиона опять похудела, скоро превратится в суповой набор. Ненавижу тощих женщин! Люблю, когда есть за что подержаться: сиськи, попка. Брат обнадёживал, что когда жена родит, то её грудь станет больше. Нет, мои мечты не сбылись… Она только отвисла, к тому же живот стал каким-то дряблым. «Что ты придираешься?» — поучает внутренний голос. И то верно. Фигура — это не главное. Гермиона стесняется своего тела и спит в пижаме. В конце концов, это её дело, хотя я тоже не атлет — Джинни меня за бока всё время щиплет, смеется. А как по мне, метла поднимает — и ладно. Глухо хлопает дверь. В гостиной слышатся радостные вопли Хьюго, звонкий смех Роуз и уверенные, но ласковые слова Гермионы: — А ну, быстро марш по кроватям! Я выхожу из кабинета. — Спокойной ночи, мамочка! — щебечет дочка. — Спокойной ночи, дети! — говорю я, когда они почти вышли из комнаты. — Угу… — мычит Роза, а Хьюго убегает не попрощавшись. — Не «угу», а «спасибо, папа, и тебе…» Тяжело вздыхает: — Спасибо, папа, спокойной ночи… — Рональд, что ты как поросёнок? — говорит Гермиона, отряхивая с джемпера шелуху от семечек, наконец-то обратив на меня внимание. Румяные щеки, полные счастья глаза, растрёпанные волосы — может, она гуляла? Смотрю на её ноги и замечаю грязь на туфлях. Надо будет завтра узнать, ходила ли с ней Рози. — Своими нотациями и менторским тоном ты ничего не добьёшься. У девочки сейчас стадия онтогенетического развития… — видя моё недоумение, добавляет: — Такой период в развитии, когда всё воспринимается в штыки. Не дави на неё, Рон, и всё образуется… Гермиона продолжает что-то говорить, а я замечаю залеченный заклинанием синяк на левом запястье. — …и Хьюго хочет с тобой дружить. Не подчиняться, а быть с тобой на равных. — Вот ещё! Не хватало поравняться с семилетним мальчишкой. Ты бредишь! — Во-первых, ему восемь, а во-вторых, временами мне кажется, что он умнее тебя! Спорить бесполезно, у мозга Золотого трио на всё есть энциклопедически точный ответ и незыблемая уверенность в своей правоте. — Что с рукой? Гермиона хлопает глазами, не зная, как ответить; она явно не ожидала от меня подобной наблюдательности. Обувь уже блестит; когда только успела произнести очищающее заклинание? Но так просто сегодня ей не отделаться: — Тебе есть что скрывать? — в такие моменты она особенно меня раздражает. Ну не умеет она юлить. А если и пытается врать, то это смотрится крайне нелепо. — Я споткнулась на лестнице, когда шла после ужина в лабораторию, а Невилл меня поймал, ты же знаешь, какой он неуклюжий… Ведь чувствую — лжёт, а уличить не могу. Жаль, не владею легилименцией. Спальня. Одна ночь сменяется другой, до тошноты похожей на предыдущую. Гермиона мирно сопит, повернувшись ко мне спиной. Мне не хочется к ней прикасаться, не хочется её ублажать, возбуждать, доводить до исступления. Я просто хочу секса: жесткого, грубого, даже животного. Неужели так сложно хотя бы раз позволить откровенно трахнуть себя, не играя в любовь? Помню, однажды я попросил её поцеловать мой пенис. Она вытаращила глаза и, покраснев, сказала, что ещё не готова к этому. Ну конечно, будешь тут готова, когда супружеские обязанности выполняются не чаще двух раз в неделю… Я вообще удивляюсь, откуда у нас взялись дети. Когда меня всё-таки допускают до тела, то с обязательными репликами: «Только не в меня», «Я не выпила контрацептивное зелье», «Сегодня не тот день», — но чаще приходится выслушивать стандартные отговорки: «У меня голова болит», «Я устала», «Дети ещё не уснули»… Что во мне не так? Раньше такого безразличия не было. Конечно, Гермиона никогда не стонала в моих объятиях, как Лаванда или Дафна, но я точно знаю, что она кончала. А сейчас, в редкие минуты близости, она просто лежит и безразлично смотрит в потолок, словно прокручивает в памяти речь защиты научной работы. Ещё я заметил, что Гермионе неприятно со мной целоваться. Мне Браун когда-то говорила, что для женщины поцелуи бывают более интимны, чем сам секс. Может, у неё кто-то есть? Хотя не верится. Кому она