Ларец памяти

Прошлое       Наемник нашелся во дворе на лавке. Солнечные блики играли на начищенном доспехе и мече, острием воткнутом в разрыхленную землю меж ног. Рядом, свернувшись калачиком, застыла та самая: русая прядь, выбившаяся из косы, витиевато пересекала бледное лицо. Видневшийся среди русых волос краешек уха округлый с пятнышком грязи, несомненно, принадлежал человеческой женщине. Приблизившись, комендант увидел, что у девчонки на боку разорвана рубашка, и заметная в прорехе рана густо кровоточила. Не успевавшая впитываться кровь образовала небольшую лужицу в выемке грязи. Большего ему рассмотреть не удалось: пребывавший то ли в забытьи, то ли трансе наемник резко поднялся. Лоредо отшатнулся, едва не выронив пузатую бутыль, но быстро вернул себе первоначальное спокойствие. Показавшийся невероятным рассказ, будто бы один из его людей, попал под действие неведомых чар, подтвердился: наложившая чары истекала кровью у его ног.       - Помрет она, - обронил мрачно комендант, шагнул вперед, но, завидев, как зачарованный наемник поднял меч и направил в его сторону, отступил и сплюнул, - как пить дать помрет. Настоящее       Минул полдень, подошло время обеда. Окно комнатки, принадлежавшей чародейке, оставалось плотно занавешенным. Когда темы для обсуждения за столом иссякали, разговор зачастую сводился к этой самой чародейке. Одни говорили, что комендант с нее пылинки сдувал, другие, что драл что есть мочи, ибо нравилось ей грубое обращение, третьи в полголоса болтали, что сам комендант побаивался лишний раз касаться ее…       - С чародейками всегда так, - авторитетно подытожил Рябой. От стакана краснолюдского спирта, опрокинутого на пустой желудок, его щеки покраснели, и смелости прибавилось ровно настолько, чтобы он вновь пустился в рассуждения о гадюке, которую пригрел комендант.       Слушали Рябого с интересом, хоть и посмеивались. Все-таки он был одним из тех патрульных, которые при обходе фактории наткнулись на эту самую чародейку. Порой патрульные псы Лоредо притаскивали мертвого эльфа, реже – краснолюда, и комендант щедро платил за обоих; но чаще всего патрульные возвращались ни с чем, и еще ни разу не было, чтоб из леса они явились с полумертвой чародейкой.       - Случай исключительный, - с хрустом пережевывая огурец и морщась, продолжил Рябой, - горчит, падла, - тем не менее, остаток огурца он сжевал. Прокашлялся, настраиваясь на продолжение разговора, - так вот, стало быть, все шло как обычно, мы чуть углубились в лес, мелькало будто бы там что-то… И тут, а нас пятеро было, мы увидели, как из-за деревьев выскочила девка. Да так быстро, что и не разобрать: эльфка или какая еще пакость. Но ловкая, прямо как, - Рябой запнулся, попытавшись подобрать сравнение, подходящих слов не нашлось, - проскользнула она мимо меня, прям под мечом, и повисла на Михайле, крепенько прижалась!       - А ты б предпочел, чтобы она к тебе прижалась? – хохотнул голос.       - Да ни в жисть! Околдовала она Михайлу-то, да так что он на нас, своих боевых товарищей, руку поднял! А рука его, ох, и тяжелая была… Хотели мы оприходовать ее в общем, да только Михайла за нее горой встал.       - Знала, кого выбрать в защитники! – хохотнул тот же голос. Пара человек коротко засмеялись. Рябой ухмыльнулся.       - Да, силен был наш Михайла, да только вышла ему боком его силушка. По возвращении его наш комендант посадил в клеть ожидать, как чары выветрятся. Да только не случилось этого, и приказал наш комендант вздернуть Михайлу. А девку выхаживал, пока не пришла в себя, - Рябой сплюнул. – Надо было коменданту магичку на соседнем суку, что и Михайлу вздернуть, а теперь поздно: обжилась она тут, осмелела… тьфу, нечисть!       - Ты бы прикусил свой язык, а то не ровен час услышит твои речи чародейка, - ухмыльнулся один из сидевших за столом, указывая в сторону дома, - проснулась она, вот и в окошке посветлело.       И действительно тяжелая портьера была отдернута в сторону, и в комнату чародейки лился солнечный свет. Сама она сидела за столиком, заведя руки за голову, прищурившись отражению в зеркале, прибирала русые волосы. Шпильки во рту держала, и при необходимости брала по одной. Управившись с прической, она облачилась в темное бархатное платье и обязательный элемент ее туалета – перчатки. «Можешь хоть голой находиться целый день, но не смей забывать про перчатки», - Лоредо действительно не терпел ее прикосновений, и вопреки ходившим среди комендантской охраны слухам не прикасался к ней сам. Лоредо предпочитал смотреть.       Чародейка помнила первый раз, когда комендант пригласил ее присоединиться, как он выразился, к «приватной беседе» с пленным скоятаэлем. Это было началом их сотрудничества. Едва ли тот эльф являлся лесным разбойником в действительности, скорее он был оседлым и лишь для видимости одетым как скоятаэль. Он был запуган до бессознательного состояния и едва ли мог выговорить хоть слово, только поскуливать.       Ее вырвало почти сразу, едва начался допрос. Прижимаясь к стене, словно все силы разом оставили ее, она выбралась наружу, где ее вывернуло повторно горечью. Последующие пару дней еда не лезла в горло, на поддержание сил уходили лишь вода и фисштех. Вода притупляла голод, а с фисштехом пришло вдохновение. Зачем устраивать кровавые разборки, зачастую оканчивавшиеся бесполезной смертью, если она могла вытащить разрозненные частички информации, прикоснувшись?       У Лоредо ушло чуть более месяца, чтобы поймать настоящего скоятаэля, а не пустышку. Пойманный скоятаэль был мальчишкой по эльфским меркам, целиком и полностью утыканный принципами, сомнительной моралью, приказами точно еж - иглами. По этим причинам его удалось схватить чуть живым, и молодой эльф, сражавшийся до последнего, медленно угасал.       Обрывки информации, которые ей удалось выудить, под захлебывавшийся вопль скоятаэля, Лоредо тщательно нанес на карту. Если бы кто спросил, каково копаться в чужих воспоминаниях, чародейка бы ответила, что это сродни чаши полной конфет, она погружала туда руку и выискивала подходящие конфеты, сминая остальные за ненадобностью. Прошлое       Анешка помнила день, как на пороге ее скромной хижины появились люди Лоредо. Как провели ее через всю деревню, словно под конвоем под шепотки кметов. Наверняка их шествие было видно с дозорной башни. Должно быть занятное было зрелище: она впереди, для верности поддерживаемая под локоток, чтобы уж точно никуда не делась, и трое стражников, увешанные сумками с травами и прочими кульками, пузырьками…       «Неужто здоровье матушки пошатнулось», - мстительно думала травница. Но вопреки ее ожиданиям старуха хоть и была слаба умом, но вполне крепка телом, несмотря на ежедневное количество потребляемого фисштеха.       - Она должна выжить, - отрывисто скомандовал Лоредо, вталкивая Анешку в комнатку.       Незнакомая травнице девчонка едва сипела, вся в поту разметавшись по кровати. На боку глубокая рана, как след от древкового оружия, была небрежно перевязана. Ругаясь вполголоса, Аннешка принялась за работу. Помимо кровопотери, на правой ноге обнаружился след зубов, напоминавший по форме укус накера. Знатно потрепанная девица, поддерживаемая травами и наговорами, боролась за жизнь несколько дней. Все время травница провела возле постели больной, попеременно желая ей либо выздороветь, либо помереть поскорей. На третий день больная пошла на поправку.