Голос крови

Кензи, как обычно, к мнимому недовольству Патрика, сидит на барной стойке. Стройные ножки в очередных ботфортах, а-ля "что бы захотелось взять на руки и понести", скрещены по-турецки; небольшая грудь поднята корсетом и приподнимается соблазнительными полушариями при вдохе, тот же корсет подчеркивает тонкость талии, изящество фигуры; полоска обнаженной кожи сверкает алебастром между поясом черных брюк и краем темно-синего корсета. Голубые глаза блестят озорными искорками, хотя после смерти Хейла в их глубине затаилась печаль. Дайсон поглядывает на нее украдкой, ну или пытается и, кажется, получается это у него из рук вон плохо, потому что Бо замечает... Волк думает, что получит взбучку, что ему погрозят пальцем, или просто взглядом покажут: "Ты не имеешь права! Не смей! Она и так много пережила! Она всего лишь человек!" Но нет, в глазах суккуба только усталость и... облегчение? Дайсон изгибает бровь в немом вопросе: "Ты серьезно, не против?" Она чуть улыбается, усталость покидает голубой-и-карий взгляд, лицо немного разглаживается, уходят синяки из-под глаз... Дайсон удивляется еще больше. Кензи замечает, что ее никто не слушает. - Эй, народ, я тут, вроде как, душу изливаю... - Скорее уж заливаешь и заедаешь! - бурчит Трик, но видно, что Король рад тому факту, что с маленькой человечкой все хорошо, что с нее как с гуся вода. Везучая малышка, боевая. Но удача может и отвернутся, если ею злоупотреблять. Нет! Не думать! Волк встряхивает волосами, помотав головой. Он так долго прожил теряя друзей, заводя врагов и даже обретя ту единственную, как он тогда думал, любовь... Бо не была той единственной. Он ее, конечно, любил. Как можно не любить такую невероятную женщину, суккуба к тому же?! Но ее врожденная полигамность претила волку-собственнику. Суккуб теперь вполне счастлива со своими близнецами, а он... а он продолжает наблюдать за Кензи, за тем как она запихивается фастфудом, запивая элем из кружки, которая, кажется, должна была бы сломать тонкие пальчики... Накатывают воспоминания о кицуне, в ее облике и его рубашке: тонкая ткань закрывала больше, чем хотелось бы взрослому мужчине (все-таки несколько размеров разницы это много), край рубашки доходит почти до колен, зато расстегнуто больше пуговиц, чем стоило бы, для сохранения его самообладания. Если бы не волчья интуиция, нашептывающая, что что-то не так, и примесь чужого запаха (хоть доверия к себе из-за Темзин почти не было), он бы сорвался. Да и непонятки в ее отношениях с Хейлом тоже заставляли держать дистанцию. А сейчас, не то что бы тормозов нет, просто держатся все сложнее. Волк требует заявления прав на своё, волк требует защитить ее, что бы она больше никогда не выглядела, так как сейчас - поцарапанной, несчастной, измотанной... хотя, на счет измотанной, волк готов подумать, ведь измотанной можно быть по разным причинам… Кензи продолжает бурчать о злобных фейрах, а в Далл тем временем врываются два молодчика, от которых просто-таки воняет тревогой. Они бросаются к засиявшей новым самоваром Бо. Кензи прозвала их "Двое-из-Ларца". Близнецы-светлые, глупые и влюбленные, невероятно молодые по меркам фейров и лично Дайсона, в частности, что с них взять… Эрик и Дерек, с двух сторон обвивают Бо руками, прислоняются лбами к ее вискам, что-то в унисон шепчут ей в уши, запах тревоги сменяется вожделением. Глаза суккуба все чаще меняют цвет на голубой – ей пришлось не сладко; она конечно подпиталась от того темного, за которым они гонялись и, естественно, догнали, но там была только подпитка чи. А от своих близнецов она получает еще и заряд положительных эмоций. Кензи сначала, на показ, кривится, а потом, когда думает, что никто не видит, улыбается с гордостью и непонятной материнской нежностью - она рада за подругу, но роль взбалмошного подростка требует соответствующего поведения. Дайсон фыркает смехом и голубые глаза, из-за крашеных в черный цвет волос кажущиеся еще ярче, обжигают его почти ненавидящим взглядом. Вот это «почти» сбивает с толку... Старый злой большой серый волк не знает и не понимает, что творится в этой миленькой головке. Женщин вообще сложно понять, но с фейрами всё же проще: они связаны особенностями вида. Человечки же непредсказуемы, некоторые из них суккубы, некоторые – гарпии, а некоторые, непостижимым образом, и те и другие. Кензи же – муза, его личная муза. Глаза сверкают в полутьме И я сгораю в жертвенном огне. Себя кладу на твой алтарь, Как говорит мне кровь и старь*. Твой запах в ноздри мне вошел – Я потерял покой и сон. Я взор пытаюсь оторвать, Но проще сердце из груди достать! Только когда повисает тишина, волк понимает, что строки, внезапно родившиеся в сознании, он произносит вслух, смотря ей в глаза. Произносит, слава всем богам, на родном языке, который, в силу возраста и звания, и то слегка, понимает только Трик. Понимает и смотрит на Дайсона словно узнал о нем какую-то забавную и немного странную тайну. В его взгляде нет упрека, пренебрежения. Кровавый Король, как и Бо, смотрит одобрительно и благословляя. Бо не понимает, но чувствует своим сккубским нутром глубокий смысл произнесенных слов. Кензи как всегда высказывается в своей невообразимой манере: - И что это только что было? Опять ругаешься? Или тот, здоровый, таки сильно приложил тебя о стену, и ты говорить по-английски разучился? Убежище сотрясается от громового хохота. «Ну, ничего, маленькая (уже) не-человечка» - думает Дайсон, хохоча: «У меня есть еще много времени, объяснить тебе значение этих строк…» *ну, извините у меня беда с рифмой, но хотелось именно рифму, а не, как обычно, только ритм. Подразумевается, как возраст Дайсона, так и «первобытные» инстинкты с «голосами предков». К тому же это, как бы перевод.