Украденные у огня

Осколки разноцветного стекла резали кожу, битый бетон впивался в руки. Слёзы бесконечным потоком текли по грязному лицу. Солнце садилось, заливая мир кровавым светом. «И пусть садится! Пусть не возвращается!-кричало внутри Гермионы, - Кому оно, к чёрту, нужно?!» Её пальцы то и дело смыкались на левой стороне холодной груди Фреда . Её ногти впивались в его кожу. Она не могла и не хотела осознавать самое страшное – пульса не было… Фред Уизли лежал на холодном полу Хогвартса. Его остекленевшие глаза смотрели в потолок, а на губах – самое невероятное, что могло сейчас произойти с человеком – улыбка… Гермиона стояла на коленях возле его тела. Её руки ужасно болели и были в крови, изрезанные стеклом и бетонным полом Хогвартса. Но она не чувствовала этой боли. Ведь даже самая страшная физическая боль не могла отвлечь Гермиону от смерти Фреда Уизли. Девушка посмотрела на него сквозь слёзы. Она не хотела отпускать его просто так. Приподняла его с земли и стала целовать. В лоб, нос, щёки и губы. Гермиона хотела в последний раз ощутить вкус его губ. Это был тот самый неповторимый вкус. Но было что-то ещё... Что-то странное, незнакомое, холодное, страшное… Вкус смерти… Кто-то тронул её за плечо, но она отдёрнула руку. Её крик наполнял Большой, но совершенно пустой, зал. Она осталась одна. Гермиона и тело Фреда. Её как никогда хотелось умереть. Она легла на пол рядом с Фредом. Гермиона перестала кричать. Она просто тихо плакала, иногда судорожно глотая воздух. Девушка взяла холодную руку Фреда. Ей хотелось в последний раз ощутить на своей руке его мозоли от скрипки. Гермиона посмотрела на единственное уцелевшее место в Хогвартсе – потолок мутного неба. В Её ушах звучала теперь уже смертная музыка, и слова, когда-то сказанные Фредом: «Когда буду жениться я, я подобной дури не допущу. Все вы оденетесь так, как сочтёте нужным, а на маму я наложу Цепенящее заклятие, и пусть лежит себе спокойно, пока всё не закончится.» Она закрыла глаза… -Гермиона...Гермиона...-кто-то звал её по имени, -Гермиона, с днём рождения... Она открыла глаза. Её снова преследовал кошмар, не отпускавший её долгие годы. Почему она тогда, когда заснула на обездвиженной смертью груди Фреда Уизли, не умерла?... Гермиона посмотрела на разбудившего её человека…Не может быть… -Фред!-закричала она. Поднимаясь с постели. Девушка обняла его и почувствовала на своей спине тёплые мозолистые руки,-Фред…Сыграй мне, Фред…-эта единственная просьба сорвалась с её губ. Он подошёл к платяному шкафу и достал скрипку из чёрного футляра. Аккуратно тронул струны смычком. И стал играть… Гермиона закрывала рот рукой, заливаясь слезами и слушая восставшую из мёртвых музыку. Вот он- лучший подарок… Но что-то было не так. Почему столько лет перед её глазами вставали кошмары о смерти Фреда? Почему её мир казался чёрно-белым? Нет. Это был не Фред. -Джордж?-тихо позвала она, перестав плакать. Он прекратил играть. Эта музыка снова была мертва. Он опустил глаза. Это был Джордж. -Прости.. -Как ты научился играть? -Я учился играть все эти пять лет. Я хотел что бы ты лишь на мгновение увидела Фреда...Прости. Да, Гермиона и Джордж Уизли были женаты уже пять лет. Их связывало очень многое. Оба потеряли любимого человека – он любил его по-братски, а она – по-настоящему. Оба не могли больше вызывать Патронуса. Только они знали о скрипке Фреда. Им было тяжелее всех после его смерти. Гермиона и Джордж никогда, приходя с работы, не рассказывали друг другу новости. Они каждый день вечером приходили на могилу Фреда, садились рядом с холмиком земли на холодную землю и по очереди рассказывали новости за день. На холмике земли не росли холодные белые или голубые цветы, как у всех. Это были цветы, название которых никто не знал, даже Невилл Долгопупс, однажды пришедший на могилу Фреда. Это были бутоны огненно-рыжего цвета, точь-в-точь цвет волос Фреда. Гермиона звала из «Stolen fire», что с латыни переводилось как «Украденные у огня». Эти цветы и Джордж Уизли - единственное, что она могла украсть у огня. Взрыв и пламя забрали у неё Фреда... Каждый вечер Джордж и Гермиона приходили на его могилу и долго говорили, сидя на холодной земле и наблюдая за садящимся кровавым солнцем.