Кража века или история неудачницы.

Спустя месяц:

- Белла… - осторожно начал Эдвард, и я уже знала, о чем он захочет поговорить. Заранее вздохнув, я оторвалась от своей дорожной сумки и посмотрела на него, пытаясь запомнить знакомые черты лица и оставить в памяти на долгое время. - Мы ведь все обсудили, Эдвард, - тихо произнесла я и с шумом закрыла сумку на молнии. Теперь все сумки собраны, осталось лишь надеть толстовку и выйти наружу, впервые чувствуя себя при этом свободной. - Я не хотел, чтобы все вышло так, Беллз, - я скривилась от того, как он назвал меня. Что я могу поделать, если он исчерпал свое право называть меня ласково? - Мы все ничего не хотели. Так вышло, и бла-бла-бла. Я не хочу провести еще один час в поисках несуществующего выхода. Пойми, что свадьба у тебя через месяц, и не со мной, а с Денали. Нет выхода, еще не понял?       Я взвалила сумку на правое плечо, повесила толстовку на нее и направилась в сторону выхода. Вот теперь точно все. Оставив его стоять в комнате, которая когда-то была моим пристанищем, я вышла в холл и подавила соблазн крикнуть: «Лучше бы полиции сдал!». Наверное, во мне взыграла ненависть, и, как не прискорбно это признавать, ненависть к нему.       Рубцы уже зажили, и рука больше не болела, что меня не могло не радовать. А еще это вводило меня в состояние непонимания. Каким образом я могла порезать себе вены, валясь возле заброшенного здания? К счастью, мне нет необходимости выяснять это, потому что я забуду этот отрезок своей жизни, которая так и норовила стать короткой, благодаря мосту и отчаянию. - Я смогу тебе чем-нибудь помочь? – опомнился Эдвард, когда я нажала на ручку входной двери и приготовилась выйти. - Все, что ты мог, ты уже сделал.       Свадьба некой Тани Денали и Каллена, конечно, не радовала мой расстроенный мозг, да и разбитое сердце – тоже, но я всем своим видом желала показать лишь отвращение к нему, и это неплохо вышло, лишь потому, что так оно и было. Идя на поводу своего отца, он не соизволил рассказать обо мне ему. И я прекрасно понимала его, ведь нельзя показывать родителям девчонку с суицидальными наклонностями, вдруг она перережет всю семью.       Только вот со мной такие опасения были напрасны. Я не имела суицидальных наклонностей, а также наклонностей кого-либо убивать. Хотя, возможно, второе я бы использовала по полной программе.       Например, мое желание убить миссис Карол прямо на пороге ее собственного дома в данный момент. Старушка стояла и смотрела на меня надменным взглядом. - Я думала, что ты уже не вернешься, - нет, ты не думала, ты надеялась. - Так уж получилось. Я не смогла вернуться домой. Я заплачу даже за те дни, когда не жила здесь, - последняя фраза обрадовала миловидную, но такую стервозную старушку, и она так оттаяла, что даже улыбнулась мне и пожала руку. Я ведь буду кормить ее еще несколько месяцев.       В комнате все по-прежнему: стол, стул, небольшой комод и кровать у окна. Скромно, но со вкусом. Над столом висят прежние вырезки из газет о крупном крушении самолета, в котором были мои родители. Только сейчас я не чувствую ни жалости к самой себе, ни грусти, ни сожаления.       Без зазрения совести я подошла к столу и рывком сорвала со стены одну из самых крупных вырезок, занимающих почти весь разворот газеты. Именно на нем был список пострадавших и умерших. Вторая, третья вырезка. Все летит в урну, и я радуюсь, что смогла освободиться от оков смерти родителей, но никогда не скажу ему спасибо за то, что помог мне.       Этой ночью я так и не смогла уснуть. Лежала на кровати, укрывшись своим любимым пледом, и думала о вынужденных переменах в своей жизни. Например, работа. Именно. Только не та, на улице, после которой можно несколько недель провести взаперти, а другая.       А еще я хочу продать дом Чарли в Форксе. Хотя бы за маленькую цену, а потом поступить в университет. В конце концов, еще не поздно.