Перекройщик мира

Задумка праотцов была потрясающей, но мы, люди, как всегда все испортили.

Мы все не были рождены для сражений, но судьба решила иначе: она с какой-то язвительной благодарностью вложила нам в руки оружие и разорвала то, что прародители оставили нам для лучшего понимания друг друга. Чакра невероятно мощным потоком цикл за циклом поднимает бурю внутри нас, чтобы мы были в состоянии защитить себя от своих братьев и сестер. Чакра была создана для того, чтобы люди понимали друг друга без слов, но теперь она нужна только затем, чтобы молча убивать. Без тени сомнений, без дрожи в пальцах и теле, без сожаления, без подготовки. Мы — поколение детей, которые с самого рождения оказались на тропе войны, у которых даже не было выбора, которые не могли что-то изменить, но которые по мановению той же невидимой руки продолжали делать то, что завещало нам время и отцы. Когда мне было пять, я понимал уже достаточно многое, выглядывая из лагерной палатки, но не знал, почему же люди сражаются. За что они сражаются, почему сражаются и, главное, зачем сражаются? Ответа на этот вопрос я так и не нашел. Когда мне исполнилось семь, я ощутил тяжесть своего первого куная в руках: негласно подписанный договор с судьбой, благодаря которому теперь ты — один из тех, кто будет делать то, что будет делать, и это уже вне зависимости от своих собственных желаний. Кстати, о них: они угасали так же быстро, как и появлялись, потому что, видя, как твои братья погибают, светлый огонек в глазах затухал и оставалась только твердая решимость, что, раз уж мы все собрались это прекратить так или иначе, то делать это придется с помощью покорного металла в руках. С помощью бушующего потока энергии внутри нас. С помощью несокрушимой ненависти внутри нас. Когда мне исполнилось двенадцать, вопросами я уже не задавался и просто делал то, что нужно делать, потому что я знал — делаю я это для достижения мира и равенства. «Смерть», — говорит мне отец, — «это просто еще одно доказательство того, что наша ноша тяжела, но мы справляемся с ней раз за разом». Я любил и понимал своего отца, поэтому делал все, что он скажет, по ночам, тем не менее, грезя о мире, когда мальчики и девочки из разных кланов могли бы снять с себя тяжелое джинбаори и играть друг с другом на не выжженной битвами земле; солнце греет их светлые головы, а единственная пыль, поднимающаяся с земли, не вынуждает задыхаться — она от игр, от пышущей, на этот раз бессмертной юности и кипящей крови — наконец-то не от сражений. Я делился с братьями своими переживаниями, и они послушно кивали головами: я старший, а значит, мои рассуждения являлись их опорой. Возможно, я бы и мог насадить мысли о мире, но кому они нужны, когда Сенджу уже в шестой раз нападают первыми? Сомнений не осталось. Грез — тоже. Когда мне исполнилось семнадцать, отца не стало, братьев — тоже. Я остался один, но сила, данная мне этим одиночеством, превосходила целый полк безмозглых идиотов Сенджу. Я убивал их с упоением, с ненавистью и без всякого сомнения: этот мир больше не достоин внимания, поэтому боги нас оставили. Нас оставили покровители, которые могли бы что-то изменить, но теперь это попросту не нужно: запущенный однажды механизм исправно работал вот уже несколько столетий, и доказательством тому была кровь, ручьями разливающаяся по земле. Река становилась алой от наших трудов, и, наконец признаюсь я себе, цвета красивее я не видел никогда. Дружба оказалась предательством, клан — прямым подтверждением, что судьба уготовала нам то, что уготовала, и если мне повезло родиться под стягом клана Учиха, то это — ее знак, и я не имею право игнорировать его. Просыпаться под развевающимися флагами и хвалебными речами соклановцев — моя судьба, и теперь я уже не уверен, так ли плохо то, что в нас нет понимания. Понять тех, кто убил все, что ты любил, не то чтобы очень трудно, а просто не хочется. Не хочется до боли в костяшках от сжимающихся кулаков, не хочется до брызжущей крови из их грудных клеток и шей. Я стал лидером клана, и все, что я хочу, — это уничтожить этот мир, в котором нет места свету и пониманию, любви, прощению, сожалению и принятию. В этом мире нет места ничему, и только красная нить судьбы, ставшая бурным кровавым ручьем, соединяет меня с невероятной силой. Подарок жестокой судьбы? Возможно. Любовь зарождается, когда цветет ненависть, — это еще одна аксиома, которую я вывел за всю свою недолгую, но насыщенную жизнь. И то, насколько я ненавижу этот мир, станет отличным показательным примером всем моим последователям. Нет мира без ненависти — нет мира без любви. Этот мир нуждается в перекройке: тщательной, с какой работают женщины, до боли в подушечках пальцев расшивая оби, и я займусь этим. Займусь потому, что больше некому. Отец, братья, чертовы боги, смотрите на меня! Я тот, кто изменит этот мир и подарит ему любовь через собственные страдания. Я тот, кто перевернет этот мир с ног на голову, и имя мне — Учиха Мадара.