when the sun rises

Ночью Сан-Франциско особенно загадочен. На дорогах почти нет машин, все люди разбегаются по домам, ложатся спать, чтобы завтра утром начать новый день. День, который будет таким же, который не будет отличаться ничем от любого другого дня. Обычные люди живут обычной жизнью. Встречаются, расстаются, общаются или ссорятся. И так у всех — всегда одинаково. И наверняка каждый говорил себе хотя бы раз о том, что его жизнь будет другой, она будет не похожей на всех, она будет опасной, насыщенной и интересной. Она не будет обычной. Потом эти люди вырастали и становились обычными. Становились как все. И каждый считал себя особенным. По набережной ехало такси. Сегодня в городе с вечера хлестал ливень, а час назад разразилась гроза. На часах было примерно полчетвертого утра. На заднем сидении сидела шатенка. Она была одета в платье с пышной, но недлинной юбкой, на ногах шпильки, а волосы простыми волнами спускались по плечам, на концах становясь немного светлее. Она держала в руках телефон, смотря в окно, на пустынные улицы родного города. Сколько горя и счастья она здесь испытала? Горя, конечно, больше. Сейчас в ее душе было будто пепелище, среди которого не осталось ничего от чувств, эмоций, воспоминаний. Ей уже не было больно, потому что ее сердце растоптали, даже не раз. Ей не было обидно, потому что больше это чувство не жило внутри нее. Она даже не плакала — слез просто не осталось. Она уже не могла выдавить и одной-единственной холодной слезинки, так же, как и перестала улыбаться. Он убил в ней все. Несколькими выстрелами в одно и тоже место, постепенно. Вначале стрельнул первый раз и дал ране немного зажить. И когда от нее остался только ноющий шрам — сделал выстрел еще раз. Какие же люди жестокие, и корыстные. Никто никогда не сделает ничего хорошего для тебя, если не извлечет какую-то выгоду для себя. И он не был исключением. Машина заехала на знаменитый мост Золотые Ворота. Он был просто гигантским, от осознания масштабов захватывало дух. Но ей было все равно и это. Когда-то это было их любимым местом. Как символично… — Мэм, мы уже приехали… я не знаю, где остановиться, — таксист замедлил скорость, а шатенка встрепенулась. — Да, давайте прямо тут… — ее голос был охрипшим от криков, истерик, слез и страданий. Она так больше не хотела. Машина свернула к обочине и остановилась. Дрожащими руками девушка достала деньги из маленькой сумочки и открыла дверь, — Спасибо, до свидания, — она вышла на тротуар, вздохнув. Дождь немного ослабел, а гроза грохотала где-то далеко. Шатенка поежилась от холода и перелезла через первое ограждение. Людей вокруг не было, да ей это и не было важно. Она шумно выдохнула, смотря вперед. Перед ней были только огромные красные балки, еще одно небольшое заграждение и вода. Много воды под мостом. Где-то далеко впереди, у самого горизонта, зарождался рассвет. Девушка сделала нерешительный шаг вперед. Он все испортил. Их жизнь была прекрасна, они любили, и ей даже казалось, что это именно тот принц на белом коне, о котором мечтает каждая девчушка. Но это было не так. Этот человек еще раз доказал, что оболочка может быть обманчивой, и даже за самым прекрасным лицом может быть отвратительная сущность. Она наклонилась, чтобы не удариться головой о балки, и прошла вперед. Самый край, там впереди только пять секунд падения и больше ничего. Ей же не будет больно? Ей уже никогда не будет так больно, как тогда. Он смог убить ее изнутри. Шатенка прислонилась к ограждению, затаив дыхание. Все тело будто онемело, и она не могла сделать больше и шага вперед. Живот скрутило от страха, она нервно сглотнула. Все небо стало персикового цвета. Этому буйству цвета не было видно конца — встало солнце. Оно начало еще один день для всех людей, еще один обычный день для обычных людей, которые, возможно, счастливы быть собой. За спиной была густая ночь, а впереди — яркий рассвет. Она оцепенела, не могла дышать, не могла двигаться. Тут был ужасный ветер, он трепал ее пшеничные волосы, завывая где-то наверху. А разве что-то стоит человеческой жизни? Он убил ее изнутри, но это не значит, что она больше не может жить. Еще пятнадцать минут назад в ее голове не было ничего, кроме кромешной тьмы. Она была как живой мертвец — только оболочка человека, а внутри уже ничего. Девушка попятилась назад, прислонившись к красной балке, и достала телефон. Ей плевать, что сейчас четыре утра, плевать, что он наорет на нее. Ей плевать на него. Шатенка набрала номер по памяти. Номер ее Убийцы. Долго слышались гудки, а она лишь смотрела на рассвет, сбивчиво дыша. Страх обуял ее, внутри бушевали разные чувства, впервые за столько времени. Она убрала волосы за ухо, но ветер снова выбил пряди, и они лезли ей в лицо. — Ты что, сдурела?! — в трубке послышался озлобленный голос ее бывшего парня. — До моего страха несколько шагов сейчас. Ты знаешь, где я? — она выдохнула, дрожа всем телом. — Мне насрать, — его голос был всегда злым теперь. Когда-то там было тепло и любовь, но сейчас осталось ничего. — Хорошо. Знаешь, мне тоже, Мэтт. Я на Золотых воротах. Я стою у самого края, и тут чертовски сильный ветер. До моего страха несколько шагов, а до моей смерти пять секунд. Но знаешь, что? Ты не стоишь жизни. Ты не стоишь того, чтобы потом меня из пролива вылавливали. Ты не стоишь ничего, ты не стоишь даже единой слезинки! Ты ничтожество, Мэтт, — она не могла больше говорить. В горле встал ком, а слезы лились по щекам ручьями. Шатенка закрыла глаза, вздыхая и собираясь с силами. Она не знала, зачем все это говорит ему. А в трубке было тихо. Он просто молчал, — Я буду жить, я буду жить без тебя, и знаешь, я буду счастлива. Удачи тебе, засранец, — она со всей дури бросила телефон на бетонный пол. Он вдребезги разлетелся и ударился о заграждение. Девушка закрыла лицо руками, дрожа всем телом и громко всхлипывая. Рассвет разгорался и становился все ярче. — Эй, мисс! — она резко обернулась, вытерев слезы и держась рукой за балку. На тротуаре стоял парень в спортивном костюме. Его глаза были ярко голубыми, а на лице читалась тревога, — Что вы делаете? — она улыбнулась, выдохнув. — Я смотрю на рассвет. Не хотите со мной? Он думал, она плакала. А она смеялась от долгожданной свободы.