нужна? Занудная, заносчивая, вредная, упрямая и до тошноты начитанная; и времени на измены у неё нет — занятия и библиотека. Не надо было нам жениться, но теперь поздно сокрушаться: она под страхом Авады меня не отпустит, и я по гроб жизни буду привязан к жалкому подобию семьи, нелюбимой жене и парочке детей, которые чужого мужика слушают больше, чем собственного отца. Идеальной парой для неё был бы живой Энциклопедический словарь. Да не придумали ещё такого. Представляю, что мне устроят родственники, заикнись я про развод. Это будет последний день в жизни Рональда Уизли — мать собственноручно охреначит меня скалкой. Как же вырваться из чёртового круга? Мне всего тридцать с хвостиком. Может, стоит начать всё сначала?.. *** Сегодня подарил жене цветы — ничего так, беленькие. Она машинально чмокнула меня в щеку и, даже не сказав спасибо, ушла в библиотеку. Мёдом там что ли намазано?.. Ждал её, ждал и, не выдержав, через пару часов пошел за ней — хотел пригласить на прогулку. Захожу, а она сидит, сгорбившись в три погибели над какой-то бумажкой. Приглядываюсь — плачет. — Гермиона, ты в порядке? Ты… ты… плачешь?.. Вздрагивает и растерянно смотрит на меня, будто не узнаёт. — Не ожидала тебя здесь увидеть, Рон. Со мной всё в порядке, не переживай… — Да… я это, хочу погулять после ужина, вместе. — Сегодня не могу, у нас важный эксперимент, его надо начать ровно в восемь. — А после? Я могу подождать… — Рон, милый, я не знаю, когда мы закончим. Спроси об этом у профессора Снейпа... Она прекрасно знает, что у зельевара я ни о чём спрашивать не стану — себе дороже! Выслушивать его колкости нет никакого желания. — Гермиона, в кои-то веки я позвал тебя на прогулку. Неужели нельзя хотя бы один вечер провести с мужем? — Рон, дорогой, я же объяснила, что сегодня у нас эксперимент; это не мы придумали, а Министерство, понимаешь? — Нет! — вырывается на всю библиотеку. Некоторые ученики отрываются от книг и становятся невольными свидетелями наших семейных разборок. — Рон, — почти шипит жена, — не позорь меня при студентах! — Плевать мне, что о тебе подумают. Пойдём! — хватаю её за руку и волоку к выходу. — Какие-то проблемы, мистер Уизли? — раздаётся над ухом ненавистный голос. — Не твоё дело, ублю… — договорить я не успеваю, так как горло сдавливает нечто холодное и чертовски жесткое. Мы оказываемся в коридоре, и я вынужден отпустить её руку; мне нечем дышать. Чувствую, как начинает пульсировать в висках. — Не надо, Северус. Это наше дело… — Как знаете. Свежий воздух врывается в лёгкие, напоминая глоток воды. — Как ты смеешь, подлец? Он ничего не отвечает, лишь сверлит глазами, доставая до печенок. Ненавижу тебя, Снейп, как же я тебя ненавижу… За унижения в школе, за убийство Дамблдора; за то, что тебе дали Орден Мерлина Первой степени, а мне лишь Второй. Ненавижу быть вторым... — Вы жалки, мистер Уизли, — надменно говорит профессор и вихрем уносится прочь. Его даже старость не берёт! Мразь. Спина прямая, словно кол в заднице, лишь патлы поседели… Пока я размышлял, Гермиона вывела меня на улицу. — Что ты устроил, Рон? Чего ты добиваешься подобными сценами? — А чё он лезет-то? — Рон, ну когда ты повзрослеешь? Он просто проходил мимо… — Последнее время он слишком часто проходит мимо тебя, не находишь? — Мы работаем вместе, Рональд! Его сюда не приплетай, пожалуйста! — Нашлась, тоже мне, защитница сирых и убогих… Закрывает глаза; уверен, сейчас она считает про себя до десяти. Этому приёму её научила Минерва. Кстати, работает. — Как прошла тренировка? Слышала, что Хаффлпафф, наконец, выиграл? — Кстати, ты знаешь, один второкурсник… Надо же, как мастерски ей удалось сменить тему. Или это я повёлся на банальную уловку? Какой-то ужин сегодня подаётся пресный. Не люблю я запеканку — еда для девчонок. Поппи о чем-то шепчется с мадам Хуч — старые сплетницы, не выношу их расспросы: «Рон, а когда вы третьего сделаете?», «Мы соскучились по рыжим студентам»… Тьфу на них. Гермиона грустная. Зря я сегодня устроил скандал. Понимаю, ничего не изменить, да и не люблю я её, но почему-то больно от того, что она предпочитает прогулке со мной проводить эксперименты с престарелым гадом. Не спорю, я не умен, но прекрасно вижу, как она смотрит на треклятого Снейпа. Гермиона никогда так на меня не смотрела. Замечаю, только он протягивает руку, а она уже подносит к ней стакан с соком. Они понимают друг друга без слов. Меня осеняет: наверное, это и есть любовь? Но если это так, то наш брак полетел к чёртовой матери, а Гермиона попросту пустила всё на самотёк?.. А может, ждёт, что я сделаю первый шаг к расставанию? Перевожу взгляд на стол Райвенкло. Моя Рози серьёзная, сосредоточенная; красивая, только тощая. Самое страшное — мне кажется, она в курсе наших с Гермионой проблем. Не могу объяснить это, просто чувствую. Надо выследить жену и положить неопределённости конец… *** — Гарри, слушай. Тут такое дело… — появляюсь я в камине старого друга. — Тебе срочно? У меня куча работы… Ещё один занятой… Конечно, он же Министр. — Ну, мне как бы нужна твоя мантия-невидимка. — Бери, что за вопросы! Попроси Джинни, она знает, где искать. — Спасибо! А это… — Ещё что-то? — Гарри отрывается от бумаг и, сняв очки, трёт переносицу. — Ну, ты случайно не знаешь пароли от классов Хогвартса? — Рон, что с тобой? Они постоянно меняются, Министерство не располагает такой информацией. Зачем тебе? — Короче, мне нужно попасть в лабораторию Снейпа. — Если тебе нужно какое-нибудь зелье, то... — Ладно, не надо! Ты всё равно не поймёшь… — Куда уж мне… Попробуй «Лили», а лучше спроси своего сына. Однажды Хью хвастался, что знает пароли от всех кабинетов. — Откуда ты знаешь? — В плане болтливости он копия тебя… Не проходит и часа, как редкий артефакт у меня в руках. Знаю, что торопиться нельзя, но сегодня я не облажаюсь! Продумываю план и за ужином ссылаюсь на боль в спине. Сделав вид, будто иду в больничное крыло, сворачиваю в другую сторону и по другой лестнице спускаюсь вниз. Я подожду голубков, затаившись у двери. Вот и они: идут быстро, молчат; Гермиона как всегда семенит сзади. Снейп отпирает дверь — кто бы мог предположить, что она запечатана простой Алахоморой? — Северус, может, стоит пойти проверить, как там Рон? Пользуюсь заминкой и прошмыгиваю в открытую дверь. Снейп как заправская ищейка принюхивается, словно почуял чужого. Хмырь болотный. В дальнем углу лаборатории у книжного стеллажа стоит маленькая табуретка — отлично, на неё и сяду. Как здесь воняет, аж в носу чешется… — Миссис Уизли, делайте, что хотите и когда хотите. Можете вообще убираться отсюда ко всем чертям! — огрызается профессор. — Зачем ты так? — а голос такой ласковый… Может же, когда хочет. — Так и будешь стоять в дверях, как третьекурсница, или всё-таки зайдешь, и мы наконец приступим к эксперименту? Тяжело вздыхает и направляется к рабочему столу. Быстро раскладывает ингредиенты, ставит котёл на огонь. А Снейп в это время скидывает мантию, снимает сюртук и закатывает рукава кипенно-белой рубашки. Ещё со школы мне казалось, что нетопырь врос в свои одежды и не расстаётся с сюртуком даже ночью. В кабинете раздаётся одинокий всхлип. — Я не могу так больше, Северус! Прекрати меня мучить! — Не понимаю, о чём вы… — Хватит издеваться! Ненавижу тебя таким. — Это у вас семейное… Ещё всхлип, такой жалобный… — Какой я должен быть, Гермиона? Сколько это тянется: шесть, семь, восемь лет? Если ты заметила, я уже не мальчик, чтобы меня кормили завтраками. Я обещал не вмешиваться и дать тебе время — его у тебя было предостаточно. Мне надоело ждать. Если ты не можешь найти в себе силы и распрощаться с недоумком Уизли, отпусти меня. Я устал зависеть сначала от Лорда, потом от Дамблдора, теперь от твоих способностей принимать решения. — Всё сложно, Северус. Что я скажу детям? О чём они? Что за муть? — Гермиона, мы миллион раз обсуждали эту тему. Ты знаешь, Роза не раз говорила, что я ей как отец, а Хьюго… Он простит, поймёт и рано или поздно примет меня. — А Рон? Северус, я не знаю, с чего начать. Он такой хороший, такой родной… Он любит меня! Не могу поступить с ним так… В лаборатории повисает угнетающая тишина. Мне кажется, что я слышу, как дышу. Сердце бешено колотится. Херня какая… Что имел в виду Снейп, говоря о Роуз? — Убирайся вон! — гремучей змеёй шипит профессор и одним движением палочки распахивает дверь. Гермиона направляется к выходу, но, поравнявшись с Мастером зелий, неожиданно припадает к его губам и начинает исступленно целовать. Вот блядство! Она держит его лицо ладонями и, привстав на цыпочки, целует глаза, брови, спускается к шее. Снейп надменно взирает, молча принимая ласки… Ненавижу Снейпа! Как же я его ненавижу! Не могу на них смотреть… «Ты сам себе устроил этот геморрой», — противненько блеет внутренний голос. Раздается шуршание одежды и лязг пряжки ремня, от скрежета молнии кожа покрывается мурашками. На мгновенье зажмуриваюсь, затаив дыхание. Собираю всё мужество, чтобы, не дай Мерлин, не выдать себя. Твою мать! Я вижу, как Гермиона опускается перед профессором на колени и достает из ширинки член. Она медленно ласкает его, посасывая яички. До боли закусываю щеку изнутри. Меня сейчас вырвет. Она с наслаждением скользит языком по блестящей плоти, а потом с вожделением облизывает влажные губы, при этом глядя зельевару в глаза. Он притягивает её к себе и, не церемонясь, властно задаёт темп. Так и мне надо было поступать. «Не готова она», сучка. Её следовало прихватить за волосы и вытрахать, как дешевую шлюху, а не вестись на нелепые отговорки. Горькая досада поднимается откуда-то снизу, бритвой полосуя внутренности, и подкрадывается к шее. Ладони потеют и становятся склизкими, уши горят и хочется чихнуть… Свалю-ка я отсюда, пока не запалился. Благо, дверь открыта… Даже злейшему врагу не пожелаю видеть, как твоя жена отсасывает у другого мужика. Не знаю, что скажу ей, когда она, как целка-невредимка, вернётся уставшая «с работы». Не ожидал я такого, сюрприз так сюрприз… Конечно, Гарри намекал, что Гермиона не очень счастлива рядом со мной, но я бездействовал. И правильно! Пусть её Снейп утешает… Не успел попросить у домовиков доставить еду, как Гермиона уже явилась. — Что пришла? Уёбывай отсюда! Смотрит на меня, не моргая. У хахаля, видать, научилась. — Я рада, что нам не придется выяснять отношения, Рональд. Давно пора прекратить этот садомазохизм. Я пыталась, честно... ради детей... — Заткнись и проваливай! Руки чешутся всыпать ей хорошенечко. Я не знал, как заговорить о разводе, мучился, а она... со Снейпом... Спокойно подходит к шкафу, достаёт чемодан. В дверях появляется заспанная Роза: — Что стряслось? Мама, ты куда? — Туда, где мне давным-давно пора быть… — Могла бы это сделать завтра. У меня первой парой контрольная по арифмантике, а теперь я не высплюсь… — разворачивается и, недовольно хмыкнув, уходит. Дракл! Моя дочь даже не сожалеет… Она волнуется из-за какой-то вшивой контрольной! Злость и ревность бурлят в душе, как зелья в котле. Мне так хреново... — И тебе дороже эта подземельная мразь, чем я? — Не называй его так! — с остервенением кидает блузку в чемодан. — Давно? Я спрашиваю, давно ты ебёшься с этим ублюдком? — Прекрати материться и орать! Дети в соседней комнате! — Срать я хотел на детей. Отвечай! — Я люблю его, Рон. Давно. — Даже так?.. — Прости, если сможешь… Свечи разукрашивают языками пламени полумрак спальни. Помещение заволакивается тягучим молчанием. Всё шло к этому разговору. На самом деле я всегда понимал, что нам с Гермионой не суждено рука об руку встретить старость. У нас не было взаимопонимания, я не мог поддержать её интеллектуальные беседы, было утомительно слушать её занудные рассказы. Мне нужна абсолютно другая женщина: лёгкая на подъём, сопливо-ласковая, откровенно глупая, чуть полноватая на фигуру. Такая, как Лаванда. И ещё… я хочу, наконец, нормального регулярного секса, а не монотонного выполнения супружеских обязанностей по субботам на скрипучем матрасе. Пусть идёт, мне же лучше… — Кто был у тебя первым? Она помолчала немного, покусывая нижнюю губу, и с облегчением прошептала: — Северус…