Ирония

— И в этой лачуге нам предстоит провести ближайшие дни? Вопрос зелёной ведьмы прозвучал как раз в тот момент, когда Ортега закрыл дверь. Он уже успел пожалеть, что дал волю своему благородству. А ведь мог бы остаться в Тайном Городе! Вероятность боевого столкновения с участием гарок во время текущего кризиса была ничтожна, иначе первый помощник остался бы в Цитадели, но… Нав снова посмотрел на спутницу и в который раз мысленно обозвал себя идиотом. Какое ему дело до безопасности чужих любовниц? Для своей фаты Сантьяга нанял бы лучших наёмников. Но именно это Ортегу и смущало. Он знал многих, кто за деньги рискнул бы совершить невозможное, знал отличных бойцов, знал искусных обманщиков, но ни одному из них не доверил бы жизнь любимой женщины, будь у него таковая. Тем более, после двух неудачных покушений только за последний месяц. Во время военных действий в Тайном Городе комиссар не мог отвлекаться на личные дела, и вероятность того, что этим воспользуются недоброжелатели, оставалась высокой. — Это не риторический вопрос. В голосе фаты не слышалось даже раздражения, что было удивительно для женщины, разбуженной в третьем часу ночи ласковым рыком из телефонной трубки про пятиминутную готовность. Ей понадобилось всего девять. — Столкновение серьёзное, но не настолько, — ответил Ортега. — Вероятно, к вечеру мы сможем вернуться в город. — Если так, — Сусанна ещё раз осмотрелась в темноте, — то почему нельзя было выбрать менее… жуткое место? Ортега, наконец, позволил себе усмешку: — Это морок. — Вы шутите? — фата изумлённо подняла брови. — Я уже смотрела в различитель, пока вы возились с дверью. — Обычным различителем тут не обойтись. Аркан, действующий здесь, в своём роде уникален. Нав вышел на середину комнаты, прислушался, сделал ещё полшага и выдал замысловатую фразу на родном языке, сопровождая слова магическими пассами. Лачуга преобразилась: исчезли запустение, гниль и паутина, сырость сменилась свежестью, и стало даже как-то светлее, — теперь это был вполне уютный дачный домик. — Впечатляет, — Сусанна, наконец, поставила свой саквояж на ближайший табурет и прислонила рядом чехол с жакузлом. Ортега ещё в Москве заинтересовался, для чего ей этот музыкальный инструмент. Времена, когда зелёные колдуньи использовали его для развлечения и творения арканов, давно прошли. Разве что королева Зелёного Дома или какая-нибудь из жриц изредка являла своё мастерство на людских праздниках, демонстрируя тем самым верность традициям. Сусанна опустилась в кресло, прикрыла глаза и с минуту сидела не двигаясь. — Зажечь для вас лампу? — Нет, не нужно. Нав сел во второе кресло и откинулся на спинку, тоже позволяя себе расслабиться. Поэтому слова Сусанны застали его врасплох. — Это не мог быть приказ. — Вы правы, — подумав, Ортега добавил: — Я вызвался сам. Она метнула всего один взгляд, но какой! Интерес, мелькнувший в её глазах, задел и взволновал одновременно. Это был точный удар. Помощник Сантьяги понял, что последний раз оставался наедине с женщиной слишком давно. И совершенно зря не пытался это исправить. — Комиссар не… — Знаю, — Сусанна отвернулась, потом негромко добавила: — Из нас двоих от своей Семьи могла отказаться только я. За несколько сотен лет Ортега успел повидать достаточно любовниц Сантьяги, и думал, что хорошо изучил его вкусы, но не припоминал хоть одной, похожей на Сусанну. Обычно комиссар отдавал предпочтение легкомысленным красавицам (ненадолго, но регулярно) или скромницам (в основном, с печальным исходом), изредка его тянуло на стерв (публика замирала в ожидании пикантных подробностей и жестокой развязки). Текущий роман интриговал как необычным выбором, так и продолжительностью — целых восемь лет. Теперь Ортега начал понимать причины этого постоянства. После долгого молчания они заговорили: сначала о погоде и общей нервозной атмосфере в Тайном Городе, которая держалась уже несколько месяцев и время от времени выливалась в нелепые столкновения, потом перешли на человские новости. Постепенно беседа становилась всё более непринуждённой, и, когда дошло до обсуждения последних кинофильмов, Сусанна в первый раз искренне улыбнулась и заметила: — Не думала, что вы настолько приятный собеседник. — Не люблю разговоров без дела. Фата удивлённо подняла брови. — Разве что иногда, — Ортега тут же исправился. Отвечал он искренне, ему нравилось происходящее, но было невероятно тяжело сидеть рядом с Сусанной, чувствовать тонкий аромат её кожи, оттенённый запахом розового мыла, и держать себя в руках. Расслабленная поза ведьмы распаляла его ещё сильнее. Ортега смотрел и в который раз удивлялся, какими беспечными становятся представители некоторых семей в темноте, когда по привычке полагают, что скрыты от собеседника. Чтобы хоть как-то отвлечься, он спросил: — Вы взяли с собой жакузл, я не ошибся? — Всё верно. — Знаю, что в школах вас учат не только магии, но, признаться, давно не видел этого инструмента в руках простой колдуньи. — Во время обучения, — заметила Сусанна, доставая жакузл из чехла, — я терпеть не могла музицировать, но потом пришлось наверстать. Санте… Сантьяге нравится его звучание. — Я ещё застал времена, когда это было популярно. — Никогда бы не подумала, — фата хитро улыбнулась. — Для нава это много или мало? — Достаточно, — ответил он вежливо, но давая понять, что развивать тему не следует. Сусанна не стала настаивать. Она провела по струнам, прислушалась, кивнула сама себе и начала играть. Аккомпанемент древнего инструмента и чарующий голос женщины, поющей о борьбе сердца и разума, являли собой образ, близкий к идеалу. Ортега признал, что недооценил противника, понял, как сильно влюблён Сантьяга и что сделает с любым, кто попытается как-то помешать этому чувству. Но тяготился помощник не страхом и даже не завистью — просто ни на секунду не мог позволить себе забыть, как быстротечны жизни других созданий Спящего. И всё-таки, глядя на поющую колдунью, хотелось забыться. Ортега отвернулся. Звучала песня за песней, но слова и музыка словно ускользали. Всё было тщетно, и даже красота происходящего не могла примирить помощника комиссара с невозможностью обладать этим вечно. Он очнулся лишь, когда Сусанна закончила петь и, поглаживая пузатый бок инструмента, задумчиво произнесла: — Ученицей я думала, что после выпуска никогда больше не возьму жакузл в руки. Какая ирония… Она тихо, мелодично рассмеялась и склонила голову к плечу, подарив Ортеге ещё один незабываемый взгляд. Время остановилось. Это был один из тех редких моментов, когда женщина имела абсолютную власть. Могла пожелать чего угодно и что угодно получить. Но не пожелала. Очнувшись от сладостного оцепенения, Ортега долго молчал, закрыв глаза и проклиная тот момент, когда Спящему впервые привиделись сложные романтические комбинации. И не сомневался, что Сусанна думает о том же. — Уже светает? — Давно. — Только заметила. — В соседней комнате можно прилечь, — заметил Ортега. — Боюсь, я не смогу уснуть, — фата покачала головой и вдруг рассмеялась. — Что же в этом смешного? — Вспомнила один хороший способ. «Я тоже», — подумал Ортега. Их усталые взгляды встретились, и в них было уже совсем другое чувство. Помощник комиссара не мог сказать, что оно ему нравится, но… — Могу я кое о чём вас попросить? — Едва ли у меня получится молчать на допросе, — она засмеялась снова. Ортега нахмурился — на его взгляд, это было совсем не смешно, — но потом всё-таки сказал: — Хочу, чтобы мы переходили на «ты», когда позволяют обстоятельства. Сусанна согласно кивнула. *** Это утро в Тайном Городе ничем не отличалось от предыдущего: всё шло своим чередом, и не верилось, что ещё пару часов назад люды вновь пытались уязвить Орден. Столкновение не привнесло каких-либо ощутимых изменений в текущую расстановку сил и ландшафт Москвы, разве что в ходе предпоследнего боя случайно пострадал один из жилых домов на границе тёмного сектора, но шасы уже подсчитали убытки и выставили счёт семье-агрессору. — Третье покушение за месяц, — пробормотал Сантьяга, окинув взглядом развалины. — Лисёнок, я начинаю завидовать. — Чем оправдались на этот раз? — Дружинницы подстрелили дракона. Разумеется, случайно. — По крайней мере, жакузл уцелел, — заметила Сусанна. Ей совершенно не хотелось ни искать новый инструмент, достаточно редкий и дорогой, ни тем более привыкать к нему. Кроме того, это был подарок Сантьяги. — Играла для Ортеги, — уши комиссара заострились, но он быстро вернул себе самообладание и заметил: — Что ж, меня утешает, что в дни, когда на нём музицировали исключительно в неглиже, мой помощник ещё не родился. «Возможно, только это его и спасло». Разумеется, Сантьяга заранее с высокой долей вероятности знал, чем закончится их невольное свидание, иначе бы никогда его не допустил, но всё-таки ему было приятно, что он не ошибся. Ни в помощнике, ни в любимой женщине